Я как раз раскладывала на диване лёгкие платья — выбирала, что взять в отпуск, когда раздался звонок с маминого домашнего. Мы с Сергеем ждали этого лета целый год: работали, копили, купили-таки путёвку на море. Я уже начала представлять, как буду дышать солёным морским воздухом. И вот телефон звонит: «Наверняка что-то по даче», — мелькнула мысль.
— Да, мам, привет, — я поднесла трубку к уху.
— Танюша, ты не сердись, что я отвлекаю. Но я уже совсем не могу справиться с огородом, — в её голосе звучала тревога, — спина у меня болит, врач сказал поменьше поднимать тяжести. Картошку надо окучить, малина заросла, а клубника сорняками сплошь покрылась… — Мама сделала паузу, видимо, понимая, что просит о помощи не в самое подходящее время. — Если бы ты приехала хоть на пару дней… Вдвоём, может, выбились бы…
Я поморщилась. Впервые за несколько лет мы с Сергеем позволяем себе полноценный отпуск, причём путёвки уже почти оплачены. Я скользнула взглядом по разложенным платьям и босоножкам: всё это, видимо, под вопросом.
— Мам, мы планировали через пару дней уезжать к морю, — осторожно ответила я. — Наконец-то вырвались.
— Ох, — мама горько вздохнула. — Я и сама рада, что вы сможете отдохнуть. Но я просто одна тут пропаду. Это не значит, что надо бросать поездку, нет! Если бы вы хотя бы на день заскочили, я тоже могу помочь… Но теперь сама видишь, что мне осталась только полёвка да сорняки полоть. Я без вас не дойду до конца грядки.
Я представила, как расскажу об этом Сергею. Мы столько сил потратили на сбор денег — оба трудились без отпусков целый год. Но и мама… она ведь в одиночестве после смерти отца, а ей уже шестьдесят семь. Да и младший брат мой, Вадим, никак с Севера не вернётся. Чувство долга билось во мне сильнее, чем желание махнуть к морю.
— Мам, давай так: я сегодня всё с Серёжей обсужу, а завтра тебе перезвоню, — я сказала это твёрже, чем чувствовала на самом деле.
— Спасибо, детка, — облегчённо ответила мама, — ну, смотри сама. Я не в обиде, если не сможете. Но буду очень ждать.
Когда я положила трубку, на глаза навернулись слёзы: впервые за полгода появилась возможность сбежать от рутины и отдохнуть. И тут огород. Но мама ведь не специально. Она никогда не просит, если может обойтись без помощи. Раз уже позвонила — значит, действительно тяжко.
Сергей заметил моё состояние, когда подошёл с пакетами из магазина.
— Тань, что случилось? — он поставил продукты на стол.
— Мама просит помочь на даче. Сама уже не тянет.
— В смысле… сейчас? — он нахмурил брови.
— Да. Вот прямо в ближайшие дни. Спина у неё отказывает, врачи запрещают нагибаться. — Я уронила руки. — Если мы не поедем к ней, она одна совсем измучится.
Сергей сжал губы. Был виден внутренний спор: ведь он тоже мечтал вырваться к морю. Если сорвёмся мы сейчас на дачу, есть риск застрять там на неделю вместо обещанных «пары дней».
— Ладно, — проговорил он после паузы. — Но мы хотели выехать уже послезавтра… Может, перенесём вылет на несколько дней и поможем твоей маме?
— Это означает, что по факту у нас отдых сократится или придётся доплатить за перенос брони. Ты готов?
— Таня… — он провёл ладонью по лбу. — Я бы мог упрямиться, но понимаю, что нельзя бросить твою маму одну. Хотя мне жалко наш отпуск, не буду врать.
— Мне тоже жалко, — призналась я. — Но я не могу в это время просто уехать загорать, когда она меня умоляет о помощи.
