95 лет назад, 30 января 1930 года, советская власть приняла постановление о начале политики «раскулачивания» в рамках коллективизации. У зажиточных крестьян — «кулаков» — отнимали имущество и землю, силой и уговорами сгоняли в колхозы. Многие, впрочем, шли сдавать «излишки» имущества и вступали в колхозы добровольно. Споры об итогах сталинской коллективизации идут до сих пор. Потомки «раскулаченных» крестьян рассказали «Газете.Ru» истории своих предков — и страшные, и даже романтические.
Ликвидация кулака как класса
30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Так началась эпоха «раскулачивания», признанного в 1991 году Верховным Советом РСФСР частью советских репрессий.
«Кулаками» еще до Октябрьской революции в России называли зажиточных крестьян, которые занимались кроме сельского хозяйства еще и предпринимательством, а также могли быть ростовщиками.
В 1918 году большевики начали проводить продразверстку, отнимая у крестьян «излишки» хлеба для городов, заводов и Красной армии. В ходе этой кампании тысячи человек были убиты, десятки тысяч стали жертвами массового голода в начале 1920-х — кроме неурожая и войны, его причиной стала и продразверстка.
Владимир Ленин, выступая за продразверстку, называл зажиточных крестьян-кулаков «самыми зверскими, самыми грубыми, самыми дикими эксплуататорами».
«Если кулак останется нетронутым, если мироедов мы не победим, то неминуемо будет опять царь и капиталист», — говорил он.
Большинство крестьянских хозяйств России были разорены или уничтожены в ходе Гражданской войны. В годы НЭПа, однако, произошло постепенное — и довольно быстрое — восстановление сельского хозяйства. Продразверстку заменили продналогом — платить его было не так тяжело. У многих крестьян появились хлеб, деньги, скот.
В 1927 году кулацкими считались почти 4% крестьянских хозяйств СССР. Больше всего их насчитали в Сибири — 6,7%, а также на Северном Кавказе — 5,8%.
В том же году большевики на XV съезде партии взяли курс на коллективизацию. Причиной была заявлена необходимость обеспечить советские города сырьем и продуктами — чтобы реализовать планы по индустриализации. А деревни хотели централизованно обеспечивать техникой. Но этому «мешали» зажиточные крестьяне — далеко не все хотели сдавать имущество и вступать в колхозы. Однако до 1930 года мишенями для критики и политического давления были лишь те «кулаки», кто избегал уплаты налога или нарушал, по мнению советских властей, законы о земле, ее аренде и найме работников.
Тем не менее Сталин собирался перевести сельское хозяйство страны полностью в общественную собственность. А крестьян принудить или убедить вступить в колхоз — коллективное хозяйство, сельскохозяйственную артель, в которой вся земля принадлежит ей. Были еще совхозы, государственные сельскохозяйственные предприятия, где работники были наемными и получали зарплату — а не являлись формально совладельцами предприятия, как в колхозе.
Советская власть объявила о намерении ликвидации «кулака» «как класса». Имущество зажиточных крестьян должно было быть либо изъято, либо же они должны были добровольно вступить в колхоз.
Были разработаны — из-за нежелания десятков тысяч крестьян расставаться с нажитым добром — репрессивные меры. ОГПУ предложило 60 тыс. человек направить в трудовые лагеря, около 150 тыс. человек выселить. В необжитые местности выслать запланировали около 170 тыс. семейств. У подлежащих высылке конфисковывали имущество, разрешая оставить на семью только 500 рублей. Сберкнижки у кулаков также изымали. Фактически высылаемые «раскулаченные» оставались без средств к существованию.
Многие крестьяне сопротивлялись коллективизации и «раскулачиванию» — в СССР в начале 1930-х развернулась, по мнению ряда историков, вторая Гражданская война.
При этом четких критериев «кулака» установлено не было, и на местах открывался «неисчерпаемый простор» для массовых злоупотреблений. Например, в 1933 году близ села Назино на севере нынешней Томской области несколько тысяч человек погибли от голода. «Раскулаченных» высадили в глуши без еды, инструментов и запасов — всего более 6 тыс. человек. За три месяца умерло и было убито около 4 тыс. человек, задокументированы десятки случаев людоедства.
Одна свадьба, золотой крест и теплушки
Одно из последствий советской политики репрессий — это полустертая коллективная и частная память о трагедии. Впрочем, кое-что люди помнят и передают из поколения в поколение. Потомки репрессированных «кулаков» рассказали «Газете.Ru» истории своих предков.
В Харьковской области, поделилась своей историей Елена, жила ее бабушка — она была единственной дочерью в зажиточной крестьянской семье.
«Свое хозяйство, жили очень хорошо — что такое голод она не знала. Продукцию сдавали на реализацию, сами не торговали (считали стыдным). Обязательно полуденный сон и деньги пачками в доме. Однажды бабушка увидела, как к их двору подходит военный «с пистолем» на боку и спрашивает — мол, чьих она будет. Бабушка повела парня к отцу. Поняла, что пришел раскулачивать, но тут что-то пошло не так. Оба молодые, даже юные — лет по 18. Военный влюбился и попросил ее руки. Быстро поженились. Больше их никто не беспокоил».
У Сергея в Астраханской области раскулачили прабабушку.
«Прабабушка — зажиточная крестьянка, нанимавшая для работы мужиков, — поверила в коммунизм, отдала почти все фамильное золото добровольно. Дед мне говорил, что она отдала под 20 кг золота сама. Потом ее пришли раскулачивать и раскулачили до нищеты. Единственное, что осталось от фамильного золота, — золотой крест с камушками весом в 2,5 кг, фамильная реликвия».
Семья прабабушки Павла жила также в Астраханской области, и в теплушке — вагоне для скота — была отправлена в Сибирь.
