КНИГА ВЕКОВАЯ ПАРМА.pdf Сегодня 15 января 2025 года День рождение отмечает КУЧЕВА ОЛЬГА ФИЛАРЕТОВНА, многодетная бабушка, в своем рассказе "КИСЛИЦА" она с теплотой и любовью вспоминает свою бабушку. Рассказ напечатана в книге "ВЕКОВАЯ ПАРМА" и посвящается 100-летию со дня образования Коми-Пермяцкого округа. 1. Наберук – плетёная из бересты корзинка.
КНИГА ВЕКОВАЯ ПАРМА.pdf
Сегодня 15 января 2025 года День рождение отмечает КУЧЕВА ОЛЬГА ФИЛАРЕТОВНА, многодетная бабушка, в своем рассказе "КИСЛИЦА" она с теплотой и любовью вспоминает свою бабушку. Рассказ напечатана в книге "ВЕКОВАЯ ПАРМА" и посвящается 100-летию со дня образования Коми-Пермяцкого округа.
КИСЛИЦА
Мне было около четырёх лет, когда бабушка взяла меня с собой в лес. Наверное, она и до этого брала меня, потому что как же могла летом высидеть дома деревенская женщина, выросшая на грибах, ягодах, травах и вынужденная нянчить, ведь в деревне не было детского сада. Но именно этот поход запечатлелся в моей памяти особенно.
Бабушка с вечера предупредила меня, что назавтра с утра пойдём в дальний лес за заячьей капустой. В моей голове целую ночь витали мысли, вперемешку со снами, как зайцы в своём огороде садят капусту и поливают её из ковшика студёной колодезной водой, как это делали в нашем огороде, поочерёдно черпая воду то из одного, то из другого ведра для равновесия на коромысле.
Летняя ночь коротка. А спали мы на сеновале под пологами из ткани от комаров и мошек. Почему-то раньше комаров было больше, чем сейчас. А может от того, что деревню окружали ещё не вырубленные леса и сырость держалась в логах.
И, как всегда, утром меня разбудил громкий голос проспавшей на выгон коров соседки тётки Раи. Все звуки в деревне от края до края были слышны в утренней полудрёме. Рая всегда начинала утро с ругани, она ругала всех и вся: корову, которая плохо стоит при дойке, кошку, сторожащую консервную банку, кур, мельтешащих под ногами, норовящих склюнуть упавшую из коровьего рта крошку хлеба, собаку, лающую во дворе и вторящую хозяйке, соседок, вставших раньше и уже успевших выпроводить своих кормилиц. Голос Раи был звонок, и, наверное, поэтому прозвали её, помимо прозвища по матери – Катя Рая (отец умер рано, оставив её малолетней) – Колокольчиком.
Бабушка справилась с утренними ежедневными делами, недолгие сборы закончились, и мы пошли. Тогда я, видимо, была настолько мала ростом, что переходя небольшой луг, мне казалось, что трава – это стена, живущая своей жизнью: ползающими жуками, страшными мохнатыми гусеницами, пауками, которые вот-вот после мухи-цокотухи съедят и меня...
По дороге, вернее, по лесной тропинке, бабушка частенько останавливалась, показывая мне места, где какой гриб растёт, как называется трава, которую она срезала ножом и от какой болезни она.
(стр.105)
(стр.113)
Наверное, ей просто нужен был собеседник, вот она и говорила со мной. Хорошо помню, как она называла: вот эта трава – святая рябина, чемерица, а это гриб-путник – белянка или волнушка. Сейчас такие грибы и не собираем: нам подавай царские – белые или рыжики. А тогда, в пору моей бабушки, все грибы шли впрок, ни один не оставался в стороне.
Некоторые замачивали под гнётом, другие солили сразу, и за зиму всё уходило: ароматное, режущее пряностью, смородиновым листом, хрустящее под зубами.
