Зачем тебе столько сахара?
Июль. Третий час поездки в поезде. Это уже вторая пересадка. Сначала был нормальный поезд с кондиционером, а теперь пришлось пересесть в старенькую допотопную коробку-электричку. Здесь нереально жарко, металл нагрелся от полуденного солнца и теперь душит пассажиров.
Чем дальше я уезжала от родного и понятного мегаполиса, тем больше ощущала довольно противоречивые чувства. Во-первых, пейзаж за окном меня радовал. Многоэтажки и магазины с пёстрыми вывесками сменились на лесной массив самых различных оттенков зелёного и осевшие деревянные домики, когда мы проезжали небольшие населённые пункты. Во-вторых, мне было немного страшно ехать так далеко, я очень давно не возвращалась в городок, где в детстве и ранней юности жила с сестрой моего папы. Как только мне стукнуло шестнадцать, уехала учиться в большой город. Там и осталась. Приезжала редко, в лучшем случае, один раз в несколько лет. А последние пять лет вообще там не появлялась, мы с тётей Ларисой сильно поругались. Она пыталась заставить меня переехать обратно, а я заявила, что никогда в жизни этого не сделаю. У меня хорошая работа и жизнь, о которой я мечтала всё детство. Мне всего двадцать шесть лет! У меня ещё всё впереди! Столько возможностей! Путешествия, тусовки с друзьями, дорогие покупки типа брендированных сумок. В городок, где я родилась нужно переезжать уже в преклонных годах, чтобы доживать свою старость. Я люблю свою тётю, но никогда не решусь на это. Сначала это были просто разговоры, но со временем она начала сильно давить на меня, обещала, что приедет и заберёт меня силой, мол, родственники должны жить только вместе, а раз я отказываюсь, то это равноценно отказу от своих родных. Лариса тот ещё манипулятор. В общем, мы созванивались раз в месяц, обменивались последними новостями. На этом наше общение заканчивалось.
Вчера вечером позвонила соседка тёти, она нашла мой номер телефона в записной книжке. Тётя Лариса умерла от инсульта, соседи вызвали скорую и полицию, тело забрали. Больше родственников у меня нет, поэтому пришлось писать директору среди ночи и отпрашиваться на целую неделю.
Приехала. На самом деле, городок был приличный. Здесь красивый парк, старенький музейчик, художественная школа, сахарный завод, вещевой и продуктовые рынки, конюшня на окраине города. Сразу за пастбищем, на которых гуляли лошади, начинались бескрайние поля пшеницы, сои, кукурузы, подсолнечника.
С трудом узнала свой бывший дом, окружённый деревянным заборчиком, выкрашенным в красный. Дворик утопал в разросшихся вишнях, что были плотно насажаны вдоль дороги, прикрывая строение от глаз.
Меня встретила леди в преклонных годах. Маргарита Степановна – очень активная пенсионерка в длинном цветастом сарафане, с коротко стрижеными волосами. Она классная, лучшая подружка тёти.
— Вика! Викочка! Горе-то какое! Ларочка тебя так и не увидела перед смертью. Так жалко, ты совсем одна осталась. Всех смерть поганая утащила.
Старушка обняла меня так крепко, будто хотела переломать рёбра. Тогда я впервые заплакала. Может, из-за осознания случившегося, может, из-за нахлынувших воспоминаний. Пока ехала сюда до последнего не верила, что осталась совсем одна.
— Обязательно позвони мне, когда решишь, во сколько будут похороны! Вот захороним по-человечески, потом помянем. У меня наливочка есть вишнёвая, Лара очень её любила. Я там на столе плов оставила с говядиной. Обязательно покушай! Небось, с этими нервами всё некогда.
Степановна меня утешила, потом отдала ключи и ушла. А я пошла осматривать дом. Всё осталось таким же, каким я помню после своего последнего приезда. Продавленные кресла, маленький телевизор, выцветшие обои, трельяж с одним треснутым боковым зеркалом, большой сервант с посудой и всякими стеклянными фигурками, десяток самых разных икон.
В целом, весь дом остался в девяностых годах. Конечно, я не могу помнить дом в те шальные годы, но судя по фотографиям, что хранились в бабушкином альбоме, здесь совершенно ничего не изменилось. Мебель стояла на тех же местах, те же обои. Моя бывшая спальня осталась совершенно нетронутой, там я и оставила сумку с вещами.
