Все части повести здесь
Три дороги, три судьбы. Повесть. Часть 43
И потом – у меня хорошие перспективы быть полностью здоровой. И наконец, в-четвертых... Глеб не ребенок, а взрослый мужчина, самостоятельный, и я так думаю, что в наших отношениях мы разберемся сами, без вмешательства старшего поколения.
Получив подобную «отповедь», Василиса Сергеевна так и застыла с открытым ртом. Она совершенно не ожидала, что после ее пламенной речи Ира отреагирует столь спокойно, и четко, по пунктам, объяснит ей, почему она не собирается расставаться с ее сыном.
Она медленно дожевала торт, допила чай, встала и произнесла:
– Я пойду, пожалуй. Спасибо за угощение – потом немного помолчала, словно не решаясь сказать то, что так и рвалось быть высказанным, и наконец, сдалась – Ирочка, ты только... Глебушке не говори, что я приходила и с тобой тут беседы вела. Рассердится он, а я не хочу с сыном отношения портить.
– Не скажу – улыбнулась Ирина и добавила – спасибо за то, что навестили, и спасибо за торт.
Часть 43
Марина Павловна изменилась настолько сильно, что Варя обомлела, когда увидела мать. Она даже, кажется, отшатнулась назад и хотела малодушно убежать, но глаза – единственное, что осталось на лице матери более-менее узнаваемым – смотрели, кажется, в самую глубину ее души, и девушка несмело приблизилась к матери.
Марина Павловна очень сильно похудела с тех пор, как была отправлена в дом престарелых. Она сидела на коляске в застиранном халатике, худые ее, бледно-восковые ноги были обуты в теплые (это летом-то!), тапки. Они-то, эти ноги, больше всего и испугали Варю – выглядели так, словно кости были обтянуты ломким пергаментом и сейчас этот пергамент пойдет трещинами. От былой красоты и миловидности не осталось и следа. Одни лишь глаза, казалось, смотрят более-менее осмысленно, хотя голова Марины Павловны и была наклонена набок, а в уголке кривого рта блестела слюна. Страшно было Варе смотреть на этот приоткрытый рот, она, в жизни не знавшая, что такое болезни, сейчас робела перед таким видом матери. Жалость? Да, ей было жаль собственную маму, но эту жалость поборол страх того, что теперь действительно некому поддержать ее.
– Мама! – Варя, стараясь минимально соприкасаться с телом женщины, от которого исходил запах лекарств, немытого тела и как будто чего-то старческого, словно истлевшего, ненадолго приобняла Марину Павловну, но тут же отстранилась от нее и спросила – мама, ты хотя бы узнаешь меня?
Та медленно, словно ей тяжело было это делать, кивнула. Голова дрогнула на тонкой, словно тростинка, шее, и Варя вдруг испугалась того, что эта шея может сейчас просто переломиться от этого кивка.
Она все искала, куда бы можно было присесть – на кровать матери ей не хотелось садиться, казалось, запах лекарств и этой какой-то безнадеги может навсегда прилипнуть к ней. Наконец отыскала табурет – старый, колченогий, со следами белой краски, опустилась рядом с матерью и заговорила:
– Мама, послушай... Я обязательно тебя заберу. И буду лечить, по возможности, конечно... Ты же получаешь пенсию? Ну вот, деньги на лекарства у нас будут... Но... только не сейчас. Сейчас я не могу.
Она увидела, как при этих словах по морщинистой щеке с нездоровым, серым цветом кожи скатилась слеза – мутная, крупная...
– Мам, мне нужно уехать... Совсем ненадолго. Потом я вернусь и заберу тебя. Ты меня понимаешь?
Женщина снова тяжело кивнула, и Варя вздохнула с облегчением. Теперь можно было уходить – находиться здесь становилось все тяжелее. Казалось, сами стены давят со всех сторон и вообще, комната выглядела убого и вряд ли у кого-либо возникало желание задерживаться здесь надолго.
Она снова быстро прикоснулась к матери, обнимая ее, послала ей воздушный поцелуй и быстро скрылась за дверью, не заметив того, что слезы теперь уже градом скатываются по лицу несчастной женщины.