(1)
Заполнив берестяной «наберук» , бабушка тут же драла бересту с берёзы, наскоро изготовляла чуманок, перекладывала туда грибы и прятала под кустом, прикрыв травой, чтобы не таскать с собою тяжесть. Ещё помню, что у бабушки с собой было несколько холщовых мешочков, в них она собирала травы, подвешивала их к пояску, и они смешно раскачивались при ходьбе и наклонах, как колокольчики, но не звенели. Помню, я решила попросить у неё самый красивый – с синими цветами на красном поле, и сшить из него платье для своей куклы Гули.
Надо сказать, что лет до пяти все куклы у меня были только Гули. Не от гули-гули, как тетешкаются с маленькими детьми, а от пионерки-героя Гули Королёвой. Мама уже в таком раннем возрасте прочитала мне про неё то ли рассказ, то ли книгу. И всё: все мои куклы с этого времени стали носить только это имя – Гуля. Изменилось это не скоро: с покупкой очередной куклы, яркой, красивой, в фантастическом крепдешиновом платье в мелкие тёмно-синие розочки. При вопросе продавщицы как я её назову, я, конечно же, ответила – Гуля. Продавщица, переглянувшись с мамой, отвернула край платья куклы и показала мне бумажку. «Читай», – приказала она. И я медленно, по буквам прочитала: «Кукла Ира, говорящая». С этого времени имя Гуля мне разонравилось раз и навсегда. А ведь до этого я даже свою дочку мечтала так назвать.
Перейдя луг и мелколесье, мы оказались на пшеничном поле. Несколько тропинок веером отходили от опушки внутри пшеницы: кому куда. Бабушка выбрала нужную. Вот это был настоящий восторг: ветер, гулявший по полю, отогнал мошкару и ласково касался щёк. Можно было скинуть платок
(стр.114)
и жаркие резиновые сапоги. Пшеница, склонившись к середине узенькой тропы крышей, накрывала меня с головой. Немного забежав вперёд и нырнув в сторону, я пряталась. Бабушка проходила мимо, не заметив меня, и тут сзади я пугала её громким криком. Не знаю, может она и пугалась по настоящему. Но сейчас я думаю, она поддерживала мои игры, чтобы я не утомилась раньше времени и не запросилась обратно домой.
А ещё в пшенице росли васильки, из которых можно было сделать замечательный венок. Как жаль, что в детстве у нас не было фотоаппарата, все эти дорогие мгновения остались только где-то глубоко в сердце. Я так и представляю маленькую, худенькую, кудрявую белоголовую девчушку с венком на голове, скачущую босиком по гладкой растрескавшейся от зноя тропиночке…
На краю поля бабушка заставила надеть сапоги, потому что будут коряги и сыро. И мы вошли в лес.
Вошли, потому что для меня лес был домом. Домом белок, зайцев, от которых, приходя с охоты, дед приносил мне гостинцы: ягодку-землянику от белочек летом, кусочки надкушенного хлеба от зайцев – зимой. Мёрзлого, но от этого казавшегося ещё вкуснее. Меня всегда удивляло, как это зайцы пекут хлеб, где они ставят квашонку, каким полотенцем они укрывают его, а вытащив из печки, брызгают ли водой?
Бабушка сказала: – Ну вот и пришли. Вот здесь и растёт заячья капуста.
Внимательно оглядевшись, капусту я не обнаружила, и чуть было не заревела от того, что меня так ловко обманули. Но она, строго осадив меня, дала краюшку хлеба и молоко в зелёной бутылочке, заткнутой белой пробкой и сказала:
– Не реви, вот она, эта капуста.
Какая же это капуста: тоненький стебелёк, на конце которого растут сердечком три листика. А бабушка говорила дальше:
– Зайцы маленькие и капустка у них маленькая, а ты попробуй, какая она кисленькая, да с хлебом, с хлебом. В голодные годы дети специально ходили за этой капусткой, хоть и мала травка, а всё еда – ни поноса от неё, ни другого вреда для живота.
Посидели мы на коряге, возле капустки, попробовали её. Бабушка повздыхала-поохала о своём и, взяв меня за руку, сказала:
(стр.116)
– Пойдём, покажу! По бурелому мы зашли вглубь леса. – Ну вот, здесь.
