Дорогие читатели, я уверена, что вы все, и не по одному разу, смотрели замечательный фильм «Любовь и голуби». Помните, Василий рассказывает дочери историю про деревенского парня Володьку?
Так вот мне всегда хотелось узнать про него побольше. Но как? У меня как у автора один путь — написать самой. Кажется, это называется фанфик?
Володьку Анисья родила поздно, в сорок три года: уехала в город на заработки, не было ее все лето. Приехала бледная, худючая, и сразу к фельдшеру местному — Надежде.
— Надюша, чтой-то у меня тошнота кажное утро, шатает весь день, и сил нет.
Надежда подозрительно посмотрела на односельчанку и задала резонный вопрос:
— Беременная, штоль?
И расхохоталась весело. Да кто ж позарился бы на эту некрасивую сухопарую рябую бабу — Анисью? По деревне даже ходил слух, что девка она была до той поры.
Но Анисье было не смешно. Она застыла как мумия, тут же встала и вышла из медпункта.
— Анисья! — крикнула ей вслед фельдшер. — Да куда ж ты?! Пошутила я, не обижайся. С желудком, поди, чегой-то у тебя? Айда, таблетки дам.
Но Анисья не обратила внимания или, скорее, уже не слышала, что ей орала Надька, и рванула домой.
Забежав в хату, она кинулась к образам:
— Матушка-заступница, Царица Небесная! Благодарствую тебе! Получилось! Все получилось…получилось…
До ночи била радостная Анисья поклоны перед иконами в тот день.
…Через пару месяцев располневшая баба нарядилась в смешной старомодный сарафан и уж не снимала его.
Бабка Игнатиха однажды пристала к Анисье у сельпо:
— Када ж рожать-то тебе, Аниська?
Анисья вытаращила на бабку глаза.
А бабка, не дожидаясь ответа, промолвила:
— Семерых я сродила, вижу, что не одна ты нынче ходишь-то. Робятенок унутри тебя.
Анисья лишь фыркнула и до самых родов старалась не попадаться бабке на глаза.
Скрывай не скрывай, а вскоре ее интересное положение стало заметно всем. Живот был огромный, прятать его даже под широким сарафаном стало невозможно.
Бабы перешептывались, мужики глупо улыбались, девки презрительно цыкали при виде Анисьи: кому, мол, такая понадобилась?
Бабка Игнатиха пришла сама. Как-то Анисья уже спать укладывалась, в дверь тихонько постучали. Игнатиха с порога без предисловий спросила:
— Годов тебе сколь?
— Сорок два! — машинально ответила Анисия, но тут же опомнилась: — Твое какое дело? Чего приперлась, карга старая? Я рази тебя звала?
— Рожать в город ехай, старая ты уже. Первый он у тебе. Был бы хочь второй, аль третий… Глупого можешь сродить. Догляд нужон. Сколько тошнотами маяласи?
— Тебе чего нужно от меня? За каким лядом приперлась?
— Дура ты, Аниська. Дурой родилась, дурака сродишь, дурой и помрешь. Не послушаешь меня — худо будет.
Анисья лишь фыркнула и вытолкала бабку взашей, да легла спать.
Через неделю начались роды, фельдшер не справилась, Анисью спешно повезли в город. Да поздно! Мальчонка родился слабый с огромной шишкой на голове. Из нее районный хирург пять раз черную кровь откачивал, печально качал головой да задал тот же вопрос, что и бабка Игнатиха:
— Сколько лет?
— А вам-то что? — грубо вопросом на вопрос ответила Анисья.
— Наблюдаться надо будет у детского врача, а еще лучше к невропатологу. Да нет его у нас.
— А коль нет, чего ж зря говорить?
…В пять лет Володька еще не разговаривал, а лишь мычал да указывал рукой. Вот тогда и вспомнила Анисья не раз Игнатиху, да поздно.
Рос сынок как трава в огороде — не плакал, есть не просил, пока мать не даст, не озоровал, как другие ребята.
В шесть лет говорил с десяток слов, но уже вовсю помогал матери на огороде и по дому все делал: игры с ребятами его совсем не интересовали, да он и за калитку никогда не выходил.
…Как-то соседская бабка Матрена занемогла и попросила Анисью морковку убрать:
— Только подергай, Анисья, а остальное уж сама. Будто железнай штырь в спину мне кто вставил! — жаловалась бабка.
Анисья, ворча и тихонько матерясь — своих, мол, дел по горло, — отправилась было на бабкин огород, да тут телятница прибежала с фермы и попросила ее подменить срочно:
— Тетка Анисья, выручай! Мне в город шибко надо.
Девка провела ребром ладони по горлу, показывая важность дела.
— Ах ты ж незадача! Останется бабкина морковь недерганной.
— Маманя, а давай я? — предложил Володька.
Мать посмотрела на сына внимательно, кивнула, вывела за калитку и сама довела до бабкиного огорода.
Работу Володя выполнил на отлично. Морковь собрал аккуратно, очистил от грязи и сложил в корзину. Вернувшись, мать всплеснула руками от удивления. А бабка Марфа принесла, как выздоровела, целый туесок малины. Уж больно охоч был Володька до ягоды. Так и повелось: Володька, подсоби! Володька, подмогни.
