- Зарна, - я попыталась прояснить ситуацию, но тут на Зарной навис грозный и ошеломленный господин Орбрен.
- Откуда ты все это знаешь? - спросил он сверкая своим фирменным взглядом, которым прожигал меня вчера вечером, - кто тебя научил?
- Никто, - прошептала Зарна и вжала голову в плечи.
- Да ну? - с усмешкой произнес господин Орбрен, нависая на несчастной вдовой, - не может быть. Врешь?
- Нет. Не вру, - вскинулась Зарна, а потом опустила голову и призналась шепотом, - никто меня не учил. Я сама... я.. я за соседом-стекольщиком тайком подглядывала... у меня Дар...
Орбрен хмыкнул, Зарна вспыхнула, а бабы вокруг как-то неприятно заулыбались. А я снова ничего не поняла.
- Дар, значит, незарегистрированный? - мерзко хохотнул негодяй.
Зарна мотнула головой из стороны в сторону. Она все так же стояла, опустив взгляд в пол, и чуть не плакала.
- Только как носитель... поварского. Семейного.
Тут до меня стало доходить... Салина же говорила, что есть способы. Кошмар меня подери! Это что же получается, что Зарна... и это в Гвенаре, где походы налево страшно порицаются? Ведь изменщиков сразу сдает справедливый Оракул! Бедная... Ей же всю жизнь приходилось скрывать свой Дар. Вон даже училась тайком. Потому что ее Дар раскрывал то, что ее родители сумели как-то скрыть. Интересно, как ей это удалось?
Впрочем какая разница! У нас теперь есть стекло! И бусы эти даром колхозу не сдались, а вот банки! Бутылки! О! Это же золотое дно! Если еще найдем кузнеца какого-нибудь. Или кого там... чтоб нам крышки сделал. Кстати, о крышках... у меня в рюкзачке крышки жестяные были. Тетя Клава передала... и, вообще, почему это за столько месяцев я даже ни разу туда не заглянула? И вещи мои... даже в руки ни разу не взяла. Словно забыла про них напрочь. Не иначе происки проклятья герцогского... чтоб ему пусто было! Я даже про авторучку сколько раз вспоминала, а сама ее ни разу не доставала даже. Но я подумаю об этом позже. Вечером. Когда «лягушку» буду препарировать. Пока надо разобраться здесь. Со стеклом.
- Зарна, - кинулась я к соседке моей подруги, оттесняя в сторону господина Орбрена. Точно так же, как он меня чуть раньше, - это же замечательно. Скажи, а ты сможешь сделать емкости из стекла? Я тебе форму нарисую.
- Емкости? - удивилась Зарна, - не знаю. Смогу наверное... я не знаю силу Дара, Малла. Никто же не проверял никогда. Но зачем тебе стеклянные емкости? Хрупкие же. Лучше из глины...
- Нет, - мотнула я головой, - не лучше. Господин Гририх, можно мы сегодня с Зарной к вам придем? У меня есть еще одна идея. Надо посоветоваться.
Господин Гририх сокрушенно вздохнул и согласно качнул головой... ну, да. Я же его уже сколько дней допоздна мучаю. И это помимо уроков по чтению и письму на гвенарском. А сейчас у меня еще вопросы появились. Другие. С которыми я больше ни к кому пойти не смогу, потому что больше никто не знает, насколько я чужда этому миру.
- Может быть я смогу тебе помочь, - вкрадчивый голос негодяйского негодяя почти заставил меня подпрыгнуть от неожиданности, - мы же теперь тоже колхозники. И ты можешь прийти ко мне за помощью или советом в любой момент...
И тут бабы, до этого молча поворачивающие головы, отслеживая реплики, понимающе заулыбались и захихикали. Кошмар меня подери! Салина же говорила, что уже сплетни ходят про меня и господина Орбрена. И хорошо, если вчера ночью никто не видел негодяя этого возле дома моего...
- Нет, спасибо, - как можно более холодно ответила я. Почему в присутствии этого человека во мне будто бы включалась другая я? Я даже говорила с ним по-другому, - я не нуждаюсь в вашей помощи.
А господин Орбрен громко хмыкнул и подмигнул с наглой, похабной улыбочкой. И конечно же, все это увидели все. По правлению мгновенно зазвучали смешки.
