Вопрос, от которого дрогнут стены.
«Вы когда-нибудь задумывались, о чём молчат стены вашего дома?»
Они впитывают смех, храпят под тяжестью лет, прячут секреты в трещинах. Но в доме Майи стены не молчали — они ели.
Дыхание в темноте.
Первое исчезновение случилось в ночь на её шестой день рождения.
Игрушечный медведь, подарок от бабушки, растворился к утру. Мать искала его в каждом углу, отец стучал кулаком по стенам: «Верни, чёртово ненасытное бревно!» Дом ответил скрипом, будто смеялся. Майя прижалась к холодному окну. За ним — двор с ржавыми качелями и луной, разрезанной проводами. Внутри — голодные обои, лижущие потолок, и пол, что проглатывал шаги.
«Ваш дом когда-нибудь крал то, что вам дорого?»
Меню из воспоминаний.
К десяти годам Майя составила список пропавшего:
- Красный платок отца (исчез вместе с его смехом).
- Мамины серебряные серёжки (ушли в тот день, когда она перестала петь).
- Фотография деда (остался только белый прямоугольник на стене, как дыра в памяти).
Дом требовал плату за существование. Получал её.
Однажды девочка проснулась от шепота:
— Майя... Отдай голос. Твой папа больше не кричит. Твоя мама молчит. Тебе он не нужен. Она зажала рот ладонью. Наутро не смогла рассказать о сне. А вы смогли бы?
Сны, которые дом не мог съесть.
Ночью Майя бежала в мир, где стены были из мармелада. Там пахло корицей, а не сыростью. В карманах её платья звенели монеты, которых хватало на всё: на новую куртку отцу, лекарства бабушке, даже на билет до моря.
— Почему мы не живём здесь? — спросила она у своей тени, ставшей в снах ярче её самой. Тень покачала головой: «Потому что ты просыпаешься».
Утро возвращало её в реальность:
— Мам, а если мы уедем? — спросила она однажды, вытирая тарелку без рисунка.
— Куда? — мать бросила в печь последнюю книгу. — Дома не бросают. Они бросают нас.
Голод, который стал наследством.
К тринадцати годам Майя поняла: дом ест не вещи. Он пожирает надежды.
Отец, когда-то делавший скрипки, теперь собирал гвозди на стройке. Мать считала чужие деньги в кассе магазина. Бабушка шептала в полушутку: «Он съел мой ревматизм, но оставил боль».
А потом пропал брат.
Младший, семилетний Алёша, исчез после школы. «Он убежал!» — кричали соседи. «Он здесь», — знала Майя, прижав ухо к стене. Оттуда доносился стук — слабый, как биение сердца в стеклянной банке.
«Что бы вы услышали, прислушавшись к своим стенам?»
Бунт треснувшей тарелки.
В день, когда дом проглотил её дневник, Майя взбунтовалась.
— Отдай! — она била кулаками по шкафу, чьи двери внезапно сомкнулись, как челюсти.
Из щели выпал клочок бумаги: «Почему ты не борешься?» — её же почерк, но слова, которых она не писала.
Той ночью она не спала.
Ножом для масла выцарапала на полу: «Моё».
Дом застонал. В трещине показался уголок дневника. Первый шаг к победе? Или новая ловушка?
Игра в прятки с судьбой.
Майя начала прятать вещи внутри себя.
Смех — за щёку. Мечты о море — под язык. Имя первого мальчика, который ей улыбнулся, — в кулак, сжатый под подушкой.
Дом рычал пустыми трубами. Плесень на стенах складывалась в слова: «Глупая. Ты всё равно умрёшь здесь».
Но однажды...
В щели под окном она нашла семечко. Посадила в банку из-под грибов. Росток пробился за ночь, упёрся в потолок. Стены отползли на миллиметр.
«Когда вы в последний раз сажали что-то вопреки всему?»
Стены, которые стали мостами.
Сейчас Майя пишет это письмо вам из квартиры с тремя окнами. Её дом — больше не тюрьма, а музей теней. На стене висит карта: трещины превращены в реки, пятна плесени — в облака.
«Дома не съедают детство. Это делаем мы, когда перестаём шептать им: Нет».
Последний вопрос к вам:
«Что вы спрятали так глубоко, что даже стены не найдут? Может, пора выпустить это на свет?»
P.S. Алёша вернулся.
Он стучится к вам сейчас. Не в дверь — в экран. Его голос — в гуле вентилятора, его лицо — в блике на стене. Прислушайтесь.
«Спасибо, что дочитали. Теперь ваша очередь спросить у дома: "Что ты у меня украл?"
И, может, начать забирать обратно».