«На дворе была зима. В село пришли красные и по указке местных бедняков начали репрессии. Аргументировано это было тем, что дом семьи прабабки был большой, новый, а строили его якобы батраки — хотя они позвали помогать родственников, когда переехали. Никаких доводов красные слушать не стали и отправили всю семью с грудным ребенком на вокзал, где они провели около трех дней в ожидании эшелона. Потом их загрузили с кучей других таких же «раскулаченных» в один из вагонов, предназначенных для скота. Народу было настолько много, что можно было только стоять. И везли их на станцию Тайга».
По словам Павла, в туалет сходить можно было лишь в углу теплушки. А места освобождались во время коротких остановок поезда и быстрых похорон умерших от тягот дороги людей.
«Сесть с грудным ребенком на пол моя прабабушка смогла только на вторые сутки пути, когда место освободилось. По приезде на полустанок их вывалили из вагонов посреди леса, где они жили в собственноручно сделанных землянках несколько лет, пока не услышали о стройке в городе Верхнеудинске (сейчас — Улан-Удэ). До него они добрались пешком и начали жизнь заново», — добавил Павел в разговоре с «Газетой.Ru».
В Московской области, под Серпуховом, жила семья Олега. По его словам, родные о том времени говорили мало.
«В нашей семье было девять детей. Дед держал небольшую лавку, продавал нитки, ткани. У деда лошадь была. Умная, работящая, послушная, кормилица семьи, все ее любили. Но лошадь страдала запорами. И дед помогал ей облегчиться. Руками. Забрали лошадь в колхоз. Через неделю она сдохла. А деда раскулачили, отобрали лавку».
Лидия рассказала, что ее отец, живший на севере Вологодчины, сам в начале коллективизации отвел скотину в колхоз — потому что истово поверил в коммунизм.
«Он верил каждому слову коммунистов, даже матери моей отрезал косу — чтобы та носила красную косынку. Сам пошел в колхоз и сдал лошадей, коров. Нашу семью — а у нас много детей было — не раскулачивали, потому что сами все сдали. Осталась там одна корова, и ту потом тоже сдали сами. Репрессий особо не было — только мама очень жалела нашего священника, его куда-то увезли. А в храме белокаменном сделали МТС (склад материально-технических средств)».
Колхозы существовали в СССР вплоть до распада Советского Союза.
«В упадок деревни пришли после войны, когда все, что было — облагалось налогом: куры — сдай яйца, ягодные кусты растут — сдавай ягоды, поросенок есть — отдай мясо и шкуру, овцы есть — отдай шерсть и мясо, корова — сдавай молоко. Заставляли брать облигации. А оплата была трудоднями. Косить траву для личного пользования не разрешали. Искали везде по кустам. Народ стал все бросать, уезжать, а кто оставался — избавлялись от животных. Было очень тяжело», — добавила Лидия.
«Коллективизация обескровила русскую деревню»
«Население в это время у нас в основном жило в сельской местности, в городах жителей еще было очень мало, но и страна была аграрной, как и прежде. В 1927 году власти решили провести индустриализацию страны. Для этого провели коллективизацию — насильственно. Людей записывали в колхозы, изымая у них птицу, скот», — рассказал «Газете.Ru» историк, специалист по советской истории Александр Черемин.
Он отметил, что главными итогами коллективизации стали голод 1932-1933 годов. Кроме того, многих активных деятелей сельского хозяйства или расстреляли, или отправили в лагеря.
«СССР получил рабочую силу для заводов, но сельское хозяйство по сути уничтожили. По сравнению с XIX веком коллективизация не улучшила в сельском хозяйстве ничего», — добавил эксперт.
Альтернативой Черемин назвал фермерские хозяйства по примеру США, где земля принадлежала фермеру. В условиях частной собственности выращивали то, что можно было продать, и для результата старались работать. А в колхозах выращивали по разнарядке, по требованию сверху – поэтому для показателей и разбавляли молоко, и выращивали непригодные для климата культуры, вроде кукурузы.
Другой вариант, полагает историк, это технологическое насыщение деревни – например, как в Голландии, где высокие урожаи при малоземелье достигали с помощью техники и науки, например, строя теплицы.
«Важно помнить, что крестьянство — хоть большевики и провозгласили себя партией рабочих и крестьян — воспринималось советской властью как враг. Вспомним крестьянские восстания в Тамбовской губернии или Сибири. Сам термин «раскулачивание» — пропагандистский, «кулаками» большевики называть начали просто крепких хозяйственников, работавших от зари до зари, трудолюбивых и предприимчивых людей с мозолями на ладонях. Коллективизация же просто обескровила русскую деревню, уничтожив ее главные силы», — резюмировал Черемин.
Историк, создатель Telegram-канала Russian Economic History Евгений Белокуров в разговоре с «Газетой.Ru» указал, что урон, который коллективизация нанесла русской деревне, был огромен.
«Например, поголовье крупного рогатого скота с 1929 по 1933 годы сократилось почти в два раза, а вместе с ним сократилось производство продуктов животноводства. Потребление мяса даже в начале 1950-х годов было все еще ниже, чем в годы НЭПа. Что еще хуже, коллективизация подрывала стимулы к труду, и этот негативный эффект не смогли перевесить даже поставки селу тракторов и минеральных удобрений. В результате урожайность зерновых вплоть до начала 1950-х годов оставалась практически такой же, как и в 1920-е годы».
Белокуров добавил, что заметное улучшение продовольственного положения СССР произошло уже при Хрущеве, за счет распашки целины. Он подчеркнул, что именно коллективизация была главной причиной неэффективности советского сельского хозяйства, и положение не исправили даже огромные затраты на сельскую инфраструктуру и мелиорацию, сделанные в годы брежневского застоя.