Что на меня нашло? Не знаю. Я размахнулась и со всего маха влепила этому грубияну пощечину.
И такую сильную, что голова у него мотнулась в сторону. И такую звонкую, что ее, наверное, в другом конце поселения было слышно.
В правлении мгновенно все застыли. Тишина воцарила — мычание коровы на дальнем лугу, как гром прозвучало. Это же получается я, простолюдинка, руку на дворянина подняла. Пусть даже он самого низкого уровня и бедный, как мышь церковная.
А моя рука уже замахивалась для второго удара. Но господин Орбрен еще раз ударить себя не позволил, перехватил мою руку. И снова знакомо зашипел, сверкая фиолетовыми глазами:
- Ты что творишь, дура?! Ты на кого руку подняла?! Ты хотя бы представляешь, что тебе грозит за такое?!
Я не представляла. И уже даже пожалела о своем поступке. Надо было словами высказать ему все, что я думаю. Ну, или тихонько, так чтоб никто не видел, треснуть его по спине кулаком. Не больно ему, но зато я бы сейчас не стояла перед всеми, как оплеванная.
Но прощения просить я у этого негодяя ни за что не буду. Пусть лучше меня Оракул испепелит на месте.
- За непреднамеренное публичное оскорбление представителя аристократии, тебе, Малла, полагается три дня в кутузке, - быстро и как-то даже торопливо произнес господин Гририх, - но в город мы тебя повезти не можем, поэтому будешь отбывать наказание здесь. Пойдем, Малла.
- Я не согласен, - вальяжно заявил негодяйский негодяй и довольно осклабился, - я отвезу ее в столицу и пусть...
- Вы забываетесь, господин Орбрен, - резко перебил его господин Гририх, выделяя интонацией слово «господин». - Это мое поселение, и здесь я наделен правом решать судьбу каждой вверенной мне вдовы. А с указом его величества, в котором возможно и есть изменения, я еще не ознакомился.
А мне было все равно. Я слушала, но не слышала, что они говорят. Вот так вот, Малла, впервые в жизни попадешь в тюрьму. И за что? За то, что впервые в жизни посмела постоять за себя не на словах, а на деле. Но ничего, господин Орбрен. Я злая и память у меня хорошая. Запомню я. Не забуду.
Бабы сидели молча. Да уж... собрание сегодня выдалось. Скандал на скандале. Теперь год будут косточки перемывать и Зарне, и мне, и господину Орбрену. Надеюсь, хотя бы перестанут говорить, что у нас с ним что-то есть. Должна же быть хоть какая-то польза от того, что я трое суток в камере отсижу.
В камеру, оказавшуюся вполне себе приличной комнатой тут же в правлении, меня отвел господин Гририх. Молча. Вот перед ним мне было ужасно стыдно. Все же именно этот человек завоевал мое искреннее уважение и доверие.
- Господин Гририх, - остановила я его, когда, тяжело вздыхая, комендант нашего вдовьего поселения собрался выходить, - простите меня. Я не хотела.
- Я знаю, дочка, - грустно улыбнулся мне господин Гририх, - Орбрен молодой, горячий. Торопится. Сначала делает, а потом только думать начинает. Прости его, дочка. Он ведь не со зла.
- Нет, господин Гририх, - мотнула я головой, - не могу я его простить. Я, конечно, виновата, что не сдержалась, но он меня нарочно провоцировал. Вы же тоже видели.
- Видел, - вздохнул господин Гририх, - да только... э-эх...
Он сокрушенно вздохнул, махнул рукой, показывая свое отчаяние, и вышел, закрыв меня на засов с той стороны.
А я осталась отбывать наказание.
Комнатка, где мне предстояло прожить три дня, была небольшая. Площадь не больше восьми-девяти шагов. Кроме кровати и стола с табуреткой ничего и не помещалось. Небольшое окошко напротив двери было обычное, без решетки. И если забыть про закрытую на засов дверь можно подумать, что я просто в гостях у господина Гририха.
- Малла, - услышала я приглушенный шепот, и в окно затарабанили, что было сил, - Малла...
