Володя был моим приятелем по училищу. Он занимался военным троеборьем – это такой военно-прикладной вид спорта под названием офицерское многоборье: стрельба из АКМ, кросс с преодолением полосы препятствий и метание гранаты Ф-1. В нашем училище это был один из немногих действительно культивируемых видов спорта, а Шпак (такую кличку он носил и, кстати, не без удовольствия на нее откликался) был одним из лидеров сборной училища.
Володя вообще был на редкость уравновешенным и безобидным товарищем, правда, его безобидность и уравновешенность иногда граничили с редким инфантилизмом и стоическим безразличием к своей собственной судьбе.
Складывалось такое ощущение, что для него существовали только сегодня и сейчас; о том, что будет через час – его уже заботило мало. А уж подумать о том, что будет завтра – ну это вообще за гранью представляемого им горизонта событий. Сгущаю краски – скажете вы мне, мои дорогие читатели? Ну как сказать. Вот прочтите историю про него – и решайте сами.
Надо заметить, Володя ввиду своего исключительно покладистого характера и абсолютного нежелания предугадывать ход событий представлял собой любимый объект для шуток и розыгрышей. Впрочем, шутки эти носили несколько однообразный характер и почти всегда при этом достигали своих целей.
Вот, к примеру, он регулярно попадался на одну и ту же приманку. Как спортсмен, он имел право на индивидуальную программу по физической подготовке, включая утреннюю зарядку. Дневальный или дежурный по курсу должны были разбудить его за час до общего подъема. Вова, сонный, поднимался, с закрытыми глазами одевался и убегал на кросс в город. Так вот несколько раз его поднимали часа в три ночи (зимой, когда темно и на глаз время суток не определить), он убегал, носился полтора часа по Старому Петергофу, и, прибегая, задавал один и тот же вопрос: «А где все люди, почему никого на улице нет?». Потом видел мирно спящий курс, и ему доходило, что его в очередной раз разыграли. Правда, часы перед дневальным приходилось крутить туда-сюда.
Однажды он, едучи в Лугу на сборы, забыл в электричке порученный ему ящик с учебными гранатами. А еще раз он попросил у товарища эластиковый финский спортивный костюм (редчайшая и ценнейшая в те времена статусная вещь) – в Ленинграде весной 1985 года (мы как раз выпускались) проводилась эстафета, посвященная 40-летию Победы в Великой отечественной войне. Вова в ожидании своего забега снял и аккуратно сложил на тротуар костюм, размялся, дождался своего товарища, принял эстафетную палочку и умчался на полкилометра (из таких дистанций состояла эстафета) по питерской улице. Вернувшись, почему-то очень сильно удивился отсутствию костюма, оставленного им среди толпы зрителей.
Еще, помню, он с самым невозмутимым видом довел до форменной истерики секретаря парткома факультета подполковника Черкаса. Дело было так. Шпак был освобожден не только от зарядки. Как великий чемпион он был также освобожден и от несения нарядов и караулов. В результате получилось, что он, доучившись до окончания второго курса, не имел совершенно никакого представления о том, как устроено несение в них службы в принципе. Наступило лето 1983 года, наша группа проходила практику на заводе в Красных Зорях, мы остались одни на факультете – все разъехались, кто в отпуск, кто на практику в другие города страны. Соответственно многократно выросла нагрузка на всевозможные наряды – чуть ли не в день через день. Естественно, мы всем коллективом возмутились Шпаковым освобождением и общими усилиями затолкали его в простейший наряд по курсу – дневальным.
И вот стоит он, гордый оказанным ему высоким доверием, на тумбочке со штык-ножом, мечтательно обозревает окрестности. Все нормально, Общежитие пустое, последний этаж, отведенный под кабинеты командования факультета – тоже пуст, все в отпусках. Благодать.
И тут вдруг открывается дверь и с лестницы в помещение курса входит подполковник Черкас. Стоит, улыбаясь, довольный чистотой и порядком в помещении. Опять же дневальный на месте, что удивительно, учитывая всеобщую расслабленность. Улыбался Черкас секунд десять. Наш Шпак все это время улыбался ему в ответ, стоя в безмятежной позе, держа руки на штык-ноже.
Тут Черкасу начинает доходить, что что-то все-таки не так. Но он (политрук же, не строевик, тот бы уже давно разорвал бы Вову на части), решает дать Шпаку последний шанс привести ситуацию в какое-то нормальное армейское течение.
Он в четыре полустроевых шага подходит к дневальному, четко, щегольски, с щелчком каблуков, останавливается, делает пол оборота направо, прикладывает руку к головному убору и громко, на весь курс, представляется: «Секретарь парткома факультета подполковник Черкас, временно исполняющий обязанности начальника факультета и коменданта Петродворцового гарнизона училища!».
Тут Шпаку наконец дошло, что на этот крик души ему надо как-то реагировать. И он, до этого равнодушно взиравший на строевые эволюции Черкаса, оторвался от подпираемой им стенки и так же громко произнес: «Здравствуйте, курсант такой-то!» - и протянул снятую со штык-ножа правую руку для приветственного рукопожатия.