Мы с Сергеем сидели на диване рядом и молча смотрели на купленные чемоданы. Внутри меня поднималось раздражение: отчего брат не может взять отпуск и приехать помочь? Но ведь он давно живёт по контракту и не может вот так сорваться. А мама не виновата, что ей выпала такая старость — без отца, с больной спиной и огромным участком, который когда-то был в радость.
Сергей сдался первым:
— Звони маме, говори, что мы приедем дня на три. Потом вернёмся, соберёмся и рванём к морю. Придётся немного переплатить за путёвки.
— Прости, — я положила ему руку на плечо. — Я знаю, как тебе хотелось отдохнуть.
— Да ничего… Это ведь твоя мама. И моя тёща, в конце концов. Не может быть, чтобы мы её бросили.
Наутро я позвонила маме и порадовала её: «Мы заедем на несколько дней, поработаем и вернёмся домой». Она сразу предложила испечь пирог, наварить борща. В её голосе звучало такое облегчение, что у меня на душе стало немного проще.
В тот же день мы загрузили в багажник садовые перчатки, сапоги и инструменты и отправились на дачу. Дочь Аня, которой шестнадцать, крутила недовольно носом: она уже настроилась на вечеринки с подругами, а тут тачки, сорняки и «бабушкин садовый марафон».
— Мама, — Аня ворчала по пути, — у нас ведь отпуск. И так учебный год выдался тяжёлый, а теперь надо ехать в глухомань? Можно было нанять людей, пусть перекопают…
— Бабушка не захочет чужих. Да и платить лишний раз мы не можем, Ань, — отрезала я.
Мы подъехали к старому дачному домику — почти не изменившемуся с моего детства. У ворот нас встречала мама. Я заметила, как она держалась за поясницу, и сердце сжалось: явно и вправду ей уже тяжело.
— Ну, здравствуйте, родные, — мама выглядела счастливой и смущённой одновременно. — Проходите скорее, я тут вам перекус приготовила.
Мы обнялись, прошли в дом: запах свежего пирога и теплоты. Вроде бы всё по-старому, но отца нет, и в комнате вдруг стало пусто. За столом мама развернула свою тетрадку — классическую «садовую» с записями:
— Таня, вот смотри: картошку надо окучить, сорняк уже пошёл волнами. Клубника у меня… ну сама увидишь. Ещё я хочу грядку моркови довести до ума, а то всё заросло лебедой. Ну и малину нужно проредить. Сил у меня нет, дочка, да и врач говорит — поменьше наклоняться.
Сергей со вздохом оглядел список. Я заметила, что Аня уже достала телефон и отвлеклась на переписку. Мне стало не по себе: в квартире у Сергея родители рядом, и он может быстро им помогать, а моя мама всё время одна. Почему-то в этот момент я особенно остро почувствовала несправедливость жизни.
Мы переоделись в рабочую одежду и вышли на участок. Сорняков было море. Раньше, когда отец был здоров, они справлялись: он любил дачу, вставал в пять утра, копал, полол. Сейчас всё лежало на маминых плечах.
— Серёжа, давай я возьму клубнику, — предложила я. — А ты займись картошкой, потом малина. Ань, помогай мне: собирай сорняк в мешки и относите с бабушкой за сарай.
— Я?! — Аня скривилась. — Ну ладно…
Работа закипела. Я уперлась коленями в землю и принялась вырывать жёсткие сорняки. Аня носила за мной мешки, но её недовольство сквозило во всём: от её тяжёлых вздохов до периодических возгласов: «Нельзя всё это забросить и уже уехать?»
К обеду мы устали: на дворе июнь, солнце шпарит вовсю, и никакого ветра. Мама принесла воды, угощала нас пирогом. Сергей, мокрый от пота, сунулся в сарай искать что-то для культивирования, но тут вдруг выяснилось, что старый садовый инвентарь проржавел. Лопаты скрипели, а грабли почти без зубьев.
— Чёрт, — буркнул Сергей, отложив сломанные грабли. — Так мы возимся вдвое дольше.
— Придётся в город ехать, покупать новые? — спросила я.
— Да мне бы хотя бы эту лопату подварить, — Сергей огляделся. — Есть у соседей сварка?