- Салина, - тоже почему-то зашептала я, взявшись руками за раму. А то сестра так сильно стучала, что я даже испугалась, как бы все не вывалилось. - У меня все хорошо. Не переживай за меня. Ты овец отведи, пожалуйста, Варле. Пусть присмотрит пока я здесь. А то пропадет скотинка. И пару ведер воды бы им отнести в обед. Я там на лугу колоду поставила.
- Хорошо, - громкий шепот Салины было удивительно хорошо слышно, - если тебе что-то надо, ты скажи, мы здесь с Зарной, она сможет вытащить стекло и вставить обратно так, что никто ничего не заметит.
- Нет, - рассмеялась я, - спасибо. Мне ничего не нужно. Хотя... Салина. Попроси, пожалуйста, у господина Гририха несколько листов бумаги и перо.
- Хорошо, Малла. Я скажу.
Сестра с Зарной убежали, а мне стало так легко и хорошо. Что такое три дня? Да ничего. Я как раз успею не спеша мысли в порядок привести. Зато как я негодяю этому пощечину влепила! От души!
Наверное, Салина сразу же пошла к господину Гририху с моей просьбой, потому что не прошло пяти минут, как он заглянул ко мне на дольку и передал несколько листов бумаги и перо с чернильницей.
Я присела за стол и положила перед собой чистый лист. Было немного страшно. Я растерялась даже, не зная что, как и в каком порядке писать. Посидела немного, глядя на пустые строчки и одинокую кляксу посреди листа... я пока не научилась не ставить кляксы.
И решила, что запишу вопросы в том порядке, в каком они придут ко мне в голову. А уж потом буду разбираться, в каком порядке нужно искать ответы. Писать решила по-русски. Никто не прочитает, и на генарском я еще читала и писала с трудом.
Но все вопросы исчезли. И если утром у меня голова пухла от вопросов и нерешенных проблем, то сейчас я не могла вспомнить толком, о чем тогда думала. Поэтому первый вопрос звучал: «Почему я забываю о том, что было, о том, что я хотела, о том, о чем я думала?» Все же я никогда не была забывчивой. И я всегда любила помечтать, пофантазировать, представить как мы с Орландо будем жить, если он перестанет пить. А сейчас я стала какой-то чересчур приземленной. И мысли у меня исключительно о сегодняшнем дне. И даже сейчас я уже забыла то, что беспокоило меня буквально пару часов назад.
И это как-то совсем неправильно. Может быть это побочный эффект от ведьминского колдовства, от кокона этого, которым они мою беременность от глаз людских прячут? Вот и второй вопрос.
А еще они обещали спрятать меня до самых родов. Но вот что я буду делать потом? Я ведь сколько раз пыталась об этом подумать, но... всегда находилось что-то более важное, чем мое собственное будущее. Пасынки какие-нибудь на помидорах... или подготовка к колхозному собранию...
Я сидела, размышляла, записывая все непонятные для меня моменты. Например, зачем ведьмы мне помогают? И почему я так слепо доверяю им? И зачем за мной следят его величество и его сиятельство? Ведь если они не знают о моей беременности, а они о ней не знают, то зачем им это нужно? Да, даже если знают. Сомневаюсь, что они следят за каждой вдовой, которую определили во вдовье поселение. А значит нужно узнать, чего они хотят от меня?
Листок очень быстро покрывался вопросами. Я не думала над ответами, сосредоточившись только на записи сами вопросов. И с каждым мигом понимала, эта непонятная забывчивость неспроста. Так не бывает, чтобы память работала там избирательно.
Потому что все мои вопросы однозначно складывались в четыре группы: ведьмы, братья и господин Орбрен, ребенок и... Дар. Или Дары? Ведь Дар огородничества у меня никуда не делся. А еще я очень быстро стала довольно сносно разбираться в местных травах, и если постараюсь, смогу определить состав ведьминского напитка, осознала я только что глубину своих знаний. А еще Дайра назвала меня песенницей. А когда мы ехали из города я вылечила господина Гририха. Я же слышала, как Вилина говорила, что ему стало намного лучше и он перестал стонать по ночам от боли. И это совершенно неправильно. Уж то, что у каждого человека может быть только один Дар, я за эти три месяца узнала точно.
Друзья, на Дзене можно прочитать и другие мои книги