Тихим утром, когда солнце только начало растекаться по подоконнику, Алина проснулась с ощущением, что сегодняшний день изменит всё. Она не знала, как именно, но тревога сжимала горло, будто предупреждая: "жди" . Хрупкая, словно осенний лист на ветру, она всегда жила в мире книг и мечтаний. Последние 2 года она писала свои рассказы, наброски, готовясь к конкурсу для поступления в университет на "Литературное творчество". Её тёмные волосы, собранные в небрежный пучок, и глубокие карие глаза, в которых светилась жажда идеала, выдавали в ней перфекционистку. Алина верила, что жизнь можно выстроить как математическую формулу: усердие плюс контроль — равно успех. Но эта вера делала её уязвимой, как стекло, готовое треснуть от одного неверного удара.
К полудню «это» случилось. Письмо из университета, в который она мечтала поступить годами, появилось, во входящих с пометкой "Важное". Холодные пальцы неуверенно касались прохладных кнопок ноутбука... Она медленно пролистывала вводную часть письма,словно оттягивая приговор, но строчки сливались в одно: «К сожалению… ваши баллы недостаточны». Мир замер. Звуки улицы — смех детей, гудки машин — исчезли, оставив лишь глухой звон в ушах. Алина сжала листок своей последней работы, лежавшей на столе, так, что пальцы побелели, словно пытаясь сдержать дрожь, которая рвалась наружу. Она ненавидела беспорядок, но теперь сама стала его воплощением.
Она вышла из дома, не зная куда. Ноги сами понесли её через город: мимо кафе с ароматом свежей выпечки, мимо старушки, продающей полевые цветы, мимо витрин, где отражалось её бледное лицо. Казалось, каждый прохожий смотрит с жалостью, словно читает на лбу: «Неудачница». Алина всегда избегала чужих взглядов, прячась за слоем иронии и молчания. Но сегодня её щит разбился, обнажив ранимую душу, которая так боялась быть ненужной.
В парке у пруда она села на скамейку, сжимая в руках смятое письмо. Вода мерцала, подрагивая от ветра, и Алине вдруг захотелось исчезнуть в этой ряби — раствориться, как дождевая капля. Но тут рядом опустилась тень.
— Эй, ты же… Алина? — голос был знакомым, но она не сразу узнала Катю — одноклассницу, с которой когда-то делила парту и секреты. Катя, с её розовым ёжиком волос, кожанной курткой и гитарой за плечом, выглядела как воплощение бунта. Её зелёные глаза светились дерзостью, а в уголках губ пряталась усмешка, словно говорившая: «Мир сломался? Отлично, будем танцевать на обломках». Она всегда шла против течения, превращая неудачи в анекдоты, а слезы — в песни. Они не виделись с 9 класса, ей пришлось уехать в другой город. Но после провала в музучилище Катя не сломалась — она перекраивала реальность, как лоскутное одеяло, находя красоту в несовершенстве.
— Ты как живая иллюстрация к слову «горе». Что случилось? — спросила Катя, доставая из кармана щоколадную конфету, как когда-то в школе и протягивая его Алине.
И Алина рассказала. Всё: ночи за учебниками, страх не оправдать надежд, это проклятое письмо. Катя слушала, развалившись на скамейке, то закидывая ногу на ногу, то ритмично постукивая пальцами по гитаре. Её присутствие было как глоток свежего воздуха — безжалостно честного, но целительного.
— Смотри, — Катя открыла блокнот со стихами, где строчки перечёркивались, дописывались и спорили друг с другом. — Я думала, что без диплома моя жизнь — труха. А потом поняла: если не вписываешься в их рамки, создай свои. — Она ткнула пальцем в толпу у фонтана, где музыканты выкрикивали ритм. — Вот моя академия. Здесь учат падать, вставать и смеяться над шишками.
Алина смотрела на неё, заворожённая. Катина свобода пугала и манила одновременно. Она, привыкшая к тишине библиотек, не могла понять, как можно быть такой… живой. Как не бояться ошибаться, не цепляться за планы, не задыхаться от страха.
— Ты пишешь так, будто видишь мир насквозь, — Катя внезапно стала серьёзной. — Ты замечаешь то, чего другие не видят. Зачем тебе чьи-то оценки? Пиши — и пусть они сами приползут к твоим ногам.
Возвращаясь домой, Алина заметила, что город уже не давит, а обнимает её. Огни фонарей, как гирлянды, смешанный гул голосов, будто хор, поющий: «Ты жива. Ты можешь начать снова». В её шаге появилась лёгкость, которой раньше не было — словно Катя передала ей щепотку своего бесстрашия.
Перед сном она достала старый дневник, подаренный мамой, и вывела на первой странице: «Сегодня я потеряла путь. Но, кажется, нашла себя».
А за окном, в тёмном небе, зажглась первая звезда — крошечная, но упрямая. Как надежда. Как она.