— У соседа дядя Коля сваркой занимался, но сейчас он на пенсии и почти не выходит. Может, попросим? — предложила мама.
Пошли к забору, позвали соседа. Тот откликнулся, но оказался в плохом настроении: бурчал, что его выдернули, что мастерская у него вся завалена и что вообще это «не женское дело — дача, надо было в городе сидеть». Сергей кое-как с ним договорился, и минут через десять сосед начал неохотно колдовать над лопатой. Я тем временем решила поднять маме настроение:
— Мам, помнишь, как папа говорил: «Главное — вовремя прополоть, тогда и мороки меньше?»
— Помню, — она улыбнулась, но в глазах блеснули слёзы. — Он вечно вставал в пять утра и говорил: «Пока роса, трава мягче». Вот теперь я одна… — она тяжело вздохнула и отвернулась, чтобы я не видела её лица.
У меня сдавило сердце. Я положила руку ей на плечо. Вдалеке я слышала, как Аня что-то бурно обсуждает по телефону: наверное, очередную вечеринку пропускает. Мне хотелось сказать ей, что жизнь не всегда — сплошное веселье, но промолчала.
В итоге за день мы успели меньше, чем планировали. Сорняков оказалось целое море, а клубнику мы пропололи лишь наполовину. Самым тяжёлым сюрпризом была малина: её кусты разрослись, будто дикая чаща, и чтобы пройти сквозь них, приходилось буквально прорубаться. К вечеру все были как выжатые лимоны. Я заметила, что Сергей тёр ноющую поясницу, а Аня просто валялась на траве, заявляя, что «это рабский труд». Мама ходила вокруг нас с виноватым видом.
— Может, я помогу… — она потянулась к ведру.
— Не смей, — строго сказала я, — я вижу, как ты уже прихрамываешь. Будь добра, просто отдыхай.
За ужином, когда мы сидели за столом, Сергей первым сказал:
— Тань, мы, кажется, ни за два, ни за три дня не управимся. Здесь работы больше, чем ожидалось.
— Понимаю… — я вздохнула. — Может, мы и правда возьмём рабочих?
— Я не буду платить чужим! — неожиданно громко возразила мама. — Да я себя тогда последней дурой почувствую: всю жизнь сама копала, а тут в концу… Хоть и тяжело, но, может, вместе мы справимся.
— Да не сердитесь, Лидия Петровна, мы не про то, что вы не способны, — миролюбиво вмешался Сергей, — просто мы боялись, что сами надорвёмся.
— У меня и так чувство, что я навязываюсь, — мама отвела взгляд. — Знаю, что у вас отпуск, вы так ждали его…
Она умолкла, я видела, как её глаза стали влажными. Я встала и обняла её:
— Мам, не переживай. Мы сделаем всё возможное. Если надо — побудем тут подольше. Отпуск на несколько дней перенесём. Ничего страшного.
— Ладно… спасибо, Танюша, — мама улыбнулась, а слёзы она старалась скрыть, отвернувшись к окну.
Ночь прошла тревожно. Спали мы втроём в маленьком домике: мама в своей комнате, я и Сергей — в старой спальне отца, а Аня — в бывшей гостиной. Я долго лежала без сна, разглядывая поблекшие обои с цветами и вспоминая папину неспешную походку по даче. Иногда мне чудилось, что вот он войдёт и скажет: «Девчата, вот тут порыться надо». На глаза опять навернулись слёзы.
На второй день с утра зарядил дождь — мелкий, но противный. Сырость пропитала всю землю, и когда мы вышли на грядки, у нас сразу же увязли сапоги. Зато сорняки стали выдираться легче, и мы принялись работать ещё усерднее. Мама приносила горячий чай, стояла с зонтами, переживая, что мы все промокнем. Аня капризничала:
— Мама, ну почему вы не могли сделать всё раньше, пока у меня каникулы только начались?
