В очереди перед кассой шумно. Глаза разбегаются от множества ярко сверкающих на свету жвачек и конфет в разноцветных обертках. Девочка долго смотрит на упаковку жвачки. Ее глаза боковым зрением цепляют кассира – уставшую от своей работы (и в целом от жизни) женщину, которая молча уставившись ненавидящим взглядом в монитор, не замечает ничего из происходящего вокруг.
Девочка нервно оглядывается на очередь. Сзади нее – скучающая девушка из тех, что можно встретить в парке с настоящей печатной книгой на коленях. Ее почему-то очень легко там представить, даже несмотря на телефон в руке, от которого она не отрывает глаз. Девушка не смотрит, и этого достаточно. Девочка нервно поводит плечами. Большеглазый котенок-брелок на ее рюкзаке слегка подпрыгивает.
Девочка осторожно вытаскивает несколько упаковок жвачки и опускает их в карман, сохраняя невозмутимый вид. Главное в магазинных кражах – выглядеть так, чтобы никто даже подумать не мог, что ты что-то украла. Когда она расплачивается за бутылку молока и пакетик приправы, у нее в голове всплывает осторожная мысль о том, что красть плохо. Но ведь никто ничего не заметил!
- Подождите! – окликают ее сзади. Она поворачивается. На секунду сердце замирает, будто собирается остановиться совсем.
Книжная девушка сзади нее с улыбкой протягивает ей глянцевый пакетик с черным молотым перцем.
- Вы оставили.
Сердце снова бьется. Уже накативший заранее стыд собирает чемоданы и отчаливает. Она благодарит и выходит из магазина, а внутри нее поднимается волна торжества, смешанного с адреналином. Она практически бегом спускается с крыльца и засовывает руку в карман, перехватывая бутылку с молоком.
В кармане рука встречает только ключи от дома и окружающую их пустоту.
Книжная девушка высыпает на кассовую ленту небольшую горку упаковок жвачки и под удивленным взглядом кассирши начинает раскладывать их по полкам.
В парке самый разгар осени. Оранжевые листья, влекомые ветром, опускаются в лужи и задерживаются на поверхности воды, как корабли маленьких эльфов. Один из них запутывается в каштановых волосах книжной девушки.
Она встряхивает рюкзак, заставляя его лямки лечь ровнее и бодро шагает дальше, наступая на лужи. От такого внезапного вторжения листья-корабли покачиваются, но не тонут.
Девушка поудобнее перехватывает новую, только что купленную книгу. По правде говоря, маленькая похитительница жвачек из магазина была права – даже в ее глазах действительно было что-то, что выдавало ее любовь к чтению. Возможно, спокойная мечтательность и слегка сведенные в тягучей грусти брови. Или, может быть, невидящий взгляд в пустоту. Словно она не здесь, а где-то в придуманных, несуществующих мирах.
Короткие, вьющиеся на концах волосы дополняют впечатление, заставляя щеки казаться круглее, чем они есть и делая выражение лица бесконечно наивным. Пушистый кардиган с небольшой нашивкой в виде кролика, выбивающийся из под расстегнутой куртки только усиливает ощущение мягкости.
Ее внимание привлекает движение в траве, и взгляд тут же становится осмысленным. Небольшая белка, по виду – явный неуклюжий беличий подросток – сосредоточенно раскапывает лапами землю. Девушка останавливается, наблюдая. Ее рука будто бы непроизвольно касается широкого плетеного браслета. Указательный палец проводит по металлической подвеске с выбитой на ней руной. Время не пощадило подвеску: она настолько исцарапана, что узор едва виден, но пальцы девушки безошибочно повторяют ее очертания. Она знает этот рисунок наизусть – начертила бы даже если бы ее разбудили посреди ночи.
- Ничего ведь не случится, если я тебе немного помогу, правда? – заговорщически шепчет девушка в сторону белки.
Белка на это реагирует философски, то есть никак, разрывая лапами опавшие листья. В этом парке белок можно назвать как угодно, но не дикими животными. Они настолько привыкли к людям, что уже не обращают на них внимания. Иногда выбегают на дорожки и носятся по ним, играя в догонялки. Бывает, даже обгоняя случайных людей, прогуливающихся по парку.
Девушка мнется, а потом решительно встряхивает волосами. Пылающий оранжевым лист медленно опускается на мокрый асфальт дорожки.
