Семейная пара едет к родственникам на поминки бабушки. В тот же день жену находят мертвой. Бабка-соседка суеверно предрекает еще одну смерть. Ей не верят, но через несколько дней в деревне опять трагедия. Что это – печальное стечение обстоятельств или кто-то сводит счеты с неугодными?
Данное произведение является оригинальным произведением автора yandexID:shopotstranic@yandex.ru Все права защищены. Копирование, воспроизведение полностью или частично, а также использование материалов без предварительного письменного согласия автора запрещено. Для обсуждения использования свяжитесь со мной через email: shopotstranic@yandex.ru
❊ ❊ ❊
Гена сосредоточенно вел машину, положив руки на руль. Мир вокруг был в оттенках серого. Низкое серое небо висело над серой дорогой. Обочины грязно-серо-желтого цвета перетекали плавно в невразумительный серый лесок с обеих сторон дороги. Стояла поздняя осень, и листва где-то опала, а где-то еще висела на ветках бурыми пятнами. И даже зеленые сосенки и ели, которые иногда встречались среди серых голых стволов, не оживляли пейзаж. Дождя не было, как не было и машин: и встречных, и их машину тоже никто не догонял. Изредка Гена бросал взгляд в зеркало заднего вида, чтобы проверить дорогу, но дорога была пуста и создавалось впечатление, что они с женой одни оказались в машине посредине какого-то серого мира.
Они выехали из Москвы очень рано, еще затемно, чтобы преодолеть 400 километров до дома родителей жены по очень невеселому поводу. Завтра будет девять дней со дня смерти Олиной бабушки. И нервы Гены были почти на исходе. Он и так был не любитель посещать шумные семейные сборища, поэтому вместе бывали они у ее родителей от силы пару раз в год – весной и осенью. Еще несколько раз в год Ольга ездила без него. Последние события – осенняя очередная поездка, смерть бабушки и вот эти поминальные девять дней – пошли непрерывной чередой, и Гена уже изнемогал. Почему-то, его персона всегда вызывала повышенный интерес Ольгиных родственников, и вот сейчас он уже начинал злиться, представляя, как всё семейство начнет его доставать. Руки на руле начали сжиматься, но он тут же дал себе посыл расслабиться и попытался думать о приятном.
Приятное звалось Ирочка – вернее, звалось оно так только в его голове, на деле же звалось Ирина Вячеславовна, имело юный вид, жизнерадостный характер, ямочки на щеках и должность заместителя главного бухгалтера.
Ольга что-то тихо говорила, но перед глазами Геннадия стояла смеющаяся Ирочка, он даже вызвал в памяти запах ее духов и легкое касание ее волос к своей щеке, когда она наклонилась к его монитору, что-то показывая на компьютере. Он машинально потер щеку.
— Ты вообще меня слышишь? — вдруг спросила Оля, повернув к нему лицо.
— Да, конечно, — машинально ответил Гена, не отрывая глаз от дороги.
Конечно, он слышал, что жена что-то негромко говорила, но звук ее голоса был таким же белым шумом, как и шуршание колес по асфальту.
Оля кивнула и продолжала говорить — что-то про бабушку, про завтрашний день, про то, как всё организовано. Он даже не пытался вникнуть в смысл слов, понимая, что всё равно услышит это ещё раз — вечером, когда они приедут, или завтра, когда Олина мама начнёт сновать между родственниками, объясняя, куда что поставить и кого как рассадить.
Гена опять бросил взгляд в зеркало. Дорога позади была пуста. Серое полотно асфальта растворялось где-то в тумане. Словно они двигались не вперёд, а стояли на месте.
Ирочка. Её образ снова всплыл в голове, вытеснив всё остальное. Он вспомнил, как она смеялась над его шуткой, как легко касалась его плеча, когда подходила к его столу. Всё в ней было другим — живым, свежим, будоражащим.