Ума-то Бог не дал, а доброты и силы — на пятерых.
Когда пришло время идти в первый класс, Анисья, как полагается, повела мальчишку в школу, да только уж через неделю молодая учителка смущаясь сказала бедной женщине:
— Материал не усваивает. Пусть ходит, сидит на уроках. Оценки ставить буду, но больше для проформы.
— Для че? — отшатнулась Анисья, сроду не слышавшая таких слов.
— Ну не взаправду, — пояснила учительница. — Аттестовать не буду.
Анисья снова не поняла про аттестацию, но позориться и опять переспрашивать не стала.
«Не аттестует — и хрен с ней, лишь бы не забижала мальца моего».
Но никто и не думал обижать мальчишку. Все его любили: и дети, и взрослые.
Володька был безотказным в любой работе.
Где нужна была недюжинная сила, первым был Володька.
Так бежало время, Вовка обретал житейский опыт, который не был связан с умом. В седьмом классе он уже был здоровенным усатым детиной.
— Мамань, — обратился он как-то к матери, — не пойду я больше в школу. Ну чего мне там делать? Не выйдет из меня ученого-то. Я лучше вам помогать стану.
…Так оказался Вовка на ферме. Таскал тяжеленные бидоны, а иногда и телят. Женщины его обожали по-матерински. А когда Володьке исполнилось шестнадцать, то многие одинокие бабы были не прочь с ним и любовь замутить. Красивый, высокий, сильный! Одна пришлая, Ольга, даже пыталась. Да только Володька ничего не понял: чего девка в него губами тычется да сиськами трется? Ольга, поняв, что ничего не выйдет, в сердцах плюнула, назвала парня чурбаном, заплакала и убежала.
Первая любовь к Володе пришла неожиданно. Да так ворвалась в его жизнь, что парень спать и есть перестал!
— Маманя, у меня чего-то вот тут внизу и вот здесь, — парень указал на сердце, — растет.
Внизу шибко больно, а тута тепло и приятно.
— Володенька, сынок, а когда ж у тебя такое бывает? — испуганно спросила мать.
— Да когда Оксанку Васильченко вижу. Учились мы с ней в одном классе. Помнишь?
Оксанка была самой красивой девкой в деревне, и Анисья горько расплакалась, понимая, что ее сыну предстоит испытать боль и разочарование.
Но Оксана, как ни странно, благоволила к парню: позволяла встречать себя из школы, носить портфель и выполнять всю тяжелую работу, которую ей давала мать по дому и в огороде.
— Эх и стерва ж ты, Оксанка! — укоряли бабы.
— Чегойт? — удивлялась Оксана. — Как вам таскать бревна — так ничего, а как мне огород прополоть — так я стерва?
— Ладно вам! — добродушно улыбался Володька. — Я всем подсоблю, коль смогу.
— Как ты не понимаешь, Оксана? — не унимались бабы. — От нас он ничего не ждет в ответ, а от тебя ждет, да не получит.
— Почему ж? — удивлялась Оксана и целовала парня при всех.
Тот становился красным как помидор, отмахивался, смущался и бежал домой, а дома он припадал на подушку и долго рыдал.
Через год Оксана вышла замуж за деревенского парня — первого красавца и балагура Толяна.
Вовка долго страдал, стал замкнутым и неразговорчивым. В это время как-то попал к Анисье во двор голубок с перебитым крылом.
Володька притащил птенца домой и ухаживал за ним, как за малым ребенком: кормил и поил изо рта. Парень ожил, снова стал приветливо общаться с деревенскими и помогать во всем, о чем просили. Анисья не могла нарадоваться на сына.
Через год у него была целая голубятня, которую он организовал на чердаке, еле выспросив у матери разрешения.
Голуби стали основной жизненной страстью Володи: на девок он больше не глядел.
Как-то в деревню приехали археологи: нашли неподалеку какое-то старое городище. Володька подрядился к ним землю копать. А что ж: сила богатырская, и подзаработать на ней — не грех. Матери помощь. Оксанка к тому времени уж развелась со своим Толиком. Проку от него как от мужа и отца было мало. Красавец любил погулять и выпить. Бабы липли к нему сами, невзирая на то, что он был женат.
Заезжие археологи сразу обратили внимание на красивую, статную белокурую Оксану и стали наперебой приглашать провести время. Оксана никому не отказывала и дарила себя всем, кто ни попросит.
Как-то Володька завозился с какими-то черепками на раскопках: он проявлял большой интерес к тому, что находили археологи, и подолгу рассматривал находки. Перебирая красивые яркие осколки, он вдруг услышал крики: это был голос когда-то горячо любимой им Оксаны. Быстро сообразив, откуда идет звук, распахнул полы палатки и в ужасе увидел, как археолог навалился на Оксанку, а та обвила его руками, ногами и кричит. Почему оба были голые — Володьке было невдомек. Он схватил незадачливого любовника, тот моментально среагировал и толкнул Володю. У входа в палатку, как на грех, стоял огромный камень… Володя упал, ударившись затылком. Смерть наступила мгновенно.
…Хоронили Володьку всей деревней. Когда опускали гроб в землю, голуби как по команде вылетели из голубятни, покружили над кладбищем и улетели. Больше их никто в деревне не видел.
Татьяна Алимова