Когда она вышла, облегченно вздохнув, между двумя другими старухами, находившимися в комнате, завязался разговор.
– Слышь, приехала, дочка-то к ней! А кака красавица! Это ли не счастие? Мои-то, гляди-ка, так и не кажут глаз. Сдали бабку в интернат – и трава не расти!
– Красавица, красавица! Еще гляди – заберу, говорит, тебя! Да на таких дочек молиться надо! Но че-то до этого глаз не казала тоже!
– Может, в отъезде где была. Слышала же, она говорила ей, что опять уехать надо, а потом, мол, заберу.
Они покивали друг другу, и разошлись по своим кроватям. Марина же Павловна так и осталась сидеть в своей коляске – неподвижная, скорбная, со следами слез на лице. Где-то там, в глубине своего еще не совсем затуманенного сознания, ей хотелось только одного – чтобы снова повторился тот миг... Миг, когда Варя вошла в комнату и подошла к ней...
Варя в этот момент, глубоко вздохнув и поморщившись от того, что и здесь, в коридоре, пахло лекарствами, какими-то старыми тряпками и этим особым старческим запахом, направилась в сторону кабинета директора дома престарелых.
Директором был усталый пожилой мужчина, тоже облаченный в белый халат. Седая его голова с местами пожелтевшими волосами, покоилась на крепкой еще шее, огромные линзы очков делали его глаза неестественно большими, он довольно часто покашливал, прикладывая к губам носовой платок.
– Морозовой дочь? – неизвестно зачем уточнил он – ну... Забирать надо мать, девушка! Забирать и ухаживать за ней, лечить. У нас тут рук не хватает, да и лечить нормально нет возможности. Четыре года прошло, за это время много упущено, уже можно было бы наверстать что-то, и она, может быть, даже и на ноги бы поднялась. А сейчас хоть бы как-то восстановить ее...
А Варя, задумавшись, и воспринимая слова доктора словно в тумане, подумала вдруг, что когда-то, несколько лет назад, и Ира вернулась домой из больницы почти такой же, как ее мать. Конечно, у нее не было потери речи, она не была парализована, но вот также сидела в инвалидной коляске... А сейчас они поменялись местами, и в подобной коляске сидит мама Вари. За ее, Варины, поступки... Подумав об этом, девушка тряхнула головой, чтобы избавиться от этих мыслей. Не привыкла она в чем-либо винить себя.
– Я заберу мать – сказала она доктору – но сейчас не могу сделать этого, потому что мне нужно будет уехать. Но по возвращении я ее обязательно заберу.
Доктор, казалось, не поверил ее словам – сколько раз за свою многолетнюю практику он слышал подобное от детей этих несчастных родителей, обитающих здесь?
– Вы хоть навещать ее приходите – сказал он укоризненно – она же мать ваша, пожалейте ее хоть немного.
– Я повторю вам – я обязательно заберу ее, когда вернусь. Пока позаботьтесь о ней, пожалуйста!
Когда она вышла за пределы дома престарелых, она почувствовала необычайное облегчение. Наконец-то! Что за ужасное заведение! Находиться долго там невозможно – остается тяжелый осадок, а уж как они там живут, это вообще уму непостижимо! Варя даже плечами передернула... Не дай бог самой оказаться там... Лучше смерть...
– Черти что теперь! – сказала со злостью, нюхая свою одежду – ей казалось, что вся она пропиталась духом этого заведения, насыщенного лекарствами, запахом испражнений и горьких слез стариков.
Она быстро, стараясь поскорее уйти оттуда, направилась в сторону автобусной остановки. Сейчас ей нужно было поехать туда, где Варя ожидала получения каких-либо денег. Да, заветных флешек у нее теперь не было, но зато были ее собственные воспоминания, которые она могла бы использовать при разговоре с женой Александра Валерьевича. Конечно, можно было допустить, что она даже и говорить с Варей не станет или, например, не поверит ей. Но уж она-то, Варя, умеет убеждать людей в собственной правоте.
