Картина, которая кажется знакомой людям даже совсем далеким от искусства, и, вполне вероятно, не видевшим ее никогда. Простая, нежная зимняя сцена в жемчужных тонах, мимо которой - неожиданно! -невозможно пройти. Снег, и свет, и взгляд издалека и немного сверху. И вот, вы уже замерли перед этой работой, и рассматриваете ее, пытаясь понять - что здесь происходит, почему такое странное, неоднозначное впечатление производит пейзаж, откуда непонятная тревога в мирной атмосфере. Ваше внимание и ум захвачены этой своеобразной ловушкой, в которую поймал вас великий Питер Брейгель Старший.
Дамы и господа, позвольте мне представить вам, ни много, ни мало, хит эпохи. Бестселлер, завоевавший бешеную, невероятную популярность у современников в нескольких поколениях. Сцена, которую воспроизводили, по заявкам желающих, в таких объемах, что до нашего времени дошло 127 известных копий. Перед вами странная работа Питера Брейгеля, «Зимний пейзаж с конькобежцами и западнёй для птиц».
Мы видим фламандскую деревушку в снегу, причем, вполне конкретную -Сент-Анна- Педе. На горизонте - шпили высоких церквей Антверпена, ярким ажуром выделяются силуэты зимних деревьев. На льду замерзшей реки беззаботные человечки катаются на коньках и самодельных салазках, прогуливаются, играют в волчок и айсшток (прародитель керлинга),оживленно болтают. Долгожданный отдых от трудов, похоже, воскресенье, полное простых радостей. Безмятежность и умиротворение.
И все же… зрителя не оставляет ощущение некоей подсознательной опасности, своеобразный саспенс, и мы ищем, ищем глазами, пытаемся определить его источник. «Пейзаж с западней для птиц». Где же она, западня? Признаться, не сразу узнаешь ее в этой тяжелой старой двери, приподнятой над землей: под ней щедро рассыпано зерно, а рядышком суетятся такие же кругленькие, как люди на льду, птицы,-беспечные и доверчивые. А где же птицелов, кто он?.. Кто, спрятавшись за пространством вне картины, держит конец веревки и в любой момент, дернув за нее, принесет конец и птичьим маленьким жизням?
«Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!»- сказал, века спустя, другой гений устами своего неоднозначного героя.
Мы с вами видим эту картину несколько другими глазами, чем современники художника. Мы давно научились защищаться от холода, и теперь зима и замерзшие реки и каналы не означают для нас ни опасности не проснуться в застывшем доме, ни голодной смерти из-за перекрытия торговых путей (когда лодка, вмерзшая в лед, означает не милый атрибут зимней сказки, а отчаянный знак беды). Мы привыкли только радоваться зимним удовольствиям. Но эти брейгелевские люди на льду - не так однозначно веселы. Для них опасная полынья -всегда рядом.
В момент, когда Брейгель писал свои панели, Европа вступила в период интенсивного изменения климата, теперь известный как «Малый ледниковый период», а зимы 1564-го и 1565 года стали самыми холодными за столетие. Люди не умели ни достаточно эффективно сохранять тепло в домах, ни правильно одеваться (и обуваться, что тоже очень важно). Замерзшие посевы, несколько лет подряд, привели к голоду и беспорядкам, замерзшие каналы лишили возможности вести привычную торговлю. Многие считали, что гибель урожаев, невозможность вЫходить больных и высокая детская смертность были наказанием свыше. Они обвиняли в своих несчастьях ведьм — и это, именно в тот период, привело к казням тысяч женщин, да и просто расправам с несчастными, за которых некому было вступиться. Более 30 лет спустя, в трактате английского короля Якова I «Демонология» рассуждается о «колдовстве ведьм для ухудшения погоды». Ведьмовство, вообще, было одержимостью той эпохи, о нем бесконечно думали, говорили и писали во всех социальных слоях.
Теолог Иоханнес Моланус, проживавший в Лёвене, неподалёку от Брейгеля, описал зиму 1564−1565 годов как «безмерно суровую». Моланус повествует о бедняках, обмороженных и теряющих из-за холода носы и пальцы, или целых семьях, замерзших ночью в домах. Птицы падали замертво с неба. Вот каков, на самом деле, мир, в котором жил и творил Питер Брейгель, вот о какой осторожности он предупреждает - да, мы живем, хлопочем и суетимся, как те птички, радуемся дню, но кто знает, как близко притаилась смерть?..
Но тем не менее, годы идут, человек -на то он и человек, -ко всему привыкает, понемногу учится противостоять жестоким климатическим вызовам, справляться с холодом, запасать продукты. Человечество заново выживает, это самый важный из его навыков, столетиями напролет -подстраиваться, адаптироваться и жить дальше, заботясь о старших и поднимая младшие поколения семей. Художник, а затем и его сыновья делают десятки копий этого пейзажа для клиентов, и вот уже человечки на льду одеты теплее, свет на картине -более дружелюбный, настроение -более легкое. И хотя никуда не исчезает зловещая доска, готовая обрушиться на птиц, и не затянута опасная полынья на льду, и остаётся также знаменитая «рифма» людей и птиц, одинаково маленьких и хрупких перед лицом неминуемой смерти, но…
Ощутимо, вместе со светом и погодой, меняется эмоциональная оценка сцены, от флегматичной обречённости первой версии до принятия и своеобразного оптимизма позднего, солнечного варианта. И даже больше того. Надежда превращается в глобальную и окрашенную глубокой трогательной верой в милосердие Всевышнего, в своеобразный манифест «Все только начинается». Если не рассматривать картину очень долго, то не поймешь, где искать ту великую надежду, но я вам сейчас покажу, куда смотреть.
Вот здесь, у домика, начинают свой долгий путь Иосиф и беременная Мария на ослике, путь, в конце которого -ясли, звезда Вифлеема и новорожденный Спаситель мира.
И, по чистому совпадению, самая, пожалуй, радостная копия этой работы, копия, написанная Питером Брейгелем Младшим, находится у нас, в России. Обязательно посмотрите на нее, когда будете в Москве! А москвичам, тем более, совсем легко приобщиться к этой истории, не отказывайте себе в таком удовольствии!
«Во всех работах нашего Брейгеля таится больше, чем изображено», — писал Абрахам Ортелий, нидерландский географ и друг Брейгеля Старшего. Двойственность мироощущения этого поразительного художника — средневековое смирение и ренессансная вера в человека, мистичность и реализм деталей, нравоучительность и любовь к жизни тесно сплетены в его творчестве, но в какой-то момент, все противоположности сходятся, «ловушка» срабатывает... и наступает понимание.