Сейчас поем и надо ехать в морг, послезавтра похороны. Нужно привести одежду, выбрать гроб и венки. Зашла в небольшую спальню, где тётя Лариса провела последние часы жизни. Я активно этому сопротивлялась, но другого варианта просто не было. Долго перебирала вещи в её шкафу, пытаясь найти что-то подходящее, чуть не захлебнулась в своих слезах, соплях и истерике. Плакала, пока голова не разболелась.
Всё выглядело так, будто тётя отошла в магазин. На пластиковой прикроватной тумбочке стояла маленькая иконка, таблетки для снижения давления и валидол, бутылка минеральной воды «Горячий ключ». Рядом с кроватью лежали носки, что, судя по всему, тётя сняла перед тем, как лечь спать. Степановна сказала, что она умерла во сне. Мне стало чуть-чуть легче от этой мысли, она хотя бы не мучилась. Тётина подруга нашла её, когда тело уже совсем застыло. Лариса жаловалась на повышенное давление с самого утра и пошла отдохнуть. К вечеру так и не вышла за двор, где подружки обычно болтали на лавочке. На телефонные звонки не отвечала. Вот Степановна и пошла проверить что там.
Я съела холодный плов, умылась и поехала на такси в морг. Провела там чуть больше часа, отдала одежду сотрудникам. Потом поехала в похоронное бюро, чтобы выбрать гроб, венок, деревянный крест и всё остальное, что требовалось. Поминальный обед заказывать не стала, на него всё равно никто не придёт. Помянем вдвоём с Маргаритой Степановной. Заказала отпевание. Церквушка как раз находилась рядом с кладбищем. Пошла пешком, нужно выбрать место, где копать могилу. Это какой-то лабиринт! Даже при том, что Степановна практически на пальцах мне объясняла, где находится наша родня. Нашла спустя час блужданий. На участке приличного размера было уже пять могил. Мои родители, бабушка и дедушка, бывший муж тёти. Как раз оставалось место ещё для одной могилки. Присела на лавочку и всмотрелась в лица родителей на каменных памятниках серого цвета. На душе снова стало так тошно, слёзы душили. Я решила идти домой, только когда жаркое солнце сильно нагрело голову.
Для начала, я отдала всех тётиных кур и уток Степановне. Зачем они мне? В холодильнике остался десяток яиц, в морозилке несколько куриных тушек, в большом пластиковом ведре у плиты лежали овощи с огорода. Хватит на два дня. Только сейчас я задумалась, что делать с домом. Продать? Единственный вариант. Как раз закрою ипотеку на квартиру.
А после я переоделась в бесформенную футболку, шорты и началась уборка. Весь хлам безжалостно выбрасывала, просто собирала в огромные мусорные пакеты и тащила к калитке. Спустя пару часов там собралась приличная куча, состоявшая из моего почти забытого прошлого.
Когда я закончила складывать все тётины вещи в очередной пакет, то обратила внимание на время. Телефон показывал 19:04, на небе горел закат.
Поужинала всё тем же пловом, безжалостно разогрев его на сковородке. Запах жареного мяса с рисом выплёскивался через открытые окна, привлекая соседских кошек. На улице стало немного прохладнее, по сравнению с дневной жарой. Я приняла решение прогуляться. Мне полезно, надо разгрузить голову. Поэтому, я переоделась в лёгкое платье и ушла постигать местные красоты. На самом деле, дома мне было очень некомфортно. Не знаю, как провести здесь ночь.
Темнело, во дворах иногда гавкали собаки, в окнах горел тёплый свет. Только вот на улице никого не было. Обошла несколько улиц, прежде чем выйти ближе к полям. Справа было поле подсолнечников, а слева поле пшеницы. Неспешно шла по широкой раскатанной дороге, утопая в своих мыслях. Когда проходила поворот, услышала чьи-то голоса. В бледных сумерках темнели три мужских силуэта, они что-то громко обсуждали. Потом вдруг притихли и двинулись за мной. Молодые, по голосу около восемнадцати лет.
— Эй! А ты откуда такая? Не видел тебя здесь раньше. Городская что ли? Почему гуляешь так поздно? Может, проводить тебя? — Прозвучало у меня за спиной.
По звуку шагов догадалась, что они сокращают расстояние. Я обернулась. Типичное быдло в потёртых спортивных костюмах и кепках. Наверняка, это единственная приличная одежда, которая у них есть. Когда подошли ближе, от них пахнуло сильным перегаром, крепкими сигаретами, рвотой и дешёвым одеколоном. Наверно, перебрали с самогоном и кого-то стошнило. Теперь меня тоже затошнило.
