Мы много знаем военкоров-писателей времён Великой Отечественной Войны, таких как, например, Гроссман или Симонов, но были ли военные корреспонденты по другую сторону фронта, которые заслуживали бы нашего внимания, а самое главное, уважения? Может показаться это возмутительным, но одного я знаю. Это Курцио Малапарте.
Этот солнечный итальянец – интересная и авантюрная личность! Настоящая его имя Курт Эрих Зукерт (а итальянец ли он?), а Малапарте – это псевдоним, означает «худая доля», в противоположность Бонопарте (Наполеон), где доля хорошая. Не знаю,1 как насчёт худости, но судьба благоволила Малапарте и жизнь его стала богатой на события.
Ветеран Первой Мировой – был ранен, контужен, награждён. После войны вступил в фашистскую партию, но был выгнан за симпатии к Ленину и Троцкому. Был сослан на остров. Однако итальянцы отходчивы – ему разрешили вернуться, и снова его несколько раз арестовывали, и снова отпускали. И даже отпустили на фронт уже Второй Мировой в качестве военного корреспондента. Из его очерков и составлена книга «Репортажи с переднего края», которую я рекомендую прочесть.
Этот интересный итальянец хорошо знаком с русской культурой. Он читал Достоевского, Грина, Гоголя, Гончарова, Пильняка, Андреева. До войны он посещал Советскую Россию и как-то в Большом Театре сидел рядом с Булгаковым. В одном из захваченных немцами городов в парке на скамейке он находит раскрытую книгу Пушкина «Евгений Онегин» и от первых строк приходит в восторг.
Любовь к русской литературе не прошла для него даром: его репортажи полны лирических и философских отступлений. У этого итальянца хороший литературный язык и отличная наблюдательность. Его заметки настолько хороши с художественной точки зрения, что из некоторых можно сделать приличные рассказы с сюжетом.
На войну он смотрит по Шкловскому остранённо. Он рассматривает войну, как битву машин, как столкновение двух цивилизаций: европейской и советской.
«– С точки зрения социологии машины являются очень интересными и очень опасными персонажами.»
Малапарте описывает, как звучит война, как она пахнет, как запах бензина побеждает запах человека. На марш-бросках он не перестаёт восторгаться красотами русской природы. Явлением природы он считает и войну.
«Неминуемая война воспринимается будто буря, которая готова вот-вот разразиться, независимо от воли людей, почти как явление природы.»
При появившейся возможности он общается с пленными русскими солдатами. Его интересует феномен советского человека, которого вырастили на русском поле экспериментов после революции 1917-го. Он определяет советских людей, как крестьян, превращённых в классифицированных рабочих-стахановцев, которых на время войны сделали солдатами. И война стала их производством, а их ранения – это производственные травмы. Репортажи полны философских размышлений о советском обществе как симбиозе машин и стахановцев. Слово «стахановец» в книге употребляется немыслимое количество раз.
При всём при этом он отдаёт должное упорству советской армии, её подготовленности.
«…пленник {русский солдат} внимательно разглядывал меня, будто бы пытаясь понять, о чем идет речь. Затем он внезапно протянул руку и схватил меня за рукав. «Мы сделали все, что могли, – заявил он, – мои люди сражались упорно….»
«Русские никогда не сдаются. Они всегда сражаются до последнего солдата, спокойно, упорно и самоотверженно.»
Русские, по его мнению, организованно отходят и где, возможно, забирают своих мёртвых солдат. Перемещение мёртвых с полей сражений впечатляет и восхищает его, он называет это «побегом мертвецов». Итальянца интересуют не только пленные, но и мёртвые русские солдаты, и «забытого» мертвеца он скрупулёзно описывает.
К русским итальянец относится с нескрываемой симпатией. Поэтому его репортажи, описывающие отчаянное сопротивление русских солдат летом 41-го, не устроили немецких военных. Эти статьи никак не вписывались в план «Барбаросса». По указанию Геббельса Малапарте был выслан, и в Италии журналиста снова отправили в ссылку на остров и посадили под домашний арест (какие ужасные репрессии!)
Но это не остановило неугомонного итальянца. Он вкусил, не только лето, но и зиму той войны. В 1942-м году он снова отпущен и снова отправляется во вторую командировку, только уже на север. Он заехал на войну со стороны финнов, помогающих немцам осаждать Ленинград.
«Воздух трепетал, а голоса орудий из Кронштадта как будто произносили секретные таинственные слова, пытаясь сообщить нам что-то свое, бесконечно нежное и чистое.»
Там он живописует русскую зиму и блокадный город, видимый с финских позиций. Ленинград он называет «крепостью рабочих». Также, пользуясь случаем (!), итальянец посещает дом и могилу Репина в Куоккала (ныне и навсегда Репино).
Малапарте – человек творческий и часто его воображение разыгрывается чрезмерно. Его художественные фантазии на многих страницах вызывают раздражение ворчливого редактора, который заполняет подвалы страниц гневными сносками. Читать их тоже забавно.
«…финская пехота, поставленная на лыжи, отваживается совершать вылазки с целью, так сказать, взять на абордаж эти корабли…
– сноска редактора: «Финны даже не пытались совершить подобное самоубийство.»
После войны Малапарте вступил в Компартию, и после смерти завещал свою виллу на Капри коммунистическому Китаю. Удивительный был человек.
Постскриптум.
В своей книге Малапарте свидетельствует:
«Здесь я должен упомянуть, что все слухи, которые были пущены, – о том, что большевики якобы систематически уничтожали урожай на Украине, являлись ложными» – к мифу о голодоморе, даже итальянцы говорят, что его не было.
Дмитрий Селезнёв (Старый Шахтёр) специально для рубрики «Искусство о войне» @wargonzoya