Он незаметно вздохнул. Неужели это тот самый «бес в ребро»? Разводиться он категорически не желал. Слишком много времени потрачено на создание того образа жизни, который устраивал, как он думал, их обоих — спокойные вечера и выходные, поездки вдвоем в отпуск куда-нибудь в тихое место, привычки. Друзей у него не было, какие-то Олины подруги проходили по краю его жизни, не нарушая их общий порядок вещей. Оля, несмотря на «беса», оставалась частью его жизни, за годы их брака он привык к ее тихой надежности и даже испытывал к ней что-то похожее на нежность. Они заботились друг о друге, могли часами обсуждать понравившийся фильм или не понравившуюся книгу – к счастью, их вкусы совпадали, собственно, это Геннадий постарался выяснить в первые же дни их знакомства.
Он вспомнил момент их встречи – прям как в кино. Однажды, сдав машину в сервис, он возвращался пешком через дворы от метро к своему дому. Дело было зимой. Впереди него шла женщина, и, вдруг, когда он уже почти свернул к своему подъезду, она подскользнулась, и как-то неловко упала. Гена подскочил к ней с желанием помочь, но когда стал ее поднимать, она охнула. Гена заглянул ей в лицо, увидел перекошенное от боли лицо и спросил, где болит. Она сказала, что скорее всего она сильно подвернула себе щиколотку. Он поддерживал ее под руку, а она, стоя на одной ноге, достала из кармана шубки телефон. Разбитый. Тогда она попросила его вызвать такси. На что Гена, неожиданно для самого себя, предложил ей зайти к нему домой, подождать такси там, заодно проверить размер катастрофы, действительно ли это вывих, и может быть, все-таки стоит вызвать скорую, вдруг это перелом. Он спросил ее имя, она ответила – Ольга. Гена крепко обхватил ее за талию, она его за шею и так они кое-как доковыляли до его подъезда, зашли в дом и уже в лифте Гена рассмотрел, что его неожиданная спутница - это молодая женщина с уставшим лицом, русыми волосами, довольно миловидная. Он помог ей снять сапог, осторожно осмотрел опухшую и начинающую отливать синевой щиколотку, и настоял на том, чтобы вызвать скорую. Она сначала стеснялась, пыталась отшутиться, но в конце концов согласилась. Когда приехала бригада, Гена вызвался поехать с ней в больницу, хотя мог бы просто попрощаться и вернуться к своим делам. Но почему-то остался. Наверное, из-за её взгляда — благодарного и немного испуганного. Он провёл с Ольгой несколько часов в травмпункте, дождался, пока ей сделают снимок и наложат тугую повязку. Оказалось, что это действительно сильный вывих, и ей нужно будет некоторое время ходить с костылями.
После больницы Гена отвёз её домой на такси и взял номер телефона — на всякий случай, чтобы узнать, как она себя чувствует. Как выяснилось, Ольга жила недалеко от Гены в точно такой же двушке, как у него (вот уж правда ирония судьбы), работала в логопедом в детском саду в соседнем микрорайоне, поэтому ее ежедневный маршрут пролегал мимо дома Геннадия. Позже выяснилось, что Ольга в свои тридцать лет была незамужем, что сильно огорчало ее семью, потому что младший на два года брат Костя мало того, что женился сразу после армии, так еще они с женой не стали откладывать в долгий ящик и нарожали трех мальчишек-погодок. Родители и брат жили в другом городе, что очень радовало Геннадия, потому что именно шумная компания Ольгиных родственников была чуть ли не единственной причиной его душевного дискомфорта.
Их встречи после того случая продолжались. На следующий день Гена позвонил ей спросить, не нужна ли помощь с покупками. Ольга отказалась, сказав, что справляется сама. В следующие выходные Гена напросился в гости, предварительно спросив, как она себя чувствует, и пошутив, что теперь он несет ответственность за ее выздоровление. После еще пары недель телефонного общения Гена пригласил Ольгу в ресторан поужинать. Она начинала ему нравиться. Не то чтобы Геннадий жил монахом. Нет, в его жизни изредка случались любовные эскапады. Но попадались ему женщины слишком напористые, которые после первой же ночи начинали вести себя в квартире Гены как хозяйки. Его это не то чтобы пугало, потому что он понимал, что последствий никаких не будет, но очень сильно раздражало. Ольга же спокойно воспринимала их полусовместную жизнь - тот факт, что Геннадий уходил из ее квартиры утром, и, если они встречались у него, не настаивала ни на следующей ночи, ни на том, что ему нужно перекрасить стены. Но спустя год таких отношений Геннадий начал задумываться, изумляясь самому себе, о том, а не пожениться ли им. По крайней мере, он считал, что за год, проведенный в обоюдном согласии, он достаточно узнал Ольгу и был уверен, что никаких конфликтов не последует и при совместной жизни. Была в ней какая-то безмятежность. Не равнодушие, а именно вот такая спокойная умиротворенность (хотя покойная бабушка иногда и называла ее «блаженная наша»). Наблюдая за ней в разных ситуациях, Гена тогда подумал, что, возможно, это именно то, что ему нужно — надёжность и покой. И он сделал предложение - не от большой любви, а взвесив все за и против их совместной жизни. Не то, чтобы Ольга явно ждала этого, но он решил, что так будет правильно.