— Аня, давай без упрёков, — тихо попросила я. — Мы делаем, что нужно. Выкопаем, прополем, и потом всё равно поедем к морю. Вечеринки твои никуда не денутся.
В обед удалось основательно заняться малиной: Сергей прорубал садовыми ножницами заросли, мы с Аней оттаскивали обрезанные ветки. И тут Аня вдруг поскользнулась, упала в грязь и как заорёт:
— Всё! Хватит! Я больше не хочу в этом участвовать! Я ненавижу этот огород!
Она вскочила, вся вымазанная, слёзы злости потекли по щекам. Я видела, как мама испуганно смотрит на нас. Сергей молча опустил ножницы, я сглотнула. Пришлось повысить голос:
— Аня, иди в дом, вымойся. А потом выйди и продолжи. Бабушка без нас не справится!
Дочь убежала, громко захлопнув дверь. Я почувствовала, как дрожат руки от нервов. Сергей подошёл, обнял меня за плечи:
— Полегче. Она подросток, не готова вот так трудиться.
— А мы? Мы не устали, что ли? — у меня ком в горле встал. — Сил уже нет у всех, но надо сделать!
Вечером второго дня многое продвинулось: клубника была прополота, часть картошки окучена, малину расчистили. Мама призналась, что такого порядка не было уже лет пять. Мы все вымотались до предела. Аня, остыв, вышла и помогла доложить остаток сорняков в кучу. Она попросила прощения у бабушки за крик, та отмахнулась: «Все мы устаём».
На третий день погода наладилась, дождь стих, и мы практически завершили картофельные работы, убрали грядку с морковью. Когда мама увидела, что кусты и грядки наконец выглядят опрятно, у неё засверкали глаза.
— Танечка, Серёженька, Анюта… да вы просто герои, — повторяла она каждый час. — Сколько бы я ни благодарила, всё равно мало. Я прекрасно понимаю, что у вас билеты, планы, а вы тут копаете.
Мы остались на даче ещё на одну ночь, хотя Сергей поначалу спорил, предлагая выехать вечером. Но я настаивала: все устали так, что ни рукой, ни ногой не пошевелить.
На утро четвёртого дня мы загрузили инструменты в машину, собрали вещи. Вышли с мамой к воротам. Я заметила, что она почти не хромает: кажется, от морального облегчения и радости, что огород в порядке. Но я понимала, что долгосрочно ей всё равно станет хуже работать одной. Подумала: «Что будет дальше? Ведь в следующем году силы у неё ещё меньше останутся. Придётся по-другому решать этот вопрос».
Мы попрощались, мама пыталась вручить нам кулёк с овощами и банкой варенья. Аня ворчала: «Зачем, бабуль?». Мама только улыбалась:
— Это же с грядки, всё своё. Полезное да вкусное. А мне будет приятно, если вспомните меня за городским столом.
Сергей сел за руль, и мы тронулись. Я смотрела в зеркало заднего вида: мама стояла у калитки, провожала нас взглядом. И я чувствовала смешанное чувство: с одной стороны, грустно, что она осталась там одна; с другой — радость, что мы успели ей помочь. И пусть отпуск сократился, пусть что-то придётся перенести, зато на душе спокойнее.
— Ну что, — сказал Сергей после долгой тишины, не отрывая взгляда от дороги. — Когда будем билеты перебивать?
— Завтра позвоню в турфирму. Может, ещё успеем на хороший отель.
— Надеюсь, — он улыбнулся в ответном зеркале. — Аня, как тебе идея?
— Наконец-то, — вздохнула дочка, откинувшись на сиденье. — Только, мам, в следующий раз я огород не то что ненавижу, а прямо боюсь его.
Я фыркнула, но решила с ней не спорить: пусть привыкает к мысли, что помощь родителям — это не прихоть, а часть взрослой жизни. А я думала о том, что всё-таки правильно мы поступили: пусть нам пришлось попотеть среди сорняков, зато мама не чувствует себя брошенной. А море… море подождёт.
НАШ ЮМОРИСТИЧЕСКИЙ - ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.