- Ладно, бабушка все равно не узнает! – убеждает девушка сама себя и, прикоснувшись к руне снова, шепчет что-то одними губами.
Белка перестает копать и замирает в удивлении. Девушка присаживается на корточки и раскрывает ладонь, на которой выросла небольшая горка орехов. Белка подбегает к ней, и встает на задние лапки, с подозрением обнюхивая протянутую руку. Впрочем, она быстро сдается, принимая подарок судьбы. В этом плане животные гораздо умнее людей. Они не спрашивают «почему» или «за что». Для них существует лишь внезапно свалившееся на голову счастье, которое нужно быстро хватать, пока оно не исчезло.
Белка разгрызает пару орехов и лезет обследовать ее рукав. Девушка осторожно ссыпает оставшиеся орехи на землю и отодвигается. Она осторожно достает телефон и делает пару фотографий, стараясь не спугнуть зверька. Белка на фотографиях выглядит удивленной, кое-где смазанной, от резких движений, но ее цель не в том, чтобы сделать красивое фото. Только когда кучка орехов иссякает, перекочевав в запасы зверька, она встает и уходит. По пути она срывает пару почти покрасневших кленовых листьев.
Конечно же, она оглядывается, но белки больше не видно.
***
Вернувшись домой, она очень тихо прикрывает за собой дверь. Бесшумно переобувается, сжимает в руке горсть осенних листьев и осторожно, на цыпочках, крадется к своей комнате мимо закрытой двери. Она не издает ни звука, пол тоже не выдает ее присутствия, но из комнаты все равно раздается требовательный голос:
- Есения, зайди ко мне.
Девушка обиженно вздыхает, как ребенок, пойманный на месте преступления. Она позволяет лямкам рюкзака соскользнуть, перехватив его, и заглядывает в комнату.
- Да, бабуль?
В комнате темно, как и всегда. Окна закрыты плотными шторами, душащими любой лучик света, осмеливающийся сюда проникнуть. Нос щекочет пряный запах каких-то трав. Есении всегда было интересно, что это за травы, но бабушка своих секретов не раскрывала, предпочитая улыбаться своей многозначительной улыбкой. Она всегда так делает, когда не хочет о чем-то говорить – притворяется, что просто не услышала. На шкафу, на зеркале, на обоях в мелкий, истершийся от времени цветочек – повсюду мелькают полустершиеся алеющие в темноте руны. Однажды Есения попыталась выведать у бабушки, не кровь ли это, на что получила довольное хмыканье и неожиданно совсем не волшебное признание: «Красный маркер». Больше вопросов Есения не задавала, чтобы не разрушать ведьминское очарование бабушкиной комнаты.
Бабушка поправляет на своих плечах сползшую шаль. Она поворачивает голову к Есении, будто бы ища ее взглядом, но это лишь видимость. Бабушка абсолютно слепа с тех пор, как когда-то, давным-давно, получила свой талисман и волшебную силу.
- Ты принесла? – взволнованно спрашивает она. Узловатые морщинистые пальцы перебирают кружево шали на коленях.
Есения расслабляется.
- Конечно. Все как ты просила.
Она присаживается на корточки перед бабушкой и протягивает ей слегка помятые оранжевые листья. Пальцы бабушки оживают, касаясь шероховатой поверхности с множеством жилок. Поглаживают неровный край листа.
- Клены уже оранжевые…? – задумчиво говорит она в пустоту. – Хорошо…
Есения выжидает пару минут и начинает подниматься, но рука бабушки неожиданно сильно вцепляется в ее запястье.
- Вот скажи на милость, и зачем тебе сдалась эта белка?
«Влипла», - обреченно думает Есения. «Снова целый час лекцию слушать…»
Конечно, она понимала, что дома ее отчитают, но ведь бельчонок был такой милый! Для бабушки это наверняка не аргумент. У нее множество правил, и первое, самое главное из них – «не тратить силу на ерунду». Бабушка твердила ей это с того самого момента, когда впервые рассказала ей о волшебном даре, передающемся в их семье из поколения в поколение. Средоточием его был талисман – рунический браслет. По рассказам бабушки, его сплел первый владелец силы, чтобы передать дар своей дочери.
