Найти в Дзене
Записки артистки балета

М.Горшкова о школе и Анне Павловой

Пять лет назад я сделала публикацию, где рассказала об Воспоминания Марии Горшковой. Выпускницы Петербургского театрального училища, артистки Мариинского, а затем и Большого театра и близкой подруги Анны Павловой. Время от времени я публиковала выдержки из этих Воспоминаний. Но все реже и реже. Последняя публикация была сделана 4 месяца назад. Так как временно я прекращаю публиковать воспоминания А Даниловой, то почему бы не вернуться к публикациям Воспоминаний Марии Горшковой. Тем более, что Бахрушинский музей, так и не сподобился этого сделать. ИТАК... Нас, детей, привели в зал парами и стали вызывать по 10 человек. Приём был в классе П.А.Гердта и его помощника Александра Алексеевича Горского. Оба педагога, а с ними и Ал.Вик.Ширяев, ставили нас в линии, смотрели ноги, заставляли бегать. Смотрели подъём, заставляли вытягивать ноги. Осмотрев, сажали пригодных на левую сторону, непригодных – на правую. По окончании художественного осмотра отправляли на медицинский осмотр. Оказавшихся

Пять лет назад я сделала публикацию, где рассказала об Воспоминания Марии Горшковой. Выпускницы Петербургского театрального училища, артистки Мариинского, а затем и Большого театра и близкой подруги Анны Павловой.

Время от времени я публиковала выдержки из этих Воспоминаний. Но все реже и реже. Последняя публикация была сделана 4 месяца назад. Так как временно я прекращаю публиковать воспоминания А Даниловой, то почему бы не вернуться к публикациям Воспоминаний Марии Горшковой. Тем более, что Бахрушинский музей, так и не сподобился этого сделать.

ИТАК...

Нас, детей, привели в зал парами и стали вызывать по 10 человек. Приём был в классе П.А.Гердта и его помощника Александра Алексеевича Горского. Оба педагога, а с ними и Ал.Вик.Ширяев, ставили нас в линии, смотрели ноги, заставляли бегать. Смотрели подъём, заставляли вытягивать ноги. Осмотрев, сажали пригодных на левую сторону, непригодных – на правую.

По окончании художественного осмотра отправляли на медицинский осмотр. Оказавшихся с изъяном, вычёркивали из списков годных. После медицинского осмотра отправляли в научные классы и там знакомились с нашими знаниями, немножко экзаменовали: так как я готовилась к гимназии, то знала, конечно, больше, чем нужно. По окончании всей процедуры позвали наших родителей в класс и объявили, кто был принят в школу. Принято нас было 17 человек.

Всем велели ознакомиться со школьными порядками и с танцевальным гардеробом. Моя мать быстро справилась с возложенной на неё задачей – весь мой танцевальный гардероб был быстро сделан ко времени, и всё было, как нужно, по требованиям начальства.

С 1-го сентября начались занятия по всем классам и по всем предметам. Всех принятых девочек направили в танцевальный класс к А.А.Горскому, помощнику Гердта, который нас довольно быстро познакомил с премудростями балетного экзерсиса (упражнение). Ал.Ал. ставил нам отметки каждую четверть года. Так называемые «четверти» по специальным предметам, как то: танцы, ставились по трём графам: (1) способности, (2) прилежание и (3) успехи. Для младших классов ставили отметки не выше 9 (по 12-ти-бальной системе), так как дальнейшее повышение шло с возрастом и формированием учащегося. Я была очень старательной и Ал.Ал. отмечал это и за прилежание ставил мне 9, способности 7 и успехи – 8. К концу сезона у меня были способности 8, прилежание 9 и успехи 8; и из этого было видно, кто как преуспевал. Отметки по общеобразовательным предметам ставились обычно.

На следующий год я была переведена по предметам в старшее отделение первого класса, а по танцам всё оставалась в том же классе у А.А.Горского. Мы очень его любили, но в конце второго года нашего пребывания в школе Дирекция теат-ров назначила его в Москву балетмейстером, где он и работал до последних своих дней в жизни. По отъезде Горского наш класс временно перешёл к К.М.Куличевской. Вскоре вышел из состава преподавателей Э.Чекетти, и Куличевская заместила его в старших классах, а с нашим классом занимался сначала Н.Г.Сергеев, но недолго, и заменила его В.В. Жукова. На четвёртый год пребывания в школе мы были переведены к старшему преподавателю П.А.Гердту, который в первый же с нами сезон дал нам розовые платья за успехи и прилежание, их получили Лесгилье, Смирнова и я. Первые два года школы мы были экстернами, на третий год нас переводили в интернат, на полное казённое иждивение, - конечно, отбирали наиспособнейших, неспособных исключали совершенно, - два года экстернами считали испытательным [сроком]. Дирекция находила, что два года пребывания совершенно достаточно [чтобы] выявить свои способности для дальнейшей работы в школе. В это время нас занимали, т.е. мы обслуживали своим выступлением, в трёх театрах, - Мариинском (опера и балет), Александринском и Михайловском, русская драма и французская. За каждое выступление платили по 50 коп., с разговорами – 1 р. 50 коп., т.е. роли, хоть два слова, а роль. У нас были заведены книжечки и мы тщательно записывали свои участия. Начальница в конце месяца проверяла наши книжечки и выплачивала нам жалованье. У меня в первый год в первый месяц набралось три рубля, и я не знала, что с ними делать и что на них купить. Занята я была в опере «Евгений Онегин» 1-й акт, деревенские ребята, «Пиковая дама», 1-й акт, дети в летнем саду, «Рогнеда», жертвоприношение девочки и мальчика.