– Что здесь? – сразу и не сообразила я.
– Смотри, где я сено прятала для коровы своей, – ответила бабушка.
И действительно, среди вековых елей я увидела воткнутые в землю жерди, рядом, прислонённые к ели, стояли несколько деревянных двурогих и трёхрогих вил, граблей. Она долго перебирала их, ставила с места на место, гладила, что-то бормотала.
Я же в это время сидела на пенёчке и думала, что лес страшный и чёрный, и здесь, наверное, и живёт Баба Яга. И что избушка её вот-вот появится среди разлапистых елей.
Позже я стала понимать, что, может, благодаря этому тайному месту и, конечно, непосильному труду моей незабвенной бабушки, в голодные военные годы были спасены дети и их кормилица – корова, сено для которой охапками, поздними вечерами, а то и ночью, скашивая обочины полей, кулижки, заготавливала бабушка.
Не помню, сколько времени мы были на этой полянке. Да и полянкой её не назовёшь, так местечко между елями. Не помню, как пришли домой. Наверное, я к этому времени очень устала уже…
Много лет спустя, мне вспомнилась эта история. В атласе для растений я нашла бабушкину «заячью капустку». Она оказалась кислицей. И мне подумалось, а не похожа ли жизнь моей бабушки, деревенской женщины-труженицы, на эту кислицу, простенькую траву, растущую среди вековых елей, очень выносливую, полезную для людей, спасшую по весне от голодной смерти не одного человека? Ведь если вспомнить бабушкину непростую жизнь, всё сходится. До последних дней она старалась быть полезной людям. Одна поставила на ноги детей: мужа как антисоветского заговорщика приговорили к 10 годам лагерей. Выдержала разлуку со старшим сыном, моим отцом, когда он участвовал в битвах с фашистами, зная, что каждый день может принести самую страшную весть.
Помню, бабушка рассказывала, как в день ранения сына летом с крыши как будто съехал ком снега и бухнулся оземь так, что стена отдалась гулким эхом. Как она с младшими детьми выбежала на улицу с криком, что сына убили. А потом с ужасом ждала похоронки, но пришло письмо, где
(стр. 117)
сообщили, что сын тяжело ранен и направляется в госпиталь в Новосибирск. День в день, час в час ранило. Вот оно – вещее.
Ещё помню, когда были праздники, первыми гостями в нашем доме всегда были самые бедные люди, чудаковатые часто, наивные, как говорили в народе, Богом обиженные. Это теперь я понимаю, что может только они и есть с Богом. Имена их уже забылись, остались в памяти прозвища, да и то не у всех: Пилоправ, Дикая Тоня, Войвылская Груша. И она всегда встречала их как самых дорогих гостей, сажала за стол, угощала, расспрашивала о жизни, никогда, никогда, ни на минуту не показывая, что они странноватые. А ведь даже мне, тогда маленькой, это было очевидно.
И что самое стыдное сейчас, имена этих людей стали нарицательными в отношении других: как легко я могла обозвать кого-нибудь Дикой Тоней или Грушкой. Да пусть простят меня они, светлая им память. Помню я их, помню.
Не знаю, может это от бабушки, но у меня внутри сидит острое желание снова и снова побродить по тем местам детства. Давно уже поля близ деревни заросли мелколесьем, некому их пахать и сеять. Да, видимо, это сейчас и не нужно уже. Это раньше, в далекие 30-70 годы каждый клочок земли возделывался, даже негде было скосить сена для своей коровы, а если и скашивали, то больше тайком, украдкой, чтобы хоть как-то содержать свою корову-кормилицу. А сказочные вековые ели, сосны и берёзы под корень вырублены и леса обезображены так, что даже трава не растёт на месте завалов. И неудивительно, что лес, где «жила Баба Яга», сколько бы я ни старалась, найти уже никогда не смогу. Но вот что интересно, других моих братьев и сестёр бабушка никогда не водила на это место, не знают они его.
О. Федосеева
1. Наберук – плетёная из бересты корзинка.