Глава тринадцатая
Два подразделения египетских войск вчера вечером переправились через Суэцкий канал севернее и южнее населенного пункта Эш-Шатт и атаковали позиции израильских войск, нанеся им тяжелые потери, заявил агентству МЕН представитель военного командования ОАР.
Израиль ни на один день не прекращает воздушных налетов на позиции египетских войск в зоне Суэцкого канала. Сегодня, как заявил представитель, 36 израильских самолетов предприняли налет на позиции египетских войск в районах населенных пунктов Суэц, Эш-Шатт, Фаид, Эль-Харш и Эль-Каб. Вражеские самолеты были отогнаны огнем средств ПВО ОАР. Египетские войска в ходе налетов потерь не понесли. ( Каир, 13 июля, ТАСС)
(часть 1 -https://dzen.ru/a/Z22gSJkxIgVNBjjY )
Полещук выбрал укромное место в разрушенном ангаре под куском уцелевшей крыши, разделся до трусов, расстелил на бетонном полу вывернутую наизнанку полевую форму и стал методично отыскивать и давить блох. Достали, сволочи, загрызли напрочь, говорил он сам себе, пытаясь поймать очередное прыгающее насекомое…
Покончив с курткой и штанами, он тщательно обследовал швы, довольно хмыкнул и, оглядевшись по сторонам, снял трусы. Не найдя насекомых, Полещук встряхнул их и, внимательно обследовав себя ниже пояса, надел трусы и форму. Присев на кусок бетонной балки, он стащил сапоги и пошуровал рукой внутри, выгоняя оттуда блох. Ну, вот и все, подумал он, какое-то время жрать меня не будут, а то чешусь, как прокаженный…
Ведь чистую правду говорил Озерову Лешка Агарышев (или Витя Сажин?), что главные враги на канале – не евреи, а клопы, блохи и мухи, от которых невозможно спрятаться… Полещук вспомнил легионы клопов в мальге, баночки с водой под ножками кровати, этих мелких гадов, падающих с потолка, вездесущих прыгающих блох, и его лицо скривилось от омерзения.
Он взял каску и автомат и стал выбираться из развалин ангара. Вышел на бетонку, ведущую к штабной мальге, и по ушам ударил резкий грохот взрыва и вой пикирующего самолета… Полещук машинально надел каску и бросился бежать… Стопу правой ноги пронзила резкая боль… Еще один мощный взрыв, и он упал на землю. Ох, если бы это действительно была мягкая земля!
Полещук, совершенно оглушенный, лежал на выщербленной бетонке аэродрома и пытался дотянуться рукой до слетевшей с головы каски. Он не чувствовал боли от впивавшихся в тело кусочков бетона, он вообще ничего не чувствовал… Каска, каска… В ней спасение, горячечно думал он, ползком преодолевая несчастных полтора метра…
Дико мешал автомат, который он тащил за ремень. Вот, наконец! Он нахлобучил каску, застегнул ремешок, отдышался и решил, что бежать до мальги - стрёмно, неминуемая смерть: ракеты взрывались впереди, сзади, справа и слева… Слава Богу, не так близко, но осколки искристо чертили бетонку, радиально разлетаясь во все стороны сквозь дым и пыль…
Опять попался на ровном месте, подумал Полещук и вспомнил солдата со снесенным осколком черепом, серо-розовое месиво мозгов, запекшуюся кровь, усеянную полчищем отвратительных черных мух… На мгновение стало страшно и жалко себя, все тело дрожало, мочевой пузырь, казалось, вот-вот лопнет… Полещук перекатился на спину – умирать так с музыкой! - поймал на мушку Калашникова пикирующий самолет, взял упреждение, и нажал на спусковой крючок.
- А-а-а-а! Вашу … мать! – орал Полещук, не слыша ни самого себя, ни своей длиннющей очереди из АК.
…Взрыв, затем еще один… Он ничего не слышал, видел лишь взлетевшие в небо куски крыши ангара в серо-коричневом мареве песка и пыли…
Солнце слепило глаза, патроны кончились, запасного рожка не было… Полещук, мокрый от пота, лежал на спине, сжимая автомат, и от бессилия плакал… Боль в правой стопе становилась нетерпимой.
Стрелять по «Фантому» из автомата – все равно, что из пушки по воробьям! Налет закончился, и подбежавшие солдаты рывком подняли Полещука и пота (араб.)щили к мальге.
