Мы живем в эпоху, когда любая аллегория — будь то фантастика, антиутопия или миф — может стать не просто предупреждением, а реальной перспективой. Хватаемся за воздух, словно за поручни, чтобы не потерять себя в этом стремительно меняющемся мире. Почему мы так внимательно перечитываем «1984» Оруэлла или «Мы» Замятина, но оставляем в стороне утопии вроде «Города солнца» Кампанеллы?
Может быть, потому, что мы сами стали тем вырождающимся племенем, которое мечтает вернуться в стан обезьян? Для одних это будет гражданской смертью, для других — освобождением от невыносимых человеческих обязательств.
Мы привыкли считать себя венцом творения, но что, если присутствие человека на планете вовсе не обязательно?
Что, если природа или Бог уже готовы поставить на наше место кого-то другого? Обезьян, птиц, деревья или даже черепах? Черепахи живут на Земле более двухсот миллионов лет и, возможно, переживут нас. Они неприхотливы, исполнены похоти, и их сердце, как писал Хемингуэй, продолжает биться даже после смерти. А наше? Разве наше сердце продолжает биться после того, как нас «разрезают» горем, несправедливостью, смертью близких?
Со времен Эзопа мы сравниваем себя с животными. Они успокаивают нас, как река Лета, но они же и пугают.
В фантастических фильмах тараканы и крысы, вырастая до гигантских размеров, разрушают привычный мир. В «Войне с саламандрами» Карела Чапека милейшие земноводные существа обучаются человеческим навыкам и готовятся затопить планету. А в романе Пьера Булля «Планета обезьян» люди и обезьяны меняются местами: люди теряют дар речи, их держат в зоопарках, а обезьяны охотятся на них.
Может быть, нас всех спасут дельфины? Мы научимся понимать их язык, и они будут оберегать нас. Хотя дельфины не менее загадочны: могут спасти, а могут и поиграть человеком, как мячиком, пока он не умрет. А акулы? Они всегда будут нашими врагами. В 90-х годах прошлого века популярное цирковое шоу, где девушки резвились с акулами, закончилось трагедией: акула перекусила одну из участниц пополам. Шоу закрыли, но разделение на своих и чужих осталось.
Наша любовь к животным избирательна. Кентавры, полукони-полулюди, могли быть членами общества, а минотавр, полубык-получеловек, был чудовищем. И разве не так мы относимся друг к другу? Не так-то сложно убедить нас, что одних людей убивать можно, а других — нельзя.
В «Метаморфозах» Овидия люди превращаются в деревья, цветы, птиц. Все живое связано с человеком, и мы, убивая, подсознательно боимся мести. В романе «День триффидов» Джона Уиндема нас могут заменить даже растения. Они передвигаются на корнях, обладают смертоносным жалом и питаются полуразложившимся мясом… Нашим…
Реальность держит фантастику на коротком поводке. У Бунина в стихотворении «Одиночество» герой мечтает: «Хорошо бы собаку купить». А у Булгакова в «Собачьем сердце» Шариков, превращенный из пса в человека, становится тупым хамом. Профессор возвращает ему собачий облик, но Шариков успел оставить потомство — сотни таких же, карабкающихся по карьерным лестницам.
В Японии стоит памятник собаке Хатико, которая ждала хозяина много лет. О собачьей преданности написаны книги, сняты фильмы. Многие уверены, что животные лучше людей. Но иногда нас охватывает животный страх: может быть, наше присутствие на планете вовсе не обязательно? Для тех, кто хочет остаться человеком любой ценой, наступит мрак. А остальные обрадуются, что их разжаловали в зверье.
По материалам Горби. Статья Е. Скульской. Краткая версия