Маленькой Есении магический дар казался сказкой. Затаив дыхание, она слушала бабушкины истории, глядя на колыхающееся пламя свечи и вдыхая запах трав. Подумать только, стоит лишь пожелать, и твое желание тут же исполнится! Для повзрослевшей же Есении дар пока оборачивался лишь бесчисленными бабушкиными нотациями на тему того, как правильно использовать дар, данный ей природой и родом.
- Я знаю, бабушка, - поспешно проговорила Есения. – Это было ужасно неправильно, дар не стоит использовать по таким пустякам, да и вообще я безответственная и не понимаю, для чего мне все это дано. Я просто не понимаю, зачем нам дана сила, если ее нельзя использовать, чтобы помочь тому, кому хочешь, а не тому, кому нужно. Разве той продавщице помощь была нужна больше, чем бельчонку?
Бабушка молча выслушала ее тираду. Лишь ноздри ее тонкого, удивительно аристократического носа мелко подрагивали.
- Если я увидела, что сегодня ты должна помочь ей – значит, да, именно ей была нужна помощь. Или ты будешь спорить?
Есения вздохнула, вскидывая на нее погрустневшие глаза.
- Я не понимаю, почему так.
Пальцы бабушки успокаивающе погладили ее по руке. Да, она не могла видеть глазами, но это никогда не мешало ей знать обо всем, что происходит перед ней. Дар видеть – тяжелый дар, за который приходится платить непомерно большую цену. Видящие знают о многих вещах, сокрытых от остальных, но неизменно платят за это чем-то очень ценным. Зрение. Возможность ходить. Слух. Мало ли у человека ценностей, принадлежащих ему с рождения.
Есении эта сделка кажется заведомо нечестной. Видящие даже не могут колдовать. Они могут лишь направить, указать на почти погасшую надежду в человеческом сердце, ощутить отчаяние и скорбь, разъедающие души изнутри.
Разве это честно – не иметь возможности лицезреть этот прекрасный мир, получая взамен лишь способность понять, кто из людей нуждается в помощи?
- Ты идеалистичный ребенок, Есения.
В голосе бабушки слышится грусть.
- Я не ребенок. Мне уже семнадцать исполнилось, - возражает Есения и тут же прикусывает язык.
Вот это уж точно звучало по-детски.
Бабушка игнорирует ее небольшое замечание. Ее губы нервно подрагивают.
- Почему так? Потому что твоя помощь может принести беду, если она на самом деле не нужна. Потому что не ты и я не я решаем, кому помочь.
Ее голос приобретает жесткие нотки. Будто в каждой ее фразе продеты тонкие звенящие нити серебра.
- Но ведь это было один раз! – горячо возражает Есения. – За один раз не случится ничего плохого!
Бабушка вздыхает.
- Последствия все равно будут. Я уже говорила тебе: когда ты используешь силу по своей воле, а не по воле Видящего, ответственность за это несешь ты. И платить за эту силу тоже тебе.
- Не пугай меня, мне не страшно! – говорит Есения, вставая и подходя к двери. Ее ладонь ощущает гладкую деревянную поверхность.
Бабушка остается неподвижной. Есения смотрит на нее еще долю секунды, и выходит, проведя напоследок пальцами по дверному косяку.
Уже в коридоре ее догоняет негромкий бабушкин голос:
- Помни, что заплатить может и тот, кто принял твою помощь.
***
Об этих словах Есения задумывается, записывая сегодняшние события в свой дневник. Не то что бы бабушка непременно прочитала его, если бы нашла, но Есения все же прятала его, смутно опасаясь за неприкосновенность своих мыслей. Иногда при разговоре с бабушкой ей начинало казаться, что та и так прекрасно знает, о чем Есения думает – все же Видящие не просто так называются Видящими. Но в этом дневнике, когда слова мерно ложатся на строчки, почему-то ей кажется, что ее мысли в полной безопасности, надежно защищенные обложкой с цветами лаванды.
Дневник, впрочем, ведется от случая к случаю. У Есении просто не хватает дисциплины, чтобы садиться и каждый день записывать. Ей это и не нужно. Мысли обесцениваются, если они не подкреплены эмоциями. Эмоции – вот, что мы на самом деле запоминаем. Поэтому дневник Есении больше напоминает собрание случайных размышлений.