- Ляхза, ихвани![1] крикнул Полещук, как в вату, не слыша своего голоса. – Остановитесь!
Он вырвался из рук солдат, отошел, прихрамывая, в сторону и, не стесняясь египтян, расстегнул ширинку и помочился. Египтяне заулыбались… Полещук смотрел на огромную воронку от бомбы, на самом краю которой осталась часть кирпичной стены ангара, и его трясло от пережитого страха. Он снял сапог, из подошвы которого торчала ржавая шляпка гвоздя, ранка в стопе кровоточила. Вот и получил первое “боевое” ранение, усмехнулся про себя Полещук, в сражении с блохами…
* * *
В тот день радиотехническая разведка советской группировки ПВО зафиксировала исключительную активность израильской авиации. Несколько групп самолетов противника с северного и северо-восточного направлений пересекали Суэцкий канал и наносили удары по позициям египетских средств ПВО, включая передовые РЛС разведки и целеуказания в центральном секторе канала.
Но уже во второй половине дня стало ясно, что израильтяне, провоцируя пуски ракет, скорее всего, пытаются выявить точное расположение огневых позиций приканальной группировки зенитно-ракетных войск Египта. Девять дивизионов египетских ЗРК “Двина” безуспешно открывали огонь по “Фантомам”. Ни одна из восемнадцати ракет не нашла свою цель…
После короткого совещания в штабе советской группировки ПВО и однозначного вывода о возможных действиях Хель Авира, было принято решение применить успешно апробированную тактику ракетных засад. В течение четырех дней, с 13 по 17 июля, десять дивизионов ночью передислоцировались на новые позиции в пустыне, а три дивизиона ЗРК “Печора” заняли позиции в зеленой приканальной зоне между Исмаилией и Фаидом. Оставленные позиции были оборудованы как ложные с макетами ракет и имитаторами…
Следующий день был тяжелым. Гнетущая тишина вскоре после полудня нарушилась появлением четверки «Скайхоков», и радары Фаида опять ослепли. Капитан Агеев ничего не мог сделать: поковырявшись на обеих станциях, он сообщил комроты Набилю, что израильтяне применили какие-то новые средства РЭБ… Дабы не подвергнуться ударам «Шрайками», радары выключили. 6-я рота замерла в тревожном ожидании…
- Странно все это, - сказал Агеев, поглядывая на планшет со старыми отметками целей. – Нас подавили помехами, а что дальше?
- А дальше будут давить ракетами и бомбами по 500 фунтов, - ответил Полещук. – Такое уже было… Не раз…
- Саша, ты не лезь, ради Бога, на рожон, как вчера, - укоризненно произнес Агеев. – Что за геройство такое?
- При чем здесь геройство? – сказал Полещук. – Выскочил по нужде, а тут – налет! Вот и отстреливался, как мог… И на гвоздь напоролся…
Почему-то ему не хотелось признаться в том, что он отсутствовал не по нужде, а доблестно сражался с блохами.
- Мальчишка! По «Фантому» из автомата…
- А что? – улыбнулся Полещук. – Если бы грамотно взял упреждение – 5 тысяч фунтов были бы в кармане…
- Дурак! – воскликнул Агеев. – Цинковый гроб тебе светил, а не фунты… То же мне фронтовой переводчик!
Полещук промолчал, потом закурил «Клеопатру» и сказал:
- Опытный военный переводчик, Юрий Федорович, интуитивно знает, когда нужно посетить отхожее место… Вот недавно был случай в танковой бригаде: переводчик пошел в полевой сортир, а тут – налет! Переводяга обделался, конечно, но – живой, а его советника убило осколком наповал… Потом на ковре у главного оправдывался, почему советник погиб, а он – нет… Печально, но факт!
- Это что, правда?
- Правда. Деньги собирали во второй полевой армии…
Отдаленный гул самолетов нарушил их беседу. Оба посмотрели на телефониста, но тот молчал, как и замерший в ожидании сержант-планшетист. Лейтенант Адель с сигаретой во рту рванулся к выходу из мальги. Через пару минут он вернулся и сказал:
- Ничего не понимаю. В воздухе дикая круговерть: куча самолетов, пуски ракет, разрывы…
- Успокойся, Адель, - сказал Полещук. – Нас выключили из игры, сиди, кури… Не бомбят же…
- Что случилось? – взволнованно спросил Агеев, хватаясь за каску.
