Недавно в рассказе о плотве обещал я пояснить, зачем мне, вроде бы орнитологу, потребовалось изучать возраст этих рыб и их размеры.
Наконец собрался я написать об этом, но тема получилась обширная, поэтому будет у нас несколько частей рассказа. Так уж получилось, что до времен аспирантуры знал я только летнюю рыбалку. А плотву начал изучать именно зимой. Сама по себе история того, с чего бы мне вдруг понадобилось зимнюю рыбалку осваивать, заслуживает отдельного рассказа (и не только в плотве тут дело, как говорится, человеческий фактор...). Но не было бы никакой зимней рыбалки, не познакомься я во время оно с Рыбаком.
Рыбак - это была кличка, или прозвище, одного из студентов второго курса, у которых я, тогда аспирант, вел лабораторки по зоологии позвоночных. Редко когда прозвища нравятся самим тем, кому их дают, но это был как раз такой случай. А прозвище ему дали, читатель, конечно же, уже догадался, за то, что очень уж он рыбалку любил. Альбом, в который студенты должны были зарисовывать внутреннее строение животных, и записывать многое другое на лабораторках, он так и подписал - "Рыбак". Поэтому я, которому вменялось в обязанности эти альбомы проверять, подумал сперва, что это фамилия такая. Только уже когда вся группа заржала, подобно табуну мустангов, после прочтения мной этой "фамилии", стало понятно, что "не все так однозначно".
Слово за слово, и с Рыбаком мы подружились. И то сказать, студент второго курса от аспиранта второго курса не так уж сильно отличается по возрасту. А если еще и интересы у этого студента имеются...
Рыбак напоминал мне Лома из "Приключений капитана Врунгеля". "Мой старший помощник Лом оказался человеком изумительных душевных качеств. Вот, судите сами: рост семь футов шесть дюймов, голос - как у парохода, необыкновенная физическая сила, выносливость." Все это как нельзя лучше характеризовало и Рыбака. Несмотря на множество странных (или тогда казавшихся мне таковыми) повадок, был он человеком добрым и любознательным.
Именно он и принялся учить меня зимней рыбалке, но это далеко не сразу. До этих времен был еще целый год, даже немного больше. А пока он учился, в частности, определять рыб нашей фауны. Конечно, будучи Рыбаком, он и так большинство из них отлично знал. Фишка, однако, заключалась в том, что определить рыбу надо было именно по определителю, и весь ход работы по определительным таблицам записать в пресловутый блокнот. Кто знает, как устроены такие определители, тем не надо объяснять, что такое тезы и антитезы. Ну а кто не знает, тем я тоже об этом сейчас рассказывать не буду, в конце концов можно любой определитель посмотреть, и сразу будет понятно, о чем речь. сейчас ведь не четверть века назад - есть интернет.
Самая же большая проблема у Рыбака была с зубами. И не с обычными, а с глоточными. Есть такие образования у некоторых рыб, которые, в отличие от обычных рыбьих зубов, служат для перетирания пищи. Расположены они так, что без вскрытия рассмотреть эти зубы невозможно. Недаром называются они глоточными. Проблемой было то, что заформалиненные рыбы многих видов были у нас на кафедре если и не в единственном экземпляре, то в небольшом числе уж точно. Как рассказывал один мой старший коллега, дело было так: рыбы хранились в трехлитровых банках, и одна лаборантка по-тихому выбрасывала их, а банки забирала домой и солила в них огурцы. Так ли было дело, нет ли, не знаю, поскольку было это еще до моего появления в институте. Но в целом, помня 90-е годы прошлого века, в подобный рассказ я склонен верить. В итоге осталась лишь незначительная часть коллекции рыб, чему вся кафедра, кроме преподавателей зоологии позвоночных, была очень рада - и место освободилось, и формалином не так воняет. Спрашивается - как в этих условиях студенту узнать, сколько у попавшей к нему на определение рыбы глоточных зубов? Очень просто - спросить у преподавателя. Так и распорядился наш главнюк, читавший лекции - дойдя в определителе до соответствующего момента, надо спросить у ведущего лабораторки, сколько глоточных зубов у той рыбы, что у него в руках. Ну а я к тому времени хоть и видел уже глоточные зубы рыб, но, конечно, все виды нашей ихтиофауны не вскрывал. Поэтому мне тоже пришлось эту информацию просто заучить, чтобы не ляпнуть перед студентами какую-нибудь чушь. Так вот выглядело у нас преподавание систематики рыб...
Рыбак, для которого рыбы были своего рода тотемными животными, очень возмущался. Вполне его понимая, я вынужден был свои эмоции держать при себе, но Рыбаку частным порядком все-таки объяснил, как устроен наш мир в целом и университет в частности. Забегая вперед, скажу, что и диплом он тоже писал потом по рыбам. Но, будучи человеком оригинальным в высшей степени, и тут отчебучил такое, что все на кафедре долго еще вспоминали, и, пользуясь случаем, ругали меня, как руководителя Рыбака. Как он писал диплом, я отдельно расскажу в свое время.