Быстро добравшись до нужного места, она пошла вдоль рядов богатых коттеджей, пытаясь вспомнить, какой из них принадлежит известному адвокату Третьякову. О том, что Ромка уже давно уехал в другой город, она знала через общих знакомых – парочка из них все же соизволила поговорить с ней по телефону. Так что теперь препятствий для того, чтобы поговорить с адвокатом или его женой у нее не было. Конечно, она допускала, что ее могут вообще не пустить на порог дома. Ну, да ничего, она, Варя, умеет быть настойчивой и добиваться своего. Кроме того, адвокату наверняка неизвестно, что флешек у нее больше нет, так что она может продолжать шантажировать его ими.
Девушка еле вспомнила нужный дом, остановилась перед тем, который считала похожим на дом из своих воспоминаний – вроде тот же забор, те же ворота. Дом сам по себе немного разросся, словно его увеличили в размерах, достроили, что ли...
Сколько она, Варя, уже дома, на своей родине? Пару-тройку недель? Пора, пора предпринимать какие-то серьезные, решительные шаги на пути к своему счастью, к своим желаниям и мечтам... Она нажала на звонок домофона и с замершим сердцем стала ждать. Решила, что если в течение пяти минут никто не откроет, значит, дома никого нет, или те, кто там находится, видят, что это она и не хотят открывать. Несколько минут она стояла и ждала, нажимая периодически на кнопку звонка, и наконец, услышала шаги по отделанной камнем дорожке. Шаги приближались – энергичные, молодые, чувствовалось, что тот, кто идет, торопиться открыть ей.
Щелкнул замок, створка ворот распахнулась, и Варя увидела перед собой Ромку.
Соня и Стас.
– Стас, сосредоточься! – инструктор на скалодроме покачал осуждающе головой – здесь надо ни о чем-то постороннем думать, а о себе, в первую очередь! Куда ты лезешь, когда в голове у тебя что-то абсолютно другое?
– Макс, я спускаюсь! – возвестил Стас, и, перескакивая с одной опоры на другую, стал скользить вниз по тросу.
Он спустился, похлопал инструктора по плечу, словно извиняясь, и отошел в зону отдыха, усевшись там на скамейку. Через несколько минут к нему подошла спустившаяся Соня. Она присела рядом с мужчиной и спросила осторожно:
– Стас, что происходит? Ты в последние эти несколько дней о чем-то думаешь, и тебя что-то волнует. Не хочешь поделиться?
Стас взъерошил свои темные волосы, потом посидел так, обхватив голову руками, а потом сказал:
– Детектив из Сочи выяснил всю информацию о том, что там делала Варя, и почему так спешно оттуда сбежала. Кроме того, он выяснил, почему она через месяц должна туда вернуться.
– И?
Но Стас молчал. Тогда Соня попыталась подстегнуть его вопросом:
– Стас, ты молчишь, потому что боишься мне сказать?
После этого мужчина рассказал Соне о разговоре с детективом.
– Варька и ребенок – усмехнулась девушка – абсолютно несовместимые понятия. Ты думаешь, что это твой сын?
Стас удивленно посмотрел на любимую – она так спокойно спросила об этом, словно это было в порядке вещей. И поскольку он молчал, Соня добавила:
– И ты решил, что если это так, я сбегу от тебя с криками и воплями?
– А нет?
– Стас! – Соня, рассмеявшись, взъерошила его волосы – я же люблю тебя. Очень люблю. А значит, никуда я не сбегу. Но знаешь, что я думаю? Я думаю, что это не твой ребенок. И знаешь, почему? Потому что если бы он был твоим, Варька точно не упустила бы шанс что-то получить на него от тебя. Она бы первым делом, направившись к тебе, заявила о твоем отцовстве, она же далеко не дура и в данном случае понимает, что так просто ты на ее слова не поведешься – тебе нужны будут доказательства. Например, в виде анализа ДНК. Потому она и молчит про ребенка.
– Думаешь, это Ромкин сын?
– Скорее всего, нет. И подозреваю, зная Варин характер, что она сама не знает, кто отец.
– Тем не менее, по словам детектива, она оформила на эту старушку доверенность на месяц, то есть забрать сына она все же планирует.