- Ничего, - ответил Полещук. – Похоже на воздушный бой… Нас, товарищ капитан, не касается…
…Расан Шауль Кац, командир 201-й эскадрильи, был опытным пилотом. “Шестидневная” война, в которой он летал на “Урагане”, был ранен, удачно катапультировался, потом пересел на “Миражи”, совершил несколько десятков успешных боевых вылетов - сделали его асом Хель Авира и одним из первых в группе израильских летчиков, прошедшим переподготовку на самолетах “Фантом” в Калифорнии.
Майор, успев предупредить ведомого, Ури Амита, легко ушел от двух «телеграфных столбов» САМ-2, белыми веретенами пронесшимися по кривой траектории мимо, мысленно поблагодарив американцев за контейнер РЭБ фирмы “Хьюз”, установленный на его “Фантоме”.
Веселые парни эти американцы, вспомнил он, как они по-детски удивлялись, когда ему удавалось в учебных воздушных боях одерживать победы над ними, многоопытными асами, сбившими не один десяток МиГов в небе Вьетнама… А там, вроде, тоже были русские… И в воздухе, и на ракетных позициях… Интересно, подумал он, защитит ли этот “Хьюз” от ракет САМ-3? Он переключился на внутреннюю связь:
- Мени, они промахнулись! Идем на цель, будь в готовности!
- Кибальти[2], - отозвался штурман-оператор Менахем Бример. – Понял тебя. Готов!
Шауль Кац потянул ручку управления на запад. Через полторы-две минуты цель – позиция ракетного дивизиона русских. Интересно, еще раз подумал Кац, сработает ли контейнер?
- “Нец”[3] полсотни пятый, - раздался в шлемофоне голос оператора КП. – Шахен ахат[4] на связи.
- Roger[5] - ответил Кац.
- Два харота[6] на МиГах, девять часов, дистанция семьдесят километров. Арабушим – арабы.
- Эванти. Понял. Сейчас отвалят. Вхожу в зону действия ПВО.
- Ури, слышал соседа? – спросил он ведомого. – Пара арабушим на девять часов, семьдесят километров.
- Эванти, - ответил Амит.
…Самолет резко тряхнуло, по фюзеляжу гулким горохом забарабанили осколки ракеты. Еще один взрыв слева, самолет дернулся, ярко вспыхнула аварийная панель…Загорелся двигатель, в кабине появился дым…
- Мени, в нас попали! – крикнул Кац, переключившись на внутреннюю связь. – Ракеты “земля-воздух” САМ-3… Кус има шелаем![7] Мени, сбрасывай груз!!!
- Roger, - спокойно ответил Бример и нажал кнопку сброса. Самолет вздрогнул – бомбы понеслись к земле.
- Шахен ахат, шахен ахат! “Нец” полсотни пятый на связи, - майор Кац вызвал КП.
- На связи, - ответили с земли.
- Попадание в левый двигатель, иду на базу.
- Эванти.
Шауль Кац тянул ручку управления на восток, но машина, получив повреждения, не слушалась. Он включил форсаж, вывернул истребитель в нужном направлении и крикнул оператору по внутренней связи:
- Мени, идем на форсаже! Держись! Попытаюсь дотянуть до наших… Если не получится, дам команду на катапультирование…
- Тов, Шауль! – отозвался, прерывисто дыша, Бример. – Про форсаж мог бы и не говорить, еле живой от перегрузки… Тов!
- Полсотни шестой, ведомый! Ури! - переключился Кац на Ури Амита. – Нас подбили, тянем на базу. Работай по цели!
- Кибальти, - ответил Амит. – Работаю. Удачи, полсотни пятый!
“Фантом” с дымящимся левым двигателем несся на огромной скорости на восток, в сторону Суэцкого канала. Майор Кац, как в ускоренной киноленте, видел безжизненные песчаные холмы, отдельные островки пальм, но желанная лента канала не появлялась… Еще немного и… будет поздно, подумал он, а вырубив форсаж, войдем в штопор и… тоже… Ну, родимый, мысленно подбадривал он свой “Фантом”, вытягивай, вытягивай!!! Нет, все!
- Мени! Мени! Как только выключу форсаж – покидай самолет! Повторяю: вырубаю форсаж! Катапультируйся!!!
- Эванти, - сказал оператор и отключился.
