Знаменитого чешского композитора Антонина Дворжака отличало увлечение… паровыми машинами
В январском выступлении Государственного симфонического оркестра Удмуртии вместе с увертюрой к опере Вагнера «Риенци» и Скрипичным концертом Брамса впервые на родине Чайковского прозвучит Четвертая симфония Дворжака. Причем в исполнении этой музыки тонкое ухо меломанов может легко услышать почти абсолютное созвучие между двумя именами — маэстро Шабурова и знаменитого чешского композитора, когда Антон будет играть сочинение Антонина.
В музыке и словах по стопам Учителя
Ровно сорок лет назад в Ленинграде — в концертном сезоне —1984/1985 — в Большом зале филармонии имени Шостаковича в исполнении Государственного симфонического оркестра Министерства культуры СССР под управлением Геннадия Рождественского звучал тематический цикл, посвященный симфониям Дворжака. И в программу концерта 13 ноября 1984 года была включена как раз Четвертая симфония одного из основателей чешской композиторской школы.
— Дворжак широко известен как автор Девятой симфонии «Из Нового Света», Концерта для виолончели, оперы «Русалка», «Славянских танцев»... Однако популярность не есть синоним качества, а относительная или полная неизвестность произведения искусства еще не свидетельствует о его негативных сторонах, — совершенно справедливо и метко отмечал маэстро Рождественский.
Отмечал, кстати говоря, в традиционной для себя просветительской лекции, предшествующей тому концерту, а чуть позже запечатлел многие выступления в своей третьей по счету книге — в уникальных «Преамбулах», увидевших свет после литературного первенца и рабочего дневника «Дирижерская аппликатура» и второй монографии «Мысли о музыке».
И Геннадия Николаевича мы вспомнили неслучайно, потому как 20 января в 19:00 на сцену Театра оперы и балета Удмуртии выйдет один из его учеников — Антон Шабуров, который вслед за Учителем теперь тоже предваряет Музыку словами. Всегда интересными, точными, продуманными, прочувствованными и пережитыми в серьезных и глубоких рефлексиях о ней.
Печать великого мастера
Однако вернемся к размышлению Рождественского о творчестве Дворжака.
— Если мы обратимся к обширному наследию Дворжака, то эта мысль (о соотношении популярности сочинения и его качестве – прим. авт.) быстро найдет свое подтверждение, — не сомневался дирижер и иллюстрировал мнение примерами. — В самом деле, так ли часто мы слышим такие произведения Дворжака, как оратория «Святая Людмила», опера «Якобинец», вокальный цикл «Библейские песни», «Багатели» для фисгармонии со струнным квартетом? А ведь все эти произведения отмечены печатью великого мастера… Грубо говоря, тоже самое происходит с симфониями Дворжака. Я думаю, что на сто исполнений Девятой симфонии приходится в лучшем случае десять исполнений превосходной Восьмой, от силы пять исполнений отличной Седьмой, а о более ранних симфониях и говорить нечего...
Крик души по поводу нашей лености
Сказал тогда выдающийся маэстро и с оркестром Министерства культуры Советского Союза впервые в СССР сыграл цикл из первых четырех симфоний одного из крупнейших европейских композиторов. Включая, разумеется, Четвертую симфонию, которую иногда называют «Героической» за то, что она полна характерной музыкой мужества, силы и маршеобразных ритмов.
— Не есть ли это свидетельство нашей некоторой лености? Не говорит ли это о нашей несколько притупленной любознательности? Да, говорит. И, пожалуй, не говорит, а кричит! — воскликнул Геннадий Рождественский и в своем цикле лекций-концертов в значительной мере снизил уровень этого «крика».
«Что ни чех – то музыкант»
В старину опять же в Старом Свете ходила поговорка: «Что ни чех – то музыкант», намекавшая на то, что во многих капеллах европейских аристократов играли чешские канторы — не только органисты, но капельмейстеры и преподаватели музыки.
Тем не менее, Антонин Дворжак оказался музыкантом против воли отца, который видел своего сына продолжателем фамильного занятия — мясного дела в лавке. Однако Тоничек не стал мясником в «седьмом поклонении», а превратился в художника звука и личность с довольно тяжелым характером не без странностей.
— Музыку Шопена и Шумана я люблю, но не выношу, — в числе прочих необычностей эту парадоксальную фразу современники как раз приписывали Дворжаку.
— И вот за такого человека ты собираешься выходить замуж! — распекал свою дочь Отилию Дворжак, негодуя тем, что его будущий зять — один из продолжателей чешской композиторской школы Йозеф Сук — не смог по просьбе будущего тестя записать номер (sic!) паровоза, который потянул пассажирский поезд с железнодорожного вокзала в Праге к перрону Венского вокзала.
Для оригинального ума и мировоззрения большого любителя паровой техники, знавшего имена и лично знакомого со многими пражскими машинистами, это было просто-таки непостижимым невежеством!
— Я поспешил к нему навстречу, обрадованный случаем познакомиться с ним, но Дворжак сразу охладил мой пыл. Он был немногословен, хмур и неприветлив, — это приехавший в начале 1897 года в Вену Эдвард Григ с досадой делился своими чувствами с… Брамсом.
— Не придавайте этому никакого значения. С ним это бывает. Он чудак, но у него доброе сердце, — еще один великий композитор, интроверт и хмурый человек Йоганнес Брамс отрекомендовал норвежскому коллеге Антонина Дворжака, с которым он водил давнюю дружбу…
Как вы уже, наверное, догадались, именно Брамс станет героем нашего заключительного анонса к концерту «удмуртской симфонии» 20 января.
Текст: Александр Поскребышев