– Или это было сделано для отвода глаз, и за ребенком она не вернется. Конечно, посторонняя женщина не будет содержать чужого малыша, и, не дождавшись Варю, она просто передаст его в руки опеки.
– Тоже вероятный вариант. А знаешь, что я думаю? Варя, возвращаясь на родину, преследовала только одну цель – сбагрить ребенка матери, а самой дальше продолжать искать себе того, кто будет ее содержать. Она и предположить не могла, что Марина Павловна в доме престарелых и действительно поехала разведать обстановку, а потом хотела забрать сына. Сейчас же это под вопросом, учитывая то, что с внуком Марина Павловна сидеть не будет. И знаешь – есть еще одна новость, о которой я пока не хотел тебе говорить...
– Стас, мы когда-то пообещали друг другу, что ничего не будем скрывать...
– Конечно. Именно поэтому я и хочу сообщить эту новость тебе.
– И что же это за новость?
– Третьяков вернулся. Буквально пару дней назад.
Стас внимательно наблюдал за реакцией девушки, но она продолжала прямо смотреть ему в глаза. Потом улыбнулась.
– И ты боялся сообщить мне об этом, потому что думал, что я сразу побегу к нему, чтобы упасть в его объятия? Стас, когда ты потерял уверенность в себе?
– Да нет же... Я тебя боюсь потерять...
– Все, что было с Ромой, осталось в прошлом, в очень далеком прошлом, Стас. Мы сейчас совершенно другие, и я... очень тебя люблю.
Он обнял ее за плечи и прижал к себе.
– А откуда ты узнал, что он вернулся?
– Мне Акимович сказал. Вроде бы... насовсем. Наш босс хочет пригласить его снова на работу, уже в качестве юриста.
– Ладно – Соня встала и протянула ему руку – ты идешь? Я сегодня хочу вволю назаниматься, так, чтобы каждая клеточка тела горела.
Стас встал и пошел за девушкой. Когда она вот так тянула его за руку, он готов был идти с ней куда угодно.
Когда они надевали на себя экипировку, Соня сказала молодому человеку:
– Честно говоря, странно, что он вернулся. Я же совсем недавно, когда узнала о Варе, писала ему смс-сообщение – он и слова не сказал о том, что возвращается. И вообще – кажется, он прекрасно обосновался там...
– Поверь, у него были серьезные причины для возвращения...
Ира.
Проводив Глеба на работу, Ира планировала весь день провести дома – приготовить любимому что-то вкусное из того, что ему особенно нравилось в ее исполнении. Вечером они хотели пойти в бассейн, и девушка с нетерпением ждала этого. Она полюбила воду, – любую – что та рыбка, в воде она чувствовала себя абсолютно здоровой и полностью уверенной в себе, и теперь считала часы до возвращения мужчины с работы.
Домофон возвестил ее о том, что у подъезда стоит гость, и поскольку Ира никого не ждала, она, пробормотав про себя:
– Кто же это может быть? – пошла открывать двери.
Оказалось, что пришла Василиса Сергеевна. Она стояла на пороге квартиры и улыбалась, в руках у нее был тортик, и она вошла, довольно осматриваясь по сторонам.
Удивившаяся ее визиту Ира сказала:
– Проходите. У меня чайник горячий, мед, круассаны и сырники остались. Сейчас чай будем пить. Глеб, правда, на работе...
– Я знаю – засуетилась женщина, стараясь не смотреть на Иру – руки-то помыть можно? Я не к Глебу пришла, Иринушка, а к тебе.
– Да, в ванную пройдите – Ира проводила женщину, включила в ванной свет, а сама отправилась на кухню.
Она примерно предполагала, зачем пришла Василиса Сергеевна, а потому спокойно ждала, когда та пройдет и сядет на мягкий стул со спинкой. Перед ней уже стояла тоненькая фарфоровая кружечка с ароматным чаем и блюдце для торта с ложечкой. Ира положила женщине кусочек и немного отрезала себе.
– Ты чего? – спросила ее та – торты магазинные не нравятся?
– Нет, почему же, очень нравятся – улыбнулась Ира – спасибо вам большое за гостинцы. Просто я стараюсь не есть много сладкого.