Правда, предложение было с оговоркой. Его до печеночной колики пугало желание любой женщины иметь детей. Более того, ответственность уже за собственного ребенка его пугала, как пожизненное тюремное заключение. И свое предложение он ограничил условием – разговор (даже не рождение) о возможном ребенке может состояться не ранее пяти лет совместной жизни. Конечно, Гена надеялся, что постепенно он свыкнется с этой мыслью, но время шло, и оказалось, что пять лет – это очень маленький срок. Тем более, чем дальше он жил с Ольгой, тем больше ему нравилась их спокойная, размеренная жизнь. И он, и она выкладывались на работе. И он, и она приходили домой вечером, причем Ольга даже иногда в большей степени, чем он, не желала особо разговаривать. Ольга работала с детьми, которых любила, и которые отвечали ей тем же, но у нее тоже иногда случались трудные пациенты. И она выкладывалась морально и физически так, что приходила домой, ложилась ничком на диван и просто лежала с закрытыми глазами. В такие минуты Гене казалось, что он ее любит очень сильно. Он приносил и ставил на журнальный столик чашку с мятным чаем, бегал в кондитерскую и покупал ей любимые эклеры, потому что ему казалось, что ей хотелось бы сладкого. И он ни в коем случае не желал, чтобы их тихую и размеренную жизнь нарушал какой-то третий человек, пусть даже это и был собственный ребенок. Но время шло, и Гена понимал, что время решительного разговора приближается, а это означало только одно, что им придется расстаться, потому что Гена так и не смирился, так и не ощутил в себе желание нести за кого-то ответственность.
А Ольга… Она всё ещё казалась ему милой и доброй, но с годами он понял, что она целеустремленный человек, может отстоять свою точку зрения и настоять на своем. Она приняла его условия, не потому, что так было проще. А потому, что тоже взвесила все за и против. И согласилась, потому что его условия устроили и ее тоже. А сейчас главный разговор маячил на горизонте, и Гена понимал, что он уже не сможет отстоять свое желание жить в тишине и покое.
Руки опять начали сжиматься на руле.
Гена поерзал, поводил плечами и переключил мысли на приятный запретный образ. Ирочка. Правда, если он вступит с ней в отношения, она ведь обязательно тоже захочет детей. «Прям капкан какой-то» - расстроенно подумал Гена. Хотя… если он разведется с Ольгой, то сразу сделает себе вазектомию. Почему же он об этом раньше не додумался… Точно. Это идея. Стоп! Так можно же и с Ольгой это провернуть. Согласиться на ребенка, по-тихому сделать операцию, а потом просто разводить руками – не могу иметь детей и всё такое. А Ирочка? Ну что Ирочка… пусть волнует кровь и бередит желание, а семья у меня есть.
Гена аж расслабился и заулыбался от того, как здорово он все разрулил. Конечно, какое-то время Ольга будет настаивать, но потом угомониться и успокоится. В конце концов, она сама должна будет сделать выбор: спокойная и полная гармонии семейная жизнь с ним, или ее трудное решение о расставании. По крайней мере, ему не придется настаивать и самому расставлять приоритеты. Если она будет склоняться к сохранению их семьи, он ей поможет утвердиться в принятии решения. Если нет – что же, пусть это будет ее проблемы, помогать ей он не собирается. И тем более, давать повод. Про Ирочку можно и забыть, не так уж ему нужны опять эти беспокойства…
Машина продолжала скользить по серой дороге, и Гена чувствовал, что едет не только к дому родителей Оли, но и куда-то дальше — в свои мечты…
Продолжение следует...