Перед традиционной для нашего российского календаря, "блокадной" датой, мне всегда хочется вспомнить тех, с кем меня сводила судьба, кто помог мне лучше понять мой любимый город, узнать интересные и подчас трагические события из его истории из первых уст.
Кому я, перечитывая свои записи, мысленно кланяюсь в пояс. Не зря же многие до сих пор именуют Петербург - Ленинградом. Потому что самые важные вехи их собственной жизни были связаны с ним. А теперь о главном.
Когда я читаю перепалку в комментариях на тему, "кто более для матери-истории ценен", мне скорее грустно, чем смешно. Потому что все эти напыщенность, снобизм, презрение к тем, кто ниже по социальному статусу, иногородним - никак не увязываются в моей голове с городом моей вечной любви. С его людьми-тружениками. С теми, кто внес реальную лепту в его судьбу, потому что честно жил и работал, жил так, как его научили советские семья и школа. Каким его сформировали блокадные воспоминания его родных.
А это важно. Знаете, почему? Почему важно оставаться человеком, вопреки всему, уметь сопереживать и делиться? Потому что "человек сам себе судьба".
Он сам формирует свою карму. Может, поэтому тем, кто выжил в те страшные годы блокады и войны, Бог даровал возможность жить долго. И согревать теплом своих сердец других. И делиться всем, что есть. Особенно -хлебом.
Помню, как я принесла - уже в редакцию "Смены"! - когда работала на юбилейном "блокадном" проекте, дарованный мне Обществом блокадников на Невском блокадный кофе. На память. Крохотную жестяную баночку, в которой ранее хранили табак. Помню, как мы с девчонками долго нюхали его - этот порошок из смеси трав, но так и не решались выпить. Да, и кто бы решился?! Как-никак 60 лет прошло! И тогда кто-то из коллег-мужчин, уже точно не помню, предложил, мол, давайте, я? Налил в стакан кипяток, положил в него половину чайной ложки. Размешал. Отхлебнул... Почувствовал горечь... Вслед за ним то же самое проделали и мы. Пришла я потом в Общество, чтобы взять очередное интервью, говорю Валентине Ивановне Леоненко, президенту Международной ассоциации общественных организаций блокадников (Светлая ей Память!), мол, а мы вчера с ребятами ваш кофе выпили, правда, не весь.
Она чуть за сердце не схватилась! Юля! Я же вам не для этого его дала! Не для употребления внутрь! Ну, вы даете! Слава Богу, что живы!
А теперь - про хлеб. Первый раз, когда мне, во время очередного "блокадного" интервью для "судьбы человека", завернули и положили в сумку гостинец, это были нарезанный толстыми ломтями сыр и хлеб. Пока я ехала, ушатанная метаниями по городу из конца в конец, в метро (машины у нас в редакции не было), я не смотрела в сумку. А когда пришла домой, в крохотную комнатку в общежитии Военмеха, которая когда-то служила складом, то обнаружила в ней, сумке, его, мой корреспондентский паек! А еще - две огромные шоколадные конфеты "Гулливер"!
И вот представьте себе картину: комната в 5 квадратных метров, железная кровать, столовский колченогий стол и такой же стул, а я стою где-то посередине, в шапке и пальто, держу в руках этот пакет, собранный мне пережившей блокаду семьей, и рыдаю так, что слышно даже за стенкой!
И всегда, пока я еще жива, в моих ушах будет звучать этот постоянно встречающийся мне в те годы, типично ленинградский вопрос: "Деточка, вы не голодны? Садитесь с нами, пожалуйста, вот конфеты, печенье, чай? Деточка, а может, кашу или суп?"...
Только таким я запомнила Ленинград, хотя он уже почти два десятка лет носил другое гордое имя - Санкт-Петербург.
Но разве можно выкинуть из песни - слова?