Шауль Кац выключил форсажный режим, пригнул голову и отжал ручку катапульты. Взлетел вверх фонарь кабины; мощным ударом его выбросило наружу, сердце ушло в пятки, внутренности взметнулись ко рту, потом все сдавило потоками воздуха, перехватило дыхание… Были те же, знакомые и страшные ощущения - выживу ли я? !
Наконец, отстегнулось кресло и щелестяще раскрылся парашют. Он вздохнул с облегчением, пошевелил руками и ногами, и подумал, что ему еще раз в жизни повезло. Вися на стропах парашюта, Кац увидел свой “Фантом”, точнее его силуэт в бархане, с дымящимся двигателем.
Самолет каким-то чудом не взорвался хотя горючего в баках было еще достаточно… С трудом поворачиваясь на стропах, он высматривал купол парашюта Менахема Бримера, но так его и не увидел. Куда же он пропал?
Теперь предстояло спрятаться и, активировав радиомаяк, ждать вертолетов службы спасения. Если повезет, подумал он, и сгруппировался, приближаясь к земле. Майор Кац приземлился, его потащило парашютом в сторону, вскочил на ноги и стал отстегиваться от строп. Ну, вот и все, подумал он, глядя, на бегущих издалека солдат с автоматами. Не повезло, отвернулась на этот раз удача от полсотни пятого! Спрятаться уже невозможно, вертолета не будет…
В памяти возникла картинка родительского дома в Кирьят-Хаим, отец, мама… Он вытащил из кобуры “Беретту” и тут же сунул пистолет обратно – мучительно захотелось жить… Вражеские солдаты приближались, впереди, заметно тяжело дыша, бежал чернокожий мордоворот с автоматом Калашникова наперевес, похожий на нубийца, и Шауль вспомнил, как кто-то из парней рассказывал об ужасах, перенесенных в египетских застенках…Нет, сказал он сам себе, обливаясь потом, мы еще поборемся… Куда же пропал Мени Бример? И выполнил ли боевую задачу Ури Амит, его ведомый?
…Капитан Ури Амит свою задачу отработал успешно. После подавления радаров на переднем крае Суэцкого канала, включая 6-ю роту Фаида, больше двадцати «Фантомов» двумя группами с нескольких направлений под прикрытием «Миражей» нанесли ракетно-бомбовые удары по позициям советской группировки ПВО.
Одновременно самолеты отвлекающей группы совершали полет на больших высотах в 30 километрах от позиций египетских ЗРВ вдоль канала с севера на юг и с юга на север. Прицельное бомбометание, в том числе по ложным позициям, было страшным. Советские дивизионы выдержали удары, произвели пуски ракет и уничтожили несколько израильских самолетов. В результате воздушной атаки на один из дивизионов погибли 7 бойцов стартового расчета и лейтенант, командир антенного поста…
Как ни пыталось руководство аппарата ГВС генерала Катушкина скрыть от многочисленной советской колонии факт гибели сразу восьми военнослужащих, все было тщетно. Об этом сообщил «Голос Израиля», кто-то что-то слышал, кто-то занимался отправкой обгоревших трупов в Союз, по военным и гражданским коллективам поползли зловещие слухи…
* * *
Шауль Кац сидел на песке рядом со своим парашютом и мучительно вспоминал русские слова, надеясь выдать себя за русского летчика. Других вариантов не было. Но кроме слов “водка” и “Достоевский” он ничего не знал.
Когда египтянин подбежал к нему, майор Кац с трудом встал, бросил под ноги “Беретту” и громко сказал:
- Stop! I am Russian pilot! Ани русий! Stop!!!
Ответом был сильный удар прикладом в грудь, и Шауль упал на спину. Солдаты, оживленно переговариваясь, стали пинать его ногами. Нубиец сорвал с него шлем, и рыжеволосая голова летчика на мгновение остановила избиение.
- Стэна! – крикнул он. – Мумкен, гувва фиалян тайяр русий?![8]
- Кяддаб, ибн эль-кяльб![9] - заорали солдаты, и игнорируя нубийца, набросились на беззащитного летчика… Шауль Кац перевернулся на живот, сжался в комок, и молча переносил болезненные удары ногами и прикладами…Господи, хоть бы не повредили мой несчастный позвоночник, навязчиво крутилось в голове, удачно перенести два катапультирования и… стать инвалидом из-за этих дебилов… Глупо!