«…Много думаю о бабушкиных словах. Это же действительно нечестно! У тебя есть сила, возможность помочь, но нет – нельзя!
Иногда мне хочется ходить по улице и смотреть на людей. Чем больше я наблюдаю за ними, тем больше мне кажется, что люди изо всех сил стараются, чтобы их внешность не совпадала с внутренним состоянием. Некоторые из них яркие, выделяющиеся из толпы, но потухшие внутри, со страданием и тревогой во взгляде. А некоторые наоборот – простые внешне, а внутри сияющие, как маленькое солнце. За это я их и люблю. В них есть загадка, которую хочется разгадать…»
- Ой! – вскрикивает Есения и роняет ручку, ощутив прикосновение холодного кроличьего носа к своей ноге. – Миндаль, ты чего пугаешь?!
Кролика ее испуг не смущает. Он усаживается у ее ноги и, оперевшись на нее теплым пушистым боком, принимается глубокомысленно умываться.
Кролики должны быть пугливыми. Это аксиома, закрепленная в животном мире, но Миндаль, похоже, не знал об этом. По поведению он всегда больше напоминал кота, чем кролика: Миндаль любил подойти и ткнуть ее носом в руку, тонко намекая, чтобы его погладили. Когда она ложилась на кровать с книгой, Миндаль запрыгивал и ложился недалеко от ее рук. Пока она читала, кролик всегда лежал рядом, а в его выпуклых темных глазах отражался свет.
Есения сползает на пол и гладит кролика по меховой спинке. Спиной она опирается на письменный стол, который ощущается не очень приятно, но ради Миндаля можно и потерпеть.
Комната у Есении в целом небольшая, но, когда опускаешься на пол, она кажется еще меньше. Самое любимое ее место в комнате – письменный стол рядом с окном. С ее ракурса сейчас прекрасно видны поблекшие каракули, нацарапанные на нижней поверхности столешницы. Это сделала сама Есения, когда еще была настолько маленькой, чтобы свободно помещаться под столом и, задрав голову, разрисовывать ручкой дерево. Временами она любит заглядывать под столешницу и смотреть на эти бессмысленные рисунки. Небольшой привет из детства.
Над столом висит пробковая доска, она собственноручно налепила туда кучу фотографий и наклеек. Сбоку небольшой шкафчик, тоже обклеенный стикерами – особенно она любит с растениями и звездами. Звезды стали ее непонятной страстью совсем недавно, и теперь она практически коллекционировала все на космическую тематику. Первое время Есения не понимала, откуда взялась эта неожиданная любовь к космосу. Потом ее взгляд упал на энциклопедии, которыми она зачитывалась в детстве и вопрос отпал. Почти каждый ребенок в детстве увлекался тремя вещами: космосом, древней историей и динозаврами.
Рядом со столом стоит клетка Миндаля, в которой он проводит минут пять за весь день. Кролик не любит бегать, но он с удовольствием лежит под письменным столом, сливаясь коричневой шерстью с темнотой. Его выдает только белое пятно на мордочке, мерцая в полумраке как светоотражатель на детском рюкзаке. Есению это пятно смешит – ну правда, на полностью темном кролике - одно белое пятно! Будто природа решила, что он должен быть пятнистым, но после первого пятна передумала.
По комнате художественно расставлены небольшие цветочные горшочки. Последнее время она увлекается… нельзя даже сказать «садоводством» или «выращиванием растений». Она увлекается чувством создания чего-то нового. Каждый появившийся из земли росток – ее небольшая победа.
Против воли, Есения задумывается о белке. Она сама не знает, почему переживает. Ну что может случиться со зверьком в парке? Но тревожный голосок памяти неуловимо нашептывает бабушкины слова: «Заплатить может и тот, кто принял помощь».
- Глупая я, Миндаль, - говорит Есения, почесывая кролика. – Но, может, все-таки сходить?
Миндаль жмурится. Ему-то точно нет дела до какой-то там непонятной белки в парке. Есения надевает на него прогулочную шлейку и, взяв кролика на руки, пытается пробраться к входной двери.
- Есения! Ты куда? – тут же реагирует бабушка.
- Прогуляюсь с Миндалем!
- В парк?
- Да! – отзывается Есения, торопливо справляясь со шнурками. Ей нужно уйти как можно быстрее, не дав бабушке шанса расспросить подробнее. Почему-то Есения чувствует, что бабушка посчитает ее опасения глупыми и ничего не стоящими.