— Молодые люди, идите куда шли. Я спешу. — Говорю быстро и ускоряю шаг.
— Смотри, какая деловая! Точно городская! Куда направляешься, городская? Эй, я с тобой разговариваю! Ты чё глухая?! — Последние две фразы он произнёс со злостью, выкрикнул их в сгущающуюся темноту.
Голос стал ещё ближе. И тут до меня дошло осознание всей ситуации. Я развернулась и угрожающе уставила на них. Между нами расстояние около четырёх метров, не больше.
— Не смейте! Не смейте подходить ко мне! А не то я… Я…
Судорожно думаю, чем можно угрожать трём парням.
— А не то я парню своему позвоню! Олегу! Он у меня бешеный! В тюрьме сидел! Вас переломает, как палочки от мороженого! — Рявкнула я на выдохе, собрав всю свою твёрдость. Я ожидала того, что все эти сомнительные юноши затрясутся от страха и понесутся прочь, сверкая босыми пятками, потому что всю обувь они растеряют от быстрого бега. Ведь меня охраняет несуществующий парень Олег, гроза всех гопников. Стою, кричу на них, а у самой губы дрожат от страха. Конечно же, у меня нет парня. Тем более такого, который сидел в тюрьме.
Парень с сигаретой за ухом усмехнулся. Собственно, а чего я ожидала?
— Кому ты заливаешь? Хочешь сказать, что нормальный парень отпустил бы тебя шататься ночью по улицам одну? А если отпустил, то он, походу, лошок какой-то.
Тот, что самый высокий, в черной ветровке сплюнул себе под ноги.
— Так что насчёт тебя, красавица? Страшно тебе? Да ты не боись, я ласковый! Ты только не упрямься, не люблю строптивых.
Все трое загоготали. А у меня похолодело в желудке. Я одна. Напротив меня буквально в нескольких метрах стоят трое очень пьяных парней, все выше и шире меня. И настроены они недоброжелательно. Громко смеются, дымят вонючими сигаретами, по запаху напоминающие Беломор, продолжают разбрасывать сальные шуточки и дерьмовые подкаты. Отвратительно. Какие же они противные. Озабоченные до зубов. Наверное, деревенские девчонки им не дают. Я бы тоже никогда не дала. Но ведь алкоголь давит на мозги и промежность. Поэтому и решили пристать ко мне, меня же никто не защитит.
— Сиськи-то у тебя что надо. Глянь, как стоят. Какой размер? Третий? А что у тебя ещё под платюшком? Ну, покажи.
Снова смех. Они начали подступать. Подходят ближе, оттесняют меня дальше к полям, как уличные собаки, что загоняют кошку в угол. Путь к дому отрезан.
В голову пришла единственная здравая мысль. Я галопом побежала, куда глаза глядели. Очень пожалела, что так и не начала бегать по утрам, как собиралась. Конечно же, они побежали следом, со свистом и улюлюканьем. Дорога резко сворачивала за угол. Как только забежала в поворот, подвернула ногу и рухнула на крупные камни.
Только сейчас вгляделась в темноту. Прямо на дороге, совсем рядом, на четвереньках стояла женщина. Удалось её разглядеть благодаря полной луне. Она была в стареньком халате в синий горошек. У меня ступор. Сзади догоняют трое насильников, а впереди какая-то чокнутая! Женщина посмотрела на меня, оскалилась и прыгнула в сухие зелёные заросли. По полю пошла волна, закачались подсолнухи. Потом я услышала вой. Она завыла так протяжно, что у меня зубы застучали. Головы подсолнечников закачались, когда она пробиралась через них.
В тот момент я действовала на автомате. Собрала силы и отползла в пшеницу, прижалась всем телом к земле. Спустя пару секунд буквально в нескольких метрах раздался топот преследователей. Я не дышала.
— Она в подсолнухах! Сейчас догоним!
Парни бросились вслед за странной женщиной. Когда они отошли дальше, я кое-как выбралась из пшеницы и, прихрамывая, побежала обратно, домой. Оказавшись дома, заперлась на все замки. Адреналин схлынул, тело обмякло. Внутри всё дрожит. Я прислонилась спиной к двери и медленно сползла вниз. Ноги гудят и немеют, а сердце колотится так, будто хочет выломать грудную клетку. Особенно сильно болит лодыжка, такая неприятная дёргающая боль. Кое-как поднимаюсь и ковыляю до холодильника, там достаю мёрзлую курицу, тяжело опускаюсь на стул и прикладываю к больному месту.
