Рецензия на сборник стихотворений Михаила Анищенко, вышедший в серии «Запрещенная русская поэзия». М.: Российский писатель, 2023.
Стихи Михаила Анищенко нарочито просты. Он сторонится каких-либо литературных экспериментов, не использует анжамбеманов и других усложняющих восприятие текста приемов, пишет в традиционных размерах, не используя дольники, и с легким сердцем включает в текст банальные (во мгле / на земле, созданьем / дыханьем), нередко глагольные (улыбаться / влюбляться, горит / говорит), рифмы. Автор выбирает эту манеру вполне осознанно и в этом смысле противопоставляет себя Бродскому («Я был печальным и неброским, / Я ненавидел «прыг» да «скок»): с точки зрения Анищенко, излишнее увлечение формой скорее мешает, чем помогает читателю понять стихотворение.
Простая лексика, простой синтаксис, простая тематика. Анищенко не выходит из круга традиционных для русской поэзии тем: природа, Бог, любовь, смерть, предназначение поэта, судьба человека и судьба страны. Не претендует он и на новизну решения связанных с ними проблем. Но если и язык, и мысли автора не новы, стоит ли вообще его читать?
В случае Анищенко – однозначно стоит.
Первое, особенно яркое достоинство его поэзии состоит в том, что в ней выстроены прекрасные образные ряды. Пожалуй, лучший пример – стихотворение «Я воду ношу». Вода в нем выступает символом жизни, жизненной силы, жизненной энергии: именно с её помощью любимая женщина лирического героя может заниматься своими привычными делами. Однако мир, окружающий нас, постепенно замораживает эту силу, поэтому и герой носит воду, «раздвигая сугробы». Жизненная энергия не дается просто так, её нужно добывать, пробиваясь через замерзшую воду: «Река холоднее небесного одра. / Я прорубь рублю от зари до зари». Через слово «одр» в стихотворение вводится тема смерти, постепенно нарастающая к предпоследней строфе («Я воду ношу – до порога, до гроба, / А дальше не знаю, кто будет носить»). Лирический герой боится смерти лишь потому, что не хочет оставлять любимую в одиночестве; он предчувствует, что это опустошит её и что жизненная сила в ней также начнёт исчезать («Увижу ли, как ты одна в январе / Стоишь над рекой, как любовь и разлука, / Забыв, что вода замерзает в ведре»). Такой образный ряд подкреплён различными стилистическими приёмами, среди которых особенно удачны сквозные аллитерации («хрустальные» / «хрусти» / «сугроба» / «порога» / «гроба»): звукоряд «с» / «х» / «р» / «г» / «б» отлично передаёт хруст снега под ногами и при этом добавляет стихотворению, в общем-то, очень плавному и задушевному, мрачности и жёсткости. Однако печаль лирического героя, безусловно, светла: он верит в истинность и силу своей любви и в то, что именно она оправдывает его существование на Земле в глазах Бога.
Темы, которых Анищенко касается в этом стихотворении, красными нитями тянутся через весь сборник. Тот же страх за судьбу любимой и та же вера в любовь становятся основой, например, для стихотворения «Концы с концами не сведу»: «И я, любимая, уйду, / Сгорю, растаю без остатка»; «Скажи, мой миленький, зачем / Ты не забрал меня с собою?»; «От нашей веры и любви / Теплее Родине и Богу». Его лирический герой счастлив, но его счастье, как у героев Достоевского, неотделимо от страдания: «Так устроена жизнь человека: / Чем прекрасней она – тем больней!».
Образы воды и льда, описанные ранее, получают интересное развитие в стихотворении «Нет, не напрасно сердце билось…»: всё так же лёд символизирует смерть, а вода – жизнь, но при этом лёд начинает ассоциироваться с отрешенностью от мира («Мне ничего уже не надо, / Я чист и холоден, как лёд»), а вода означает уже не просто силу и энергию, а стихию, в которой можно раствориться и «плыть, и таять, таять, / Без слёз, без злости, без следа» (и снова обратим внимание на удачную аллитерацию, на этот раз по звукам «с» и «л»).. Желание раствориться в природе, полностью слиться с ней – ещё одна важнейшая тема лирики Анищенко: растворение означает для него очищение от мирской грязи («Мне прилечь бы, пасмурная родина, / Под кустом растаять, как сугроб… / Чтоб забыть всю злость и наущения, / Жажду мести, ставшую виной»). Отчасти поэтому так важна для него тема любви: она, как и смерть, дает возможность раствориться в другом, обезличиться («Я говорю тебе: «Родная», - / Ты откликаешься: «Родной», … / Как будто нам до самой смерти / Не надо собственных имён»).
Слово «родная» тесно связано у Анищенко с однокоренным «Родина». Он, следуя уже давно устоявшемуся кредо «поэт в России – больше, чем поэт» и, главное, тяге собственного сердца, остро ощущает свою причастность к судьбам Родины и особую с ней близость: «Ты велика, как безнадёжность, / Что в сердце вызрела моём». Удивительное сравнение: казалось бы, разве можно вообще сопоставлять страну с человеком? Объяснение этому находим в том же стихотворении «Россия, Русь! В тоске величья…», откуда взята предыдущая цитата: «Храни, храни свой дух, Россия, / Хотя бы в сердце у меня!». Значит, Родина – это каждый из нас, и в каждом из нас она отражается и воплощается. Анищенко верит: человек должен быть открыт другому «И дома будут все в нём незаперты: / Заходи, коль душою ты прост!», невзирая на то, что эта открытость делает его ранимым и уязвимым. Особенно показательна в этом смысле строфа из стихотворения «Бродяга»:
Соседи, ставящие сети,
Смирите гневные басы.
Меня любили ваши дети
И ваши бешеные псы.
Пусть многие из окружающих лирического героя людей не понимают и не принимают его, любовь, которой он наполнен – к Родине, к людям, к русской речи, к Богу – делает его счастливым и дает ему силы на трудном жизненном пути.
Анищенко очень чутко относится к русскому слову, для него многие устойчивые выражения – не избитые клише, а живо звучащие, наполненные смыслом сочетания слов, легко становящиеся материалом для творчества: «что бы то ни было» преобразуется в «но как бы ни стало и ни было что бы», «сводить концы с концами» – в «концы с концами не сведу». Точно так же и с крылатыми выражениями: вместо «а ларчик просто открывался» - «веками ларчик замыкался».
В лирике Анищенко, казалось бы, избитые образы – это вовсе не набор приевшихся клише, по которым скользит взгляд читателя, не в силах зацепиться за свежую мысль; все эти журавли, поезда, деревья и кусты, цветы и птицы, туман и мгла, солнце и небеса в его стихах живы, потому что накрепко сплетены воедино с психологией лирического героя. А лирическому герою подходит именно тот язык, которым и пользуется Анищенко – простой, безыскусный, но при этом сильный и выразительный. Вот это-то нерушимое единство психологии, образного ряда и языка и создает то удивительно теплое ощущение, которое возникает после прочтения сборника. Это прикосновение если не к народной поэзии, то к поэзии, в которой многие черты, присущие народу, проявились особенно ярко.