Подкатил джип, и выпрыгнувший из него египетский офицер одним властным движением руки остановил расправу над неизвестным летчиком. Он же, глядя на окровавленного, тяжело дышащего с пересохшими губами пилота, дал ему флягу с водой. Шауль, с трудом обеими дрожащими руками держа флягу и проливая воду, напился и благодарно кивнул офицеру.
- Инта русий?[10] – спросил тот.
Шауль Кац посмотрел на офицера, стоявших вокруг египетских солдат, оживленно о чем-то говоривших, и промолчал…
Через полчаса избитого солдатами летчика привезли в Фаид. Капитан Набиль, как всегда благоухающий английской лавандой, и с трудом скрывая свою радость – еще бы: такое событие! - приказал оказать пленному медицинскую помощь и привести к нему.
Но рыжеволосый пилот не говорил на арабском, личных документов у него не было, хотя все снаряжение косвенно свидетельствовало о принадлежности к Хель Авиру. Летчик требовал водки, и капитан Набиль немного засомневался. Тем более, что на английский язык пленный не реагировал или делал вид, что не понимает.
Набиль глянул на белый безликий шлем пилота, его “Беретту” с вытащенной обоймой на столе, вспомнил, что у русских должен быть пистолет Макарова и, нахмурив брови, отдал команду вызвать русского переводчика Искяндера. И тут же – случай-то совсем неординарный - связался с командиром батальона в Абу-Сувейре.
Полещук спустился в блиндаж и увидел рыжеволосого мужчину с перебинтованной головой и ссадинами на лице, небрежно замазанными красным арабским йодом. Человек был одет в летный комбинезон оливкового цвета; на столике лежали его пистолет и еще что-то. Полещук с любопытством смотрел на него.
Европейские черты лица, веснушки на светлой коже, характерные для рыжих, слегка крючковатый нос – мужиков с такой внешностью в Союзе полно… Мужчина поднял усталые глаза.
- Искяндер, - сказал Набиль, - он утверждает, что - русский летчик…
- Я – лейтенант Полещук, переводчик, - представился Полещук на русском языке. - Вы русский? – спросил он.
Рыжеволосый, похоже, понял вопрос, но промолчал.
- Ваше воинское звание, должность? Назовите себя, в конце концов! – продолжал спрашивать Полещук, глядя на пленного, а затем - на Набиля.
Шауль Кац смотрел на русского парня в египетской полевой форме, слушал непонятную его речь, догадываясь, что от него хотят, и молчал. Он знал, что потом из него выбьют признание… в страшных условиях египетской тюрьмы… Но это случится потом… Пусть это будет потом…
- Сigarette, - с трудом произнес он, бросивший курить пару лет назад.
Русский протянул ему пачку “Клеопатры” и, глядя на бисеринки пота на лице неизвестного, наполнил стакан водой из глиняной “улли” .
Шауль благодарно кивнул, неловко вытащил сигарету, русский щелкнул зажигалкой. Посмотрел на стоящего рядом солдата с Калашниковым.
- Ну, говори!
Шауль Кац глубоко затянулся и закашлялся. Взял стакан с водой, выпил двумя глотками и молча посмотрел на русского.
- Набиль, я не знаю, кто он, - сказал Полещук. – Однозначно – не русский, хотя очень похож. Молчит, ты же видишь… Если бы был наш, то что-нибудь сказал…
Подвинув солдата у входа, в блиндаж зашел Агеев. Удивленно уставился на летчика и, обращаясь к Полещуку и Набилю, спросил:
- А это кто?
- Летчик. Говорит, что наш, - сказал Полещук и усмехнулся. – Пообщайтесь, Юрий Федорыч, может, вам чего скажет…
Шауль Кац не хотел и не успел ничего сказать. Приехавший майор, по одному взгляду которого всем стало понятно, что это – военная контрразведка: пронзительные глаза без эмоций – о чем-то тихо поговорил с Набилем, и два молчаливых мужика в полевой форме с сержантскими нашивками молча потащили летчика к машине. Майор смел со стола имущество пилота, сунул пистолетную обойму в карман, кинул “Беретту” в шлем и поднялся наверх.