Естественно, этой ночью я не спала. Из головы не выходило увиденное. Что за женщина? Была ли она вообще? Может, мне померещилось? А парни за кем погнались? Наверно, это ветер закачал подсолнухи, а те гопники подумали, что это я пробираюсь через поле. Да, скорее всего так и было. Мне просто показалось в темноте, а мозг в стрессовой ситуации дорисовал остальную картинку.
И зачем я вообще попёрлась гулять?! Вот же дура! Просто идиотка! Погулять захотела, воздухом подышать! Подышала? Да! Да так активно, что чуть не изнасиловали и не убили! Ещё и убилась по дороге! Ноги чуть не переломала!
Я ещё долго злилась на себя и ругала всеми неприличными словами, какие только крутились на языке. Встретила рассвет холодным фруктовым чаем. Усталости пока не чувствую, но сегодня будет тяжёлый день. Нога отекла, но не сильно. При движении болела тоже терпимо. Я намазала её вонючей мазью от растяжений мышц, которую нашла в тётиной аптечке и перетянула эластичным бинтом. Травма явно не очень серьёзная, мне повезло.
К восьми часам поехала на кладбище, где указала могильщику место, где нужно вырыть яму. С кладбища поехала в морг. Тётю уже подготовили: одели, склеили губы, чтобы рот не открывался, уложили в гроб. Гроб был из светлого дерева, покрытый глянцевым лаком, внутри обивка и подушка бледно-кремового цвета.
В морге я не стала сильно рассматривать Ларису, потому что как только я увидела её, у меня судорожно сжалось горло. То ли от новой истерики, то ли от рвотных спазмов, что свели пустой желудок. В любом случае, ощущение отвратительное.
Гроб привезли к нашему дому и занесли под небольшой навес, что соединял дом и сарай. Не оставлять же её на солнце, верно? Всё-таки жара, уже тридцать градусов. Там же лежал деревянный крест и венок.
Итак, я осталась наедине с телом. Должна признать, в последние годы она потеряла вес и резко постарела. Волосы каштанового цвета, короткие редкие ресницы, острый нос с горбинкой, тонкие брови чуть сдвинуты, ногти на руках баклажанного цвета. Лицо было больше строгим, чем спокойным. Уши фиолетовые, лицо бледного цвета, с оттенком синевы.
Отец Александр приехал где-то через час, до этого я успела вдоволь нареветься. Надеюсь, я крестилась вовремя, пока он начитывал молитвы и раскачивал кадилом. Это мои первые похороны в сознательном возрасте, поэтому, так что я не уверена. Душный запах ладана казался мне совсем невыносимым из-за жары. Я едва сдерживалась, чтобы не прикрыть нос. Разболелась голова. Маргарита Степановна пришла, оставшееся время мы сидели вместе. Потом похоронили и помянули вдвоём. Выпили домашней вишнёвой наливки, закусывая жирным запечённым мясом, вспоминали моё детство и обе рыдали в три ручья. Кончилась минералка. Без неё не могу есть жирное, иначе желудок встанет. Пришлось идти в магазин.
Пока я разглядывала бутылки с водой, случайно подслушала разговор продавщицы и лысоватого мужичка. Этим странным диалогом я делюсь с вами:
— Да не преувеличивай ты, Иваныч! Как скажешь что-нибудь, так хоть стой, хоть падай!
— Да я тебе говорю, что это чистая правда! Мне что, перекреститься что ли?! Я прям вот так ей и говорю, слово в слово: «Оль, зачем тебе столько сахара? Ты его что ль килограммами жрёшь? Ты же каждые выходные по мешку таскаешь! Чи всё-таки продаёшь кому? Ушлая же ты баба! Или самогонку гонишь? Так хоть стакан налей, я оценю!»
Продавщица за прилавком закатила глаза, а мужичок всё не унимался.
— А она мне говорит: «Зачем, зачем… Чертей кормлю! Черти, они, что дети малые, сладенького любят! Я их кормлю, а они мне служат, как псы. Думаешь, почему все мои гадания так точно сбываются? Это всё бесятина мне помогает».
— Тьфу ты! Да ну тебя, Иваныч! Скажешь тоже! Ты ж не шути так, а то наши не поймут!
— А никто и не шутит! — Настаивал мужчина.