– Фигуру бережешь? – с неудовольствием заметила будущая свекровь – так ты и так худышка... Странно, что Глеб не делает тебе замечания – раньше он любил девушек «в теле».
– Со временем вкусы меняются – заметила Ира ровным голосом.
– Ирочка – Василиса Сергеевна отпила из кружки чай и опустила глаза, чтобы ненароком не поймать взгляд девушки – я о чем с тобой поговорить-то хотела... Девушка ты серьезная, положительная, это сразу видно... И вон какую вы жизнь активную ведете с Глебкой. Вижу, что сынок мой счастлив... Мы с ним, конечно, не возились, не сюсюкали, но любили по своему, как могли, тем более, не один он у нас. Да и старший, тем более... Дел в деревне много, с каждым своим ребенком не посюсюкаешь... Но это не значит, что мы детей своих не любим, Ира...
– Василиса Сергеевна – Ирина улыбнулась – вы как-то... из-под печки, простите, заходите... Давайте вы просто напрямую скажете то, что хотели сказать.
Женщина закашлялась – она не ожидала от этой молоденькой девушки такой явной прямоты. Кинув на нее косой взгляд, поняла вдруг – все она сознает, словно в душу эти глаза заглядывают, знает, зачем она пришла, с каким разговором.
– Ира! Не ломай Глебу жизнь! – она кивнула на трость девушки – ведь возможно, ему всю жизнь за тобой ходить придется! Не факт ведь, что ты встанешь на ноги-то полностью, поправишься... А он... Что же он, разве обязан на себя эту ношу брать? А дети? Какими будут ваши дети? Не дай бог, тоже хромоногими родятся и что тогда – Глеб на себе всю вашу ораву тащить будет? Если ты его любишь действительно – неужели такой судьбы ему желаешь?
– Василиса Сергеевна – Ира по-прежнему была спокойна – остановитесь сейчас, пожалуйста, и меня послушайте. Мне понятны ваши материнские чувства. Никто бы не захотел, вероятно, иметь невестку, которая ходит с тростью. Но во-первых, о детях у нас пока и речи не было, во-вторых, у нас не может быть детей с подобным заболеванием, поскольку у меня эта травма не врожденная, а приобретенная, то есть если даже мы и запланируем детей, что будет не скоро, так как пока мы решили пожить для себя, вы можете не переживать – мой недостаток они на себя не примут. В-третьих, когда наши отношения только начинались, я вообще была в инвалидной коляске, и вы думаете, что я не пыталась отвадить Глеба? Пыталась, потому что не знала тогда, смогу ли вообще когда-то встать и ходить, даже с тростью. Но Глеб доказал мне, что мы друг для друга созданы, и сейчас я не собираюсь отказываться от него, потому что люблю, как вы верно заметили. И потом – у меня хорошие перспективы быть полностью здоровой. И наконец, в-четвертых... Глеб не ребенок, а взрослый мужчина, самостоятельный, и я так думаю, что в наших отношениях мы разберемся сами, без вмешательства старшего поколения.
Получив подобную «отповедь», Василиса Сергеевна так и застыла с открытым ртом. Она совершенно не ожидала, что после ее пламенной речи Ира отреагирует столь спокойно, и четко, по пунктам, объяснит ей, почему она не собирается расставаться с ее сыном.
Она медленно дожевала торт, допила чай, встала и произнесла:
– Я пойду, пожалуй. Спасибо за угощение – потом немного помолчала, словно не решаясь сказать то, что так и рвалось быть высказанным, и наконец, сдалась – Ирочка, ты только... Глебушке не говори, что я приходила и с тобой тут беседы вела. Рассердится он, а я не хочу с сыном отношения портить.
– Не скажу – улыбнулась Ирина и добавила – спасибо за то, что навестили, и спасибо за торт.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
Все текстовые (и не только), материалы, являются собственностью владельца канала «Муза на Парнасе. Интересные истории». Копирование и распространение материалов, а также любое их использование без разрешения автора запрещено. Также запрещено и коммерческое использование данных материалов. Авторские права на все произведения подтверждены платформой проза.ру.