Помню исполнительницу Рогнеды – Каменскую. В «Онегине» помню Ленского пел Н.Н.Фигнер, Онегина – А.Смирнов, Татьяну – Медея Фигнер, Ольгу – Долина. В «Пиковой даме» Германа пел Ал.Мих.Давыдов. Когда я увидела его в первый раз в этой роли, я долго не могла заснуть, и всю ночь мне снился Герман. Впоследствии он произвёл на меня уже другое впечатление: как превосходный актёр и певец. В этой роли он незабываем. Роль Лизы играла Куза. Графиню пела и играла М.А.Славина, тоже превосходная певица. В этой роли она была исключительна. Ещё шла опера «Корделия», в которой мы, дети, участвовали за гробом в каких-то серых капюшонах и с факелами. В опере «Фауст» - ребята на площади. В опере «Снегурочка» в прологе разные птицы (грачи). В балете «Спя-щая красавица», «Млада», «Щелкунчик», «Дочь фараона», «Баядерка», «Капризы бабочки» с участием О. И. Преображенской в роли Бабочки, Мотылёк – Н.Легат, Муха – Трефилова, Кузнечик – Чекетти. Такой грации и кокетливости и вместе с тем женственной мягкости и изящества во всех движениях, [как у] Ол.Иос., ни у кого не видала. Ольга Иосифовна не обладала красотой, но была необыкновенно обаятельна, и всё, что она делала, было необыкновенно красиво. В балете «Конёк-горбунок» я была маленькой наядой, подавала Пьерине Леньяни в первом её появлении в роли Царь-девицы в ханской комнате рог изобилия и сопровождала её в картине с фонтанами.

Глубокое впечатление оставила она на меня своими необыкновенными, пронизывающими Вас, сияющими глазами. Она всегда была приветлива со мной. В кулисе её всегда ждала одевающая её портниха, которая держала зеркало, пудру и стакан с красным вином, разбавленным водой. Это была очень сильная танцовщица (тур де форс). Все трудности она проделывала легко и с присущим ей изяществом и элегантностью. Все движения на пальцах были безукоризненно чётки. Фуэте ей ничего не стоило, и она их делала по 64 с огромным успехом. Сложена она была пропорционально. Роста была среднего. Её репертуар был «Конёк-Горбунок», «Млада», «Золушка», «Раймонда», «Камарго», «Коппелия». В балете «Млада» мы танцевали мазурку - специальный детский номер, пользующийся большим успехом у публики, в 6 пар. Шута в «Младе» танцевал А.В.Ширяев. Это был исключительный технически характерный танцовщик. Танец его был труден, но исполнялся и проходил всегда под гром аплодисментов. В балете «Щелкунчик» - танцевал танец буффонов с колесом и во время прыжка в этом колесе делал обеими ногами поворот в виде круга. Для многих это было непостижимо. На этом номере он, правда, серьёзно повредил себе ногу, но, вылечившись, всё же танцевал его. Он был прекрасным преподавателем по характерным танцам. Он первый придумал экзерсис для характерно-го танца. А.В. был исключительно музыкально одарённый человек, играл на нескольких инструментах. Был очень полезным для дела. Музыкально-танцевальная память была исключительна. Он был прекрасным репетитором, знал наизусть каждый танец, как музыкально, так и танцевально. Школа и театр были за ним как за каменной стеной. Александр Вик. всё помнили всё знал. Он был сын композитора Пуни и танцовщицы Ширяевой.

Наши детские участия были так же и в драме, конечно, больше в Александринском театре, чем в Михайловском, т.к. там играла французская драма и в пьесах французских выступления детей были редки. Две пьесы, шедшие на русском языке, где мы были заня-ты, это «Гибель Содома» и «Нора». В Александринском театре я была занята довольно часто в «Каширской старине», в «Шейлок, или Венецианский купец», «Мирская вдова», «Сон в летнюю ночь» с участием К.А Варламова, которого мы, дети, все обожали и стре-мились быть занятыми в пьесах с его участием. Дядя Костя играл роль Основы; когда он зачарованный в ослиной голове, а мы изображали Душистый горошек, Горчичное зёрнышко. Помню, как после фразы дяди Кости «Господин Душистый горошек, почешите меня за левым ухом!» я старательно чесала ему за ухом. Тамара Карсавина была выпускной воспитанницей, изображала эльфу и говорила стихи.