Чего? Ничего не поняла. Какой сахар? Какие черти? Бред какой-то. Может, у местных приколы такие? Или этот мужик по пьяни белочку словил? Похож, кстати. Зачем я вообще пришла сюда? Точно, минералка.
Мы болтали до самого заката, потом бабуля начала меня выпроваживать. Она оказалась очень хорошим собеседником. Дома сразу легла спать, проснулась в 02:40. Немного потупила в телефоне. Сон не шёл. Походила по дому в поисках занятий. Наткнулась на стеллаж со старыми советскими книгами, которые так и не закончила перебирать. Вот и занятие нашлось. Пока я вытаскивала огромный словарь Ожегова, с полки свалилась записная книжка зелёного цвета и больно ударила по голове. Из неё выпали мои детские фотографии. Я сгребла всё это в руки и села на пол. Начала перебирать. Вот я держу подсолнух, на мне бледно-голубое платьице. А вот я кормлю индюшат. В записной книжке было записано всё подряд. От рецепта засолки сала и номера телефона парикмахерской, до названий различных чудодейственных кремов. Взгляд зацепился за упакованный конверт. Странно… Конверт? В двадцать первом веке? Ладно, я опять забыла, что Лариса не любила интернет и приложения для общения. И почему он был вложен в записную книжку? В уголочке был указан мой адрес, то есть, моей квартиры. Отправитель – тётя. Ещё страннее. Когда я собиралась его открыть, то зачем-то воровато оглянулась по сторонам. Будто строгая тётя Лариса сейчас зайдёт в комнату и надаёт по ушам за то, что роюсь в её вещах, как в далёком детстве. Но она не придёт. Поэтому, я собрала в кучу мысли и оторвала край. Там был обычный лист бумаги в мелкую клетку, исписанный крупным почерком. Письмо? Она хотела отправить мне письмо, но так и не отправила. Интересно, что там? Что такого в этом письме, что тётя не могла рассказать мне по телефону? Сейчас узнаю.
Здравствуй, Вика. Как у тебя дела? Надеюсь, всё хорошо. Ты прости меня, дуру старую, за то, что пыталась заставить тебя переехать обратно. Хотела с тобой успеть пожить как раньше, когда ты маленькая была. Я ведь не молодею. Чувствую себя плохо. Давление что-то шалит. Скучаю очень. Мы ведь так давно не виделись! Как ты обиделась на меня, так и не приезжала больше. Если мы больше не увидимся, я должна тебе кое-то рассказать до того как ты приедешь. Баба одна жила у нас. Оля Грачкова. Ведьма местная. Она гадала хорошо, прям всё-всё видела! Так к ней со всех близлежащих городов приезжали погадать, Оля никому не отказывала. Ну и мы всем городом к ней ходили, чего уж греха таить. Деньги за магию не брала, все ей продукты приносили. Как известно, Викуля, магия не от Господа идёт. Тёмная она была, Грачкова. С чертями водилась. Рассказывала, что у неё под столом в кухне, как раз где она колдовала, черти живут, они и помогают ей судьбы людей видеть. А с нечистыми нельзя водить дружбу, это плохо кончится. Так и вышло. Была ранняя весна. Умирала она долго и очень страшно. Выла по-звериному, не человеческим голосом. Ведьме ведь нужно свой дар передать кому-то, чтобы отойти спокойно. А она не успела, Ольку так резко подкосило. Да и никто из местных не решался к её домику подойти, всем было страшно. Никто не хотел ведьминский дар принимать. А когда Оля три дня промучилась, мужики наши решили крышу её дома разобрать. Так надо, чтобы она отойти смогла. И как только в углу крыши дыру сделали, что небо было видно, так она и померла. Наша Оля на сахарном заводе работала. Тут не очень далеко. Каждое утро её подвозили прям до работы соседи, что ехали на рынок или ярмарку продавать свой урожай. Вечером они же везли Олю обратно, когда заканчивался торговый день. Город у нас маленький, все друг друга знают. А если никто в город не ехал, то могла и пешком прогуляться, тут всего полчаса пешком. Вот так она и работала. Да только часто она сахар с работы таскала, каждые выходные мешок привозила с завода. Приличный такой мешок, килограмм на сорок, не меньше. И мы у неё спрашивали, зачем ей столько сахара, куда же Оля его девает. Она всё отмахивалась, бурчала мол, не ваше это дело. А потом как-то один раз обмолвилась Дмитрию, это фермер, который её подвозил. Дмитрий – хороший такой мужичок, очень вежливый и хозяйственный. Сказала, что чертей кормит этим сахаром, чтобы они помогали ей больше видеть про человека. После смерти Оли стали всякие странные вещи происходить. То корову покусанную найдут, то кто-то весь урожай повыдирает и сложит на компостную кучу, то пшеницу погнёт к самой земле. Мы сначала не поняли что это такое, кто шкодничает. А потом догадались, что как Олечка умерла, то некому стало кормить чертей. Вот они по ночам вылезают с дома и озорничают. Поэтому никто больше после заката на улицу не выходит и все на окраине держат дома иконы. Мы стараемся по темноте не ходить, к домам черти не подходят. Батюшку приглашали, а он сказал, что не будет заниматься этим. Вика, если ты приедешь, то по темноте не гуляй. Вообще из дома не выходи и в окна ночью не смотри. А как все дела сделаешь, уезжай как можно скорее. Будь осторожна. Одна ведь остаёшься. Твоя тётя Лариса.