- Вы ничего не видели! – сказал он выскочившим из блиндажа Набилю, Агееву и Полещуку, и захлопнул дверцу машины. Взревел двигатель, и джип исчез. Полещук только успел заметить, что это был английский лендровер…
…Ближе к вечеру им сообщили про “Фантом”, упавший в двадцати километрах к северо-западу. Поехали туда на двух машинах. Хвост истребителя, торчавший на вершине бархана, был виден издалека. Сапоги увязали в песке, подниматься на вершину бархана было тяжело. Полещук тяжело дышал, легкая камуфлированная куртка стала на спине влажной от пота и неприятно прилипала к телу…
В воздухе стоял угарный запах сгоревшего керосина и какой-то химии; из левого двигателя, присыпанного слоем песка, вырывались струйки вонючего дыма. За хвостом самолета на полторы сотни метров была глубокая пропаханная фюзеляжем полоса, перекошенные искореженные плоскости, отделившиеся от фюзеляжа, зарылись в рыхлый песок.
Все вокруг было черным и дымилось. Полещук с нескрываемым любопытством обошел самолет вокруг, посмотрел на шестиконечную звезду, верхняя часть которой виднелась из песчаного бархана, и сказал Агееву:
- Федорыч, похоже, это тот самый “Фантом”… Наш, в смысле парня, который водку требовал… Ни хрена себе, какая громадина! - Он задрал голову на вздыбленное хвостовое оперение истребителя. – Да, товарищ капитан, мощная машина! Однако, прямо в бархан врезался…
- Ты, это, поосторожней! – произнес Агеев, с опаской глядя на Полещука и дымящийся под слоем песка двигатель. – Еще взорвется!... – И он отошел подальше от самолета.
- Интибах![11] Ложись! – вдруг закричал Адель. – Автомобиль справа!
- Не кричи, Адель! Это наши, русские, - сказал Полещук, бросив взгляд в правую сторону. – Я их за километр вижу. Даже не могу тебе объяснить. Ну, точно - наши… Откуда здесь возьмутся евреи?
ГАЗ-69 в самодельной камуфляжной раскраске подъехал к подножию бархана, и наверх к сбитому “Фантому”, тяжело дыша, падая и чертыхаясь, побежал среднего роста мужчина в египетской полевой форме, за ним – трое с автоматами.
- Ребята! – кричал он, взобравшись наверх. – Это – наш “Фантом”, мы его завалили! Надо же – не взорвался! Просто фантастика! Как-будто кто-то пытался его посадить?! Невероятно!
Он снял с головы мятое солдатское кепи, вытер им вспотевшее лицо, и подошел к самолету, не веря, что такое возможно…
- Смирнов, - узнал крепыша Полещук. – Алексей!?
Они обнялись.
- Лейтенант, а ты здесь откуда?
- Да мы же рядом, майор! Вы что ли этого сбили? Ну, молодцы! А мы летчика поймали! Рыжий… Молчал, как сурок, водки хотел… Контрразведка увезла…
- Лейтенант, кажется, Саша? – спросил Смирнов, отведя Полещука в сторону и, почему-то игнорируя присутствие Агеева. – Ты же понимаешь – почти целый “Фантом”… - Он кивком показал на самолет. – Елы-палы, уникальный вариант… Я же понимаю, нас давно озадачили… Ей Богу, не врубаюсь: почему он не рассыпался в воздухе? Фантастика! Ведь эта железяка после ракеты должна была развалиться и падать кусками… А он, похоже, спланировал и на дикой скорости врезался в бархан. И не взорвался! Ну, не мог “Фантом” как планер лететь! Это же железяка!
Полещук достал сигарету и сказал:
- Радоваться должен! Доложи, что самолет практически целый, наши укакаются от радости… Особенно, в Москве.
- А где второй летун? – спросил майор Смирнов. – Их же двое должно быть.
- Не знаю, - сказал Полещук. – Наши поймали только одного. Может, не успел? – Он посмотрел на “Фантом”. – Может, этот второй и пытался посадить самолет? Вытаскивать надо, зарылся в песок, техника нужна…
- Да уж, - произнес Смирнов и повернулся к подходящему Агееву.
- Привет доблестным РТВ! – сказал он, протягивая руку. – Вот, обсуждаем с вашим переводчиком эту машину… Несбиваемую и непобедимую! – Смирнов засмеялся. – Против лома нет приема, окромя другого лома! Нашего лома – САМ-3, как они, супостаты, называют нашу “Печору”…
Агеев молча пожал руку Смирнова и сказал, бросив опасливый взгляд на “Фантом”:
- Поздравляю. Теперь нас евреи не оставят в покое – разнесут в клочья! Вы же, товарищ майор, как обычно: сегодня здесь, завтра – там. А нам отдуваться!
