Существует расхожее мнение, которое укореняют в массовом сознании литературоведы с учёными степенями и без. Естественно, либерального разлива. Дескать, в сталинской литературе тему репрессий нельзя было затрагивать.
Я предлагаю вам отрывки из повести Василия Кудашёва «На поле Куликовом», как раз на эту тему. Название «На поле Куликовом» дано повести потому, что действие происходит в бригаде МТС и колхозах, находящихся как раз непосредственно на историческом Куликовом поле, в междуречье Дона, Непрядвы и Красивой Мечи.
Итак, давайте посмотрим, как писатель Василий Кудашёв описывает это явление. Конфликт между директором МТС и бригадиром начался с похорон. Неожиданно умерла – попала под машину – повариха бригады. Случилось это на пустынной дороге. Нашли её не сразу. Труп увезли в ближайший сельсовет. Сотрудники МТС не сразу об этом узнали, а узнав, – немедленно пошли её хоронить. Лето стояло жаркое, медлить было нельзя, труп уже пролежал несколько дней. Из-за того, что пошли в рабочее время, собственно, и возник этот конфликт. Категорического приказания директора никуда не ходить и «не срывать план» они ослушались. Ну и вот что из этого получилось.
Директор МТС «Валдеев наклонил голову в сторону, за борт, где яростно и пружинисто шумели колеса по профилированной дороге. Папиросу сплюнул.
«…Из молодых да ранний! Прёшь на рожон? Хорошо! И очень хорошо то, что ты и в присутствии председателя сельсовета… это тоже важный фактик!»
Откинув голову, Валдеев злорадно ухмыльнулся и чуть было не наехал на крупный камень на дороге. Он проворно и вовремя, почти на весь оборот, крутнул руль.
«Хотел меня подвести под ремиз, а вышло – сам в калошу сел. Изволь теперь плыть в далёкое плаванье. У меня, как у охотника, закипают страсти, когда вижу верную добычу. Логика борьбы? Может быть, и так.
Эх, где теперь Кисварин, с крупным масштабом был человек. Он не раз мне говорил: если хочешь быть победителем, ищи у противника ахиллесову пяту. Найти ее, при желании, можно почти у каждого человека. А идя на это дело, запасайся всегда фактами и фактиками. Делай вид, что ты только в интересах дела обороняешься, а сам этим временем из-под щита фактиков и фактов круши своего противника. А Зубков... Что Зубков? Мы не таких встречали ершей, ломали им иглы и – в общую уху... И ты, Зубков, должно, полагаешь, что я уволю тебя из бригадиров, поставлю вопрос о твоем пребывании в партии – и все тут? Нет, гусь перепончатый, ошибаешься. Забастовка… демонстративный срыв... А чем это пахнет? Жаль что секретарь райкома сейчас не Кисварин. У того в таких случаях суров был характер. Жамкин, зоотехник из Кругловского свиносовхоза, сломал себе шею. На агронома Виртова я только доложил тогда Кисварину, и агроном испекся... А насчет тебя, Зубков, Кисварин сейчас бы сразу позвонил прокурору, если нужно, нажал, надавил бы на того. Получил бы ты, как контра пять лет, а, может быть, и прибавили бы, если бы стал на суде ершиться. Агроному Виртову прибавили... Да и Овсянкин твоему делу, Зубков, даст полный ход. А коль попытается замять, я знаю, куда еще надо будет обратиться. Тогда и самому Овсянкину не сдобровать».
…
Внизу, долиной, приближалась встречная машина. «Нет, кажись, не Овсянкин... У того должен быть лимузин, вороная «эмочка». Но кто же это? А-а... омшарский директор, Лунин – «ретивая кадра», как о нем говорил Кисварин. Нет, кажется, и не он... А-а... Овсянкин, вот и кстати. Да, он...»
Встретились в лощине, Молодой, быстроглазый, с густыми темными бровями, секретарь райкома сидел рядом с шофером.
…
– А я, было, к вам спешил по очень важному и неотложному делу.
– Что у тебя?
Аалдеев, пожав плечами, метнул взглядом на шофера,
– Дело, я бы сказал, сугубо политическое. Такой факт вдруг вскрылся...
– Ну, ну?
Но Валдеев вновь недоверчиво посмотрел на шофера Подергивая плечами, он сбегал к своей машине, достал из-под сиденья папку. Заявление, изложенное мелким почерком на большом листе, Валдеев подал секретарю так, словно это была не бумага, а птица, которая могла внезапно выпорхнуть из рук. Лицо его подергивалось, тонкие мокрые, губы покривлены.
Овсянкин читал, около рта легли складки от удивленной улыбки. Некоторые слова из заявления он произносил вслух, как бы желай придать им силу большую, чем предназначал сам Валдеев: «...мной и прежде замечалось, что Зубков человек гордый, скрытный, нравственно нечистоплотен. Повариха Катерина Лотова была им уволена из бригады на почве корыстных любовных целей, что указывает...»
– Хо, какой подлый! – Овсянкин вскинул брови и в упор посмотрел на Валдеева. – Этот факт тобой проверен?
– А как же, обязательно.
– А с самой Лотовой ты говорил?
– Это все цветики, а вы читайте, читайте, что дальше. – Валдеев забубнил ладонью по борту машины, но, вспомнив, с кем говорит, перестал стучать, снял очки и начал тщательно их протирать.
Овсянкин, качая головой, вновь прочитал вслух: «Вторично было заявлено в присутствии уваловского предсельсовета – нужно понимать, что под видом похорон вышеуказанной старухи Зубковым организован политически-сознательный срыв уборочной компании».
Овсянкин откинул голову на спинку сиденья.
– Подлец, явно подлец! Ну, Харитон Зубков, попал ты в переплет... Да, дело серьезное.
Валдеев наоторожился, лицо его лоснилось от пота. Овсянкин спросил:
– Ну, а какие же ты, Валдеев, предлагаешь выводы?
– Я заготовил приказ о немедленном увольнении Зубкова из бригадиров. А по линии политической вы, товарищ Овсянкин, должны ударить со всей силой.
– Да, ударим, – сказал Овсянкин, убирая заявление Валдеева в портфель.
– Надо, чтоб немедленно прокурор взялся круче, – Валдеев издал носом фырчащий звук, косо поставленные глаза его алчно замасленились. – Я понимаю, это не менее, как забастовка... и в наше время? Тут надо ударить сокрушающе.
– Да, ударим, – сказал Овсянкин, раздумчиво глядя в сторону, – ударим так, чтоб впредь не повторялось».
Закончилась эта история тем, что вместо Валдеева директором МТС был назначен как раз тот самый бригадир Зубков. Таким образом, это наглядно показывало, что время пришивания всем, с кем партийные руководители вступили в конфликт, различных политических статей – на 40-й год уже прошло. Это и была новая генеральная линия Партии. Правда, о том, куда делся бывший секретарь райкома Кисварин и какая судьба постигла в дальнейшем самого Валдеева, – автор умалчивает.
А вообще Василий Кудашёв – автор очень интересный. Друг Шолохова, коммунист и очень неплохой писатель. Но о нём сейчас вспоминают очень редко. Вот если бы его репрессировали, то, наверное, вспоминали бы намного чаще, потому что он куда талантливее многих своих репрессированных коллег. Но репрессирован он не был, благополучно писал, в 41-м году пошёл добровольцем на фронт, попал там, к несчастью, в плен и в этом плену в 44-м году скончался, не дожив до Победы.
P.S. Да, а репрессий никаких, конечно же не было, это всё либералы придумали.