Когда я дочитала, сначала у меня внутри всё оборвалось. Как это вообще понимать? Тогда становилось понятно, о чём говорила продавщица и тот мужичок в магазине. Потом я отложила конверт. Подумала. Опять перечитала всё это. Нет, чушь какая-то! Может, Лариса сидела на таблетках? Вот и придумывала всякую ересь! Ерунда всё это! Вот прямо сейчас пойду на улицу, и ничего со мной не случится!
Я решительно откинула тетрадный листок и потопала. Вышла прямо в домашних тапочках и стала посреди двора, уперев руки в бока. Входная дверь у меня за спиной была открыта, на половине тёмного двора лежал большой жёлтый прямоугольник, на котором чётко выделялась моя собственная тень. На небе висела яркая луна в отвратительных разводах.
— Ну, где? Где все эти черти? Ау! Я жду вообще-то! — Я сказала это достаточно громко, чтобы хвалёные черти меня точно услышали.
Ничего. Мёртвая тишина. Я простояла так около минуты и уже собралась уходить, как услышала шевеление в молодых порослях вишни за забором, буквально в нескольких метрах от меня. Всматриваюсь в темноту до боли в глазах. Чувствую, как желудок свело и во рту резко стало слишком сухо. Потихоньку отступаю назад, к открытой двери.
Из кустов корневой поросли вышел низкий старик, сгорбленный. На нём был старый ватник, какой можно увидеть в советских фильмах и шапка с эмблемой Олимпийских игр. Он повис на заборе и улыбнулся мне беззубым ртом. А потом как начал блеять! Как баран! Да так громко, что у меня чуть уши не загнулись! Он вытаращил глаза и всем телом кинулся на деревянный забор, да так, что тот жалобно скрипнул под его весом. Я от испуга дёрнулась назад, споткнулась и рухнула прямо на задницу. Теперь он уже не просто блеял, а орал хриплым басом, изо рта брызгала пенистая слюна. Потом его голос кардинально сменился, стал режущим слух и пронзительным, как у маленького козлёнка.
Я поползла, стирая колени, потом с трудом поднялась на ноги и рванула в дом. Зашторила все окна и включила свет во всех комнатах. А потом залезла под простыню и почти перестала дышать. Боже, как я испугалась. Чуть не посидела от страха.
В общем, я уехала этим же утром. Собрала вещи, наспех сделала фотографии для продажи дома и уехала на первом же поезде.
В городе жизнь потекла своим чередом, это вселяло некоторую уверенность. Иногда я вспоминаю, что увидела в том городке, особенно бессонными ночами. Не знаю, что у них там происходит, но участвовать в этом сумасшествии я точно не планирую. Вот уж не знаю, когда приеду туда в следующий раз, чтобы навестить могилы родственников. Уж точно не в ближайший год. А может и не в ближайшие пять лет. Больше не хочу туда возвращаться.
Уважаемый читатель!
При подсчёте учитываться будут баллы только зарегистрированных пользователей, оценивших не менее десяти работ. Голосовать за собственные конкурсные произведения и раскрывать тайну авторства нельзя, но участвовать в голосовании авторам — необходимо.
Помним:
► 1 – 3 балла: – работа слабая, много ошибок;
► 4 – 6 баллов: – работа средненькая, неинтересная, или плюсы «убиваются» неоспоримыми минусами.
► 7 – 8 баллов: – работа хорошая, требуется небольшая доработка
► 9 – 10 баллов: – работа хорошая, интересная.