- Не ходи в глубину парка! Ни при каких обстоятельствах! Ты меня поняла?
В ее голосе звучит испуг. Пальцы Есении замирают, зашнуровав ботинки наполовину. Если бабушку что-то напугало.., то ее слова, вероятно, не совсем ее. Бабушка, как Видящая, прекрасно ощущает опасность.
- Есения, ты меня поняла? – бабушкин голос приобретает стальные нотки.
- Да, хорошо! – откликается она, торопливо делая мысленную отметку. Не ходить в глубь парка. Да она и не собиралась.
На улице шлейка Миндаля оказывается предательски перегрызена. Есения укоризненно смотрит на кролика, совсем не выглядящего виноватым. Возвращаться не хочется.
Есения бросает быстрый взгляд на окна своей квартиры. Бабушки не видно, но… кого она обманывает, бабушка все равно узнает.
- Ну и ладно! – фыркает Есения. – Расплачиваться все равно мне, а не ей.
Она касается потеплевшими пальцами шлейки, поглаживая расползшиеся нитки, снова становящиеся единым целым. Руна на браслете нагревается. Кожу запястья обдает теплом.
Миндаль обнюхивает восстановившуюся шлейку и презрительно чихает. Весь его вид говорит о том, что целой она пробудет недолго.
До парка всего минут десять ходьбы, так что дорога вовсе не кажется долгой. У скамеек Есения спускает кролика с рук. Миндаль любознательно нюхает опавшие листья. Есения терпеливо наблюдает за ним. В последнее время она берет Миндаля на прогулки почаще, пока не очень холодно. Потом начнутся вечные дожди и слякоть, а за ними – бесконечная зима.
Краем глаза она наблюдает за деревьями, где сегодня видела белку. Есения и сама не знает, на что надеется. Говорят, даже в одну реку нельзя войти дважды, а она хочет найти белку на том же самом месте, где та была несколько часов назад. На огромной территории парка. Величайший самообман.
Простояв на ветру около получаса, Есения сдается и, садится на скамейку вместе с кроликом. В парке сегодня людно, так что единственное свободное место оказывается рядом с пожилым мужчиной, меланхолично смотрящим вдаль.
Есения бросает на него быстрый взгляд. Мужчина потухший. В глубине его глаз – только болезненное смирение. Ветер треплет его короткие седые волосы, торчащие редеющим ежиком, но мужчина этого будто не замечает. Даже не надевает шапку, а зачем-то прижимает ее к груди.
Когда Есения опускается на скамейку, он не шевелится, будто не заметив ее присутствия. Миндаль встряхивает ушами и начинает умывать мордочку.
- С кроликом гуляете? – словно очнувшись от сна, спрашивает мужчина.
Есения осторожно кивает, улыбнувшись. Смысл настолько очевидных вопросов всегда в том, чтобы найти повод заговорить. Мужчина осторожно протягивает руку. Миндаль принимает его поглаживания благосклонно. Только шевелящийся нос выдает его легкую настороженность
- Расскажите о нем что-нибудь, - внезапно просит мужчина, поднимая на нее глаза. Совсем светлые, почти прозрачные. Есению такие глаза почему-то пугают. Кажется, будто сквозь них можно увидеть душу.
- Ну… Его зовут Миндаль. Миндаль любит спать на диване целыми днями. Я иногда вывожу его на улицу, - осторожно начинает она, – чтобы побегал, а то он засидится совсем.
Мужчина слушает ее, слегка опустив седеющую голову. Его пальцы мелко подрагивают.
Есения продолжает говорить, но он будто не слушает. И все же, она чувствует, что не может остановиться, пока не может. Его погасшие глаза не дают ей замолчать. Ему это нужно.
- Миндаль любит сушеные фрукты… особенно яблоки. Он без ума от них.
Она замолкает, не зная, что говорить дальше, но мужчина внезапно оживляется, растягивая потрескавшиеся бледные губы в улыбке.
- У моей внучки тоже кролик. Она маленькая еще, не такая, как вы. Одиннадцать лет. В музыкальной школе учится.
В его голосе звучит глухая, забитая гордость.
- Молодец она, - улыбается Есения.