Мне всюду путь нетрудный,

Я ношусь быстрей луны,

Я служу царице чудной

В час полночной тишины.

К концу сезона второго года пребывания моего в школе я была ещё экстерном в первом классе старшего отделения. В классах и многих залах стояли рояли и старшие воспитанницы готовили свои музыкальные уроки. В нашем классе стоял рояль. Ежедневно приходила на нём заниматься старшая воспитанница Анна Павлова.

-2

Она играла гаммы и пьесы. Это была очень худенькая, чуть выше среднего роста, девушка, очень милая, приятная улыбка, красивые, немного грустные глаза. Мне очень нравился её нос. Он был пропорционален и не портил её милого личика, а скорее украшал его. Когда она имела репетиции, то приходила в танцевальном платье, на плечах синий платок (всегда давался всем в виде тёплой шали). У неё были ноги красивой формы и огромный подъём, который в танцах ей отчасти мешал, но придавал какую-то особенную прелесть всей её тонкой фигуре. Вся она была нежная, хрупкая и лёгкая, как будто её тянуло от земли в высь.

У каждой из нас маленьких были свои обожаемые старшие ученицы. Многие ребята обожали Евгению Петровну Снеткову, мать ныне танцующей Татьяны Вечесловой. Я же сильно привязалась к Анечке Павловой. Старшие воспитанницы занимались с маленькими науками, кто в них отставал, и по танцам. По вступлении в интернат я попала к старшей воспитаннице Эдуардовой. Она была очень строга со мной и я её очень боялась. Ничего общего у Эдуардовой не было с Анечкой Павловой, которую я обожала. Обожание наше состояло в том, чтобы чем-нибудь услужить старшей воспитаннице. Когда Анечка приходила в класс для игры, я ловила момент, чтобы чем-нибудь услужить, если что-нибудь упадёт, поднять и т.д. Первое время я её немного дичилась, но потом дружба осталась между нами на долгие годы и до конца её жизни. Увидав меня не в духе и с разстроенным лицом, она подозвала меня и спросила, отчего у меня недовольный вид и глаза как будто бы на мокром месте? Я рассказала ей, что наступают экзамены, и что я очень боюсь быть непринятой в интернат. - «А мне так хочется, но я боюсь…что не из артистического мира и за меня некому сказать слово». Анечка меня успокоила, сказав, что будут смотреть способных, старательных и очень настаивала на том, что я должна работать серьёзно и неустанно. Только тогда я смогу выдвинуться и взяла с меня слово быть умницей, и я поклялась в том, что буду работать, и с честью сдержала слово – в продолжение шести лет пребывания в школе, после её выпуска серьёзно работала. Она меня сильно баловала: то принесёт яблоко, сунет мне в карман, и корзиночку с завтраком, если я не беру, то положит конфетку; словом, любила я её с детских лет очень сильно, - но подошла весна.

Наступили выпускные и приёмные экзамены в интернат. Анна Павлова окончила школу в 1899 году, я же была принята в интернат. По классу П.А.Гердта в этом сезоне окончили Андрианова, Л.Петипа, Берестовская, Бурмистрова, Павлова, Петропавловская, Макарова, Белинская, Галкина. В экзаменационный спектакль, который был в Михайловском театре для выпускных, П.А.Гердт поставил балет «Мнимые Дриады» под музыку Ивана Чекрыгина. Анна Павлова танцевала одну из дриад и в дивертисменте «pas des ceris» из балета «Путешествующая танцовщица». О том, как она танцевала на выпускном экзамене, очень хорошо пишет В.Светлов в своей книге «Терпсихора». На меня Анна Павлова произвела чарующее впечатление своими танцами – не такими, как у всех остальных. Я не могла этого объяснить. Она своею хрупкостью и лёгкостью производила впечатление невесомого существа. Даже дочь Петипа, Любовь Мариусовна, не произвела на меня такого впечатления, как Анечка. Любовь Мариусовна была сильная, приятной внешности, но была грубовата в движениях. Я очень была огорчена, когда узнала, что на экзамене в школе по танцам Анна Павлова получила 11, а Любовь Петипа и Макарова-Юнева – по 12.

Итак, в мае я должна была расстаться с Анечкой на шесть лет. Помню, как горько мы рыдали обе за дверью в классе, но она меня сильно ободряла будущим. После её выпуска я продолжила своё пребывание в школе до своего выпуска 1905 года. Анна Павлова в эти годы стала блестящей балериной наших дней.

Еще по теме:

Воспоминания М.Горшковой | Записки артистки балета | Дзен