Смирнов удивленно посмотрел на Агеева, тронул пальцем свой шелушащийся от солнца нос, резко натянул на голову кепи.
- Война, капитан, - сказал он. – Не мы ее придумали… Заводи! – крикнул он водителю, и солдаты, закинув автоматы за спину, побежали вниз к машине. – Поехали!
Смирнов махнул на прощанье рукой, и газик помчался по каменистой пустыне.
В Каире, а затем в Москве после получения оперативной информации по нескольким каналам, начиная с аппарата генерала Катушкина и резидентуры ГРУ, завертелась машина, были проинформированы соответствующие круги, озадачены дипломаты по линии МИДа, и проведены срочные переговоры за закрытыми дверями.
Под прикрытием ракетчиков “Фантом” демонтировали, извлекли из песка, погрузили на КАМазы и доставили на авиабазу Каир-Вест. А спустя пару дней советские специалисты КБ Микояна уже ковырялись в его электронной начинке. Чуть позже несколько советских НИИ были озадачены изучением новейшего американского истребителя…
В Москве оказался и майор Шауль Кац, командир 201-й эскадрильи “Фантомов”, сбитый в районе Фаида. Страшная египетская тюрьма, о которой он думал, повиснув на стропах парашюта, и готовясь к неизбежным пыткам, превратилась в неуютное место на борту военно-транспортного самолета советских ВВС, доставившего его в подмосковную Кубинку.
Шауль Кац прекрасно понимал, что его нелегальная депортация в Советский Союз связана с его же “Фантомом”, и мучился мыслями о том, что его ждет. Он почему-то вспомнил молодого русского офицера, допрашивавшего его в Фаиде, умные, понимающие и сострадательные глаза этого смуглолицего парня в арабской форме, и подумал, что с таким человеком можно было быть самим собой – майором Хель Авира… Он закрыл глаза, и вновь, в который раз, как в кадрах кинофильма, возникли яркие картинки родительского дома в Кирьят-Хаим, отец и плачущая мать… Увидит ли он их когда-нибудь?...
Спустя какое-то время в Каире, подведя итоги операции “Железо”, полковник Иванов со стаканом виски подошел к Озерову и сказал:
- Валерий Геннадьевич, можете вертеть дырку для ордена! Черт побери, все сложилось! “Фантом” у нас! Причем, в таком варианте, о котором мы даже не могли мечтать: с израильским летчиком! А скольких дипломатических усилий стоило все остальное!...
- А я-то здесь при чем? – удивленно спросил Озеров.
- Ладно вам прибедняться, - сказал резидент. – Этот ваш Полещук не только уточнил место падения “Фантома”, но и участвовал в допросе летчика… Кстати, надо бы отметить этого лейтенанта…
Озеров вспомнил свой недавний сон про “Фантом” во дворе посольства, резидента в форме полковника ВВС, удивился про себя и спросил:
- Сергей Викторович, а какая у вас форма? Я понимаю, что вопрос дурацкий, но, тем не менее, что вы надеваете в Союзе, когда надо быть в военном обличии?
- Странный вопрос, - сказал Иванов. – Очень странный для вас, Валерий Геннадьевич. – А что, отвечу прямо: черные петлицы с пушечками – артиллерия… Только не спрашивайте, почему я на приемах в другом виде… Так надо, и вы это прекрасно понимаете… Давайте выпьем за “Железо”, наш прорыв. Вы должны осознавать, как много это значит для нашей страны.
Валерий Озеров поднял свой стакан с виски, поднес ко рту, но пить не стал. Иванов этого, видимо, не заметил..."
(продолжение - https://dzen.ru/a/Z5psJzYbRyD1Hrep)
[1] Момент, братья мои! (араб.)
[2] Принял (иврит)
[3] Ястреб (иврит)
[4] Сосед один (иврит)
[5] Вас понял (англ.)
[6] Говнюки (иврит)
[7] Грубое ругательство (иврит)
[8] Может, он действительно русский летчик?! (араб.)
[9] Врет, сукин сын! (араб.)
[10] Ты русский? (араб.)
[11] Внимание! (араб.)