Жизнь любого крупного поэта наполнена любовными драмами, когда, либо он кого-нибудь влюбляет в себя и бросает, либо ему кто-нибудь разбивает сердце. В этом отношении Тарас Шевченко не представляет собой исключения. Правда, известность среди современников он приобрел как художник, но те, как известно, тоже не аутсайдеры в делах амурных.
Судьба Тараса Григорьевича сложилась удачливо, в том смысле, что он сумел воспользоваться единственным, выпавшим ему шансом выбиться в люди. На что, в сущности, мог рассчитывать малороссийский хлопчик, родившийся в многодетной семье, и отнюдь не привечаемый мачехой? Да еще если учитывать, что семья была крепостная? Благодаря природному таланту рисовальщика Тарас помогал в росписи нескольких церквей и обратил на себя внимание своего помещика – богача Василий Энгельгардта унаследовавшего на правах племянника значительную часть владений князя Потемкина.
Из мальчика решили сделать крепостного живописца и отправили набираться мастерства в столицу Российской империи. В 1836 году, в возрасте 22 лет, срисовывая статуи, в Летнем саду он попался на глаза земляку – художнику Ивану Сошенко, который и ввел его в круг творческой богемы.
Шевченко заинтересовал самого Василия Жуковского – поэта и воспитателя самого наследника престола (будущего Александра II). Знаменитые живописцы Брюллов и Венецианов лично просили Энгельгардта дать парню вольную, но тот заломил несусветную цену – 2,5 тысячи рублей (раз в пятнадцать больше, чем за обычного крепостного). Тогда Брюллов написал ставший классическим портрет Жуковского и полотно разыграли в лотерею.
Царская семья внесла тысячу рублей и портрет достался супруге правящего монарха императрице Александре Федоровне.
Так Шевченко получил вольную и с восторгом записал в дневнике: «Я из грязного чердака, я – ничтожный замарашка – на крыльях перелетел в волшебные залы Академии Художеств». На двоих с Сошенко он снимал квартиру у немки Марии Ивановны Клоберг. Племянницей немки была юная красавица - сирота по имени Амалия. Влюбившийся Сошенко подумывал сделать ей предложение, но она предпочла Шевченко, намерения которого не были столь же серьезными. Земляки поссорились, и Тарас съехал на квартиру поскромнее, где продолжал встречаться с Амалией. Потом друзья помирились, а юная прелестница незаметно исчезла из их жизни.
Помимо живописи Тарас Григорьевич начал писать стихи – выпустил «Кобзаря», потом «Гайдамаков». Вернувшись в родные места, он в 1843 году гостил в имении бывшего малороссийского генерал-губернатора Николая Репнина-Волконского (одного из прототипов князя Андрея Болконского из «Войны и мира»). Дочь хозяина княжна Варвара влюбилась в Шевченко и даже начала писать роман с похожим главным героем: «Он был поэт. Поэт во всей обширности этого слова…». В письмах другу свои чувства она излагала под другим ракурсом: «Я подлым образом целыми часами отдаюсь во власть своего воображения, рисующего мне пылкие картины страсти, а иногда и похоти».
Но объект ее страсти интересовался женой другого состоятельного помещика Анной Закревской и пользовался взаимностью. Их любовные встречи продолжались и в Петербурге. Летом 1845 года Закревская родила дочь Софью, отцом которой, вероятно, являлся Шевченко. Дальнейшие события поставили крест на этом романе.
Все складывалось в жизни Тараса Григорьевича так удачно, что ему пришла в голову мысль о женитьбе. В супруги он решил взять простую девушку из своего родного села Кирилловка. Дочь местного священника Феодосия Кошиц была не против, но батюшка неожиданно заартачился, решив, что бывший крепостной не пара его дочке. Феодосия замуж так и не вышла, тронулась разумом и в сумасшедшем доме кричала санитарам: «Если бы я стала женой Шевченко, вы бы со мной так не обращались…».
Если бы, да кабы… Трудно сказать была бы она счастлива, поскольку в 1847 году Тараса Григорьевича за принадлежность к тайному Кирилло-Мефодьевскому братству члены которого мечтали о создании единого славянского государства с «уничтожением рабства и всякого унижения низших классов». Цели и задачи организации были столь явно оторваны от реальности, что почти все обвиняемые отделались легкими наказаниями. Не повезло только Шевченко. В обнаруженных у подельников списках его сатирической поэмы «Сон», автор прошелся по Александре Федоровне, заявив, что императрица, которую сравнивают с богинями тоща и длиннонога как сушеный опенок. Николай I был взбешен: «Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но ее-то за что?»