Гражданские люди меня, боюсь, не поймут. А военные безусловно оправдают совершенную истерику Черкаса, вылившуюся в минутный поток брани, оскорблений и конкретных идей по поводу методов и способов лишения Шпака всех видов довольствия и достоинства. Лейтмотивом этого потока сознания звучало: «Как можно прослужить два с лишним года и совершенно не иметь представления о таких простейших вещах, кому вызывать дежурного, а кому орать на весь этаж «Смирно!»». Больше мы практику водружения Володи в наряды не использовали, признав ее в корне порочной и для нас невыгодной.
Я думаю, рассказал достаточно для того, чтобы вы поняли, что это был за типаж. Уникальный человек. Лично для меня все это время загадкой оставалось имя того командира, который доверит Вове тридцать человек солдат. Неужели таковой найдется? Это шутка, естественно. У него было несомненное другое, главное качество будущего командира - он никогда не стал бы прятаться за чью-то спину, он точно пошел бы в бой первым.
При этом и товарищем Володя был великолепным – честным, открытым, компанейским, веселым. Мы все его любили. Ну были в нем такие искренность, простодушие, что ли…
И вот летом 1984 года Вова, еще пара человек - троеборцев во главе с преподавателем кафедры физической подготовки капитаном Моториным выдвигаются в славный город Киев на соревнования. Готовятся, собираются, берут с собой штук пять автоматов – пара из них запасные, тоже пристрелянные, на всякий случай. Возвращаются дней через восемь - десять. И тут мы замечаем у Вовы грандиозный бланш вокруг левого глаза. Фингал примерно суточный-двухдневный. И Вова какой-то странно задумчивый, что для него совершенно нехарактерно. Курсовой офицер, увидев синяк, подверг Вову и Моторина перекрестному допросу, но оба молчали как утопленники. Шел, мол, по вагону, качнуло, ушибся об угол полки. На том курсовой и угомонился.
Но мы-то видели, что здесь что-то не так, и вечером допросили Шпака по-настоящему, с пристрастием. И наш Берлага, естественно, раскололся.
Оказывается, фонарь ему поставил Моторин лично, а вот обстоятельства, при которых тот был вынужден это сделать, совершенно удивительны.
В-общем, когда соревнования закончились, у наших спортсменов образовалось несколько свободных дней. При этом все они, кроме Моторина, оказались с Украины (сам Шпак был, насколько я помню, из Черкасс). Договорились погулять дня три каждый у себя дома и встретиться в Киеве на вокзале. Моторин пошел на это, скорее всего, увидев, какие девчата гуляют по Хрещатику, других причин принять участие в этой идиотской авантюре лично я не вижу.
Но встал закономерный вопрос – куда девать на это время пять автоматов (слава Богу, хотя бы без патронов). И они его решили. Володя вспомнил, что на Дарнице у него живет тетка, у нее и решили оставить на время свой арсенал.
Правда, когда приехали и позвонили в квартиру, им никто не ответил. На шум вышла соседка, узнала нашего друга, сообщила, что тетка с семьей поехали на море и милостиво согласилась подержать оружие у себя. Помню, Шпак, рассказывая это, в своем непередаваемом стиле рассуждал: «Да все же нормально было, я даже предложил их на шифоньер положить, чтобы дети не достали». Решили они вопрос с оружием, разъехались. Все ровно. Моторин газует по Киеву, пацаны по домам разбежались, все в порядке. Но все они очень плохо знали нашего Володю.
В общем, когда наступило время встречи на вокзале, Вова… не приехал.
Как потом выяснилось, он просто перепутал дату и прибыл на рандеву ровно на сутки позже. Вы понимаете, сотовых тогда не существовало и справиться, что происходит, возможности не было.
Сначала они несколько часов ждали его на вокзале. Потом, оставив одного человека ждать Шпака, поехали на Дарницу за оружием. Это тоже было исходно глупым решением.
Тот, кто бывал на Дарнице, понимает, что найти дом без точного адреса там невозможно. Но половину дня до вечера они пробродили, выискивая похожие дома, и даже звонили в несколько квартир с вопросом: «Стесняемся спросить, а мы не у вас случайно пять автоматов оставляли?». Все без толку. Экспедицию пришлось свернуть, когда какой-то бдительный гражданин пригрозил вызвать участкового.
Вечером съехались, Шпака по-прежнему нет. Переночевали на вокзале, решив утром искать какие-то контакты и ехать в Черкассы на поиски.
А утром приехал довольный и как всегда безмятежный Вова. Что там было, он не рассказывал, сказал только, что Моторин его молча за руку завел за здание вокзала, а вышли они оттуда уже с фингалом.
Автоматы, к счастью, оказались на месте, хотя соседка уже начинала исходить на нервы – забрать-то обещали еще вчера…