Любимца бомонда отдали в солдаты и отправили в Оренбургский корпус с запрещением рисовать и писать что-либо кроме писем. Однако в России тяжесть законов зачастую смягчается необязательностью их исполнения. Комендант Новопетровского укрепления Ираклий Александрович Усков освободил его от тягот службы, так что Шевченко зачастую целыми днями лежал под вербой в обществе медного чайника или бродил по окрестностям.
Иногда компанию ему составляла супруга Ускова с редким именем Агата. В гарнизоне относительно дружбы Шевченко и госпожи Усковой пошли сплетни. Агата, как женщина разумная, прогулки прекратила и по вечерам развлекалась игрой в карты с полковыми дамами. Шевченко обиделся: «Агата, моя нравственная, моя единственная опора, и та в настоящее время пошатнулась и вдруг сделалась пустой и безжизненной: картежница, ничего больше!»
После смерти Николая I новый император амнистировал многих из осужденных батюшкой, но относительно Шевченко упорствовал, ставя ему в вину оскорбление своей матери. Вытащить его из ссылки смогли вице-президент Академии Художеств граф Федор Толстой и его супруга графиня Анастасия, которых Тарас Григорьевич называл «святыми заступниками».
В 1857 году Шевченко уволили с воинской службы, и он направился в Нижний Новгород к одному из своих почитателей купцу-миллионеру Сапожникову, предоставившему ему отдельную каюту на теплоходе. В Нижнем Новгороде Шевченко, по его словам, «ни одной не только красавицы или хорошенькой, но даже сносной не встретил». Потом одна хорошенькая все-таки обнаружилась – 18-летнняя актриса Екатерина Пиунова.
Для более плотного знакомства он выбил ей роль в пьесе Котляревского «Москаль-чаривнык» («Солдат-колдун») и взялся натаскать в освоении необходимого по роли украинского говора. Спектакль пользовался огромным успехом и Шевченко выбил своей протеже контракт с престижным Харьковским театром. А потом пошел свататься. И снова ему отказали родители, хотя и сама Катенька замуж не рвалась. «Мне казалось, что ничего жениховского в Тарасе Григорьевиче не было. Сапоги смазные, дегтярные, тулуп чуть не нагольный, шапка барашковая самая простая и в патетические минуты Тараса Григорьевича хлопающаяся на пол в день по сотне раз, так что если бы она была стеклянная, то часто бы разбивалась».
Вдобавок Катенька разорвала контракт с Харьковским театром, что взбесило Шевченко едва ли не больше отказа ему лично. По его словам, любовь «как рукой сняло». И окончательный вердикт: «Дрянь госпожа Пискунова! От ноготка до волоска дрянь!»
Но сердце без любви стынет, а 44 года – не возраст. И вскоре поэт снова влюбился – в жену своего друга историка Михаила Максимовича Марию. «Что в ней очаровательней всего – это чистый, непосредственный тип моей землячки. И где он, старый антикварий, выкопал такое свежее и чистое добро? И грустно и завидно…». Весной 1859 года Шевченко гостил у Максимовичей в селе Прохоровка, а через девять месяцев после его отъезда Мария родила сына Андрея. «Старый антикварий» и поэт после этого крепко поссорились.
Шевченко снова подался в родные места, где решил купить дом, причем такой, чтобы Днепр был у самого порога. Искал он и супругу. Сделал предложение служанке Харите Довгополенко и снова был отвергнут родителями.
Летом 1860 года в доме петербургских знакомых, Шевченко обратил внимание на служанку и свою землячку Лукерью Полусмак. Начал за ней ухаживать, дарил подарки, снял квартирку и даже подобрал репетитора, который должен был научить ее «говорить по-московски». Но как-то вечером застал ее в объятиях этого самого репетитора. Ушел, хлопнув дверью, а потом, поразмыслив, решил простить, о чем и известил письменно. Лукерья тоже ответила запиской: «Послушай Тара твоеими записками издесь неихто не нужаеца». А на словах велела передать, что согласилась за него замуж только из-за денег.
Удар был жестокий. Правда, в утешение, пришла весть, что ему нашли хороший домик, такой, что Днепр у самого порога. Но ни сам поэт, ни женщина, которая стала бы ему спутницей жизни этот порог не переступили. 10 марта 1861 года Тарас Григорьевич скончался в Санкт-Петербурге.
28 дек в 16:45