- Молодец, - эхом откликается мужчина. – Они в другом городе сейчас. Давно уже ее не видел. Кажется, год… Не помню.
Он замолкает, снова глядя вдаль. Есению затапливает жалость и ощущение несправедливости. Ее пальцы находят браслет. «Заплачу за магию я», - убеждает она себя. «Не он».
Кончики пальцев привычно теплеют, когда она заглядывает в самую глубину глаз мужчины, попросив, чтобы ему стало легче.
Его глаза оживают. Совсем немного.
Мужчина качает головой, ранено улыбнувшись самому себе и уходит, не сказав больше ни слова. Есения смотрит ему вслед и ее душит чувство разочарования. Магия не помогла так, как она ожидала.
Прежде чем она успевает подумать, ее руки достают телефон и делают фото уходящей вдаль фигуры в темном плаще. Ей хочется помнить. Хочется думать об этой случайно встрече и о том, что она значила.
В наш век фотографии уже не ценятся так, как раньше. Можно запечатлеть что угодно одним нажатием пальца. Мгновенно. Раньше людям приходилось часами стоять на месте ради этого. Все ради того, чтобы сделать зарубку в памяти и остановить течение времени, хоть на чуть-чуть. Запечатлеть себя в том моменте, в котором ты был счастлив, молод и полон жизни.
Есении было бы сложно так жить. Красивые постановочные фотографии для нее ощущаются неживыми. Слишком много на них подготовки. Самые искренние – смазанные, сделанные второпях снимки.
Ее руки безвольно лежат на коленях. Миндаль, обнюхивает их, замирает и резко, будто почувствовав слабость, срывается с места.
- Миндаль! Стой!
Кроличий хвост мелькает светлым пятном в траве. За ним тащится шлейка. Есения бросается за ним. Она старается не думать о том, что Миндаль ведет ее в глубину парка. Туда, куда она пообещала бабушке не ходить ни при каких обстоятельствах.
Есения пытается хотя бы держать его в поле зрения, куда уж там поймать – кролики рождены для того, чтобы убегать, все же они – профессиональные жертвы. Она слышит где-то за спиной птичье клекотание.
Пожелтевшая трава путается, мешая бежать. Легкая ветровка цепляется за мелкие ветки. Холодный воздух обжигает горло, заставляет задыхаться и кашлять.
- Миндаль!
Клекот раздается прямо у ее уха. По глазам бьют упругие перья. Есения отмахивается, инстинктивно зажмурившись. Когти процарапывают на ее руке длинные полосы. Первое, что она видит, когда распахивает глаза – замерший в траве кролик. Она падает, нашаривая Миндаля и бесцеремонно прижимая его к себе. Испуганный зверек даже не сопротивляется.
Птица кричит снова. Воздух свистит от толчков крыльями. Есения поспешно пытается заставить магию откликнуться, но не ощущает ничего. Никаких откликов дара.
Ее пальцы вслепую шарят по запястью, ища браслет, но его там нет.
Опавшие листья похрустывают под прыжками тяжелых лап. Есения оглядывается и встречает совсем близко тяжелый взгляд желто-коричневых глаз. Первая ее мысль – большая собака. Но потом ее взгляд выхватывает прямой длинный хвост, серебряный отлив шерсти и узкую, волчью морду. В следующий момент, она видит ее совсем близко, прямо перед своим лицом. Птица взлетает, испугавшись зверя.
Волк провожает ее взглядом и поворачивает голову к Есении. В его глазах ничего не отражается. Почему-то именно об этом она думает, глядя в немигающие глаза волка.
- Ты… что здесь делаешь? – Она правда старается, но голос все равно немного дрожит.
Откуда взяться волку в парке в самом центре города? Она перепутала, она точно перепутала, это не может быть волк. Просто большая собака…
- Агата! – окликивает негромкий голос. Тяжелый голос.
Парень ступает по опавшим листьям тихо. Высокие военные ботинки скрадывают шаги. «Почему военные ботинки носят не только военные, а вообще все подряд? В чем тогда смысл названия?», - лезут дурацкие мысли в голову. Видимо, от пережитого потрясения.
- Рядом.
Волк подбегает к нему, усаживаясь у его ноги. Морда виновато опущена. Он касается ее загривка, кончиками пальцев пробегаясь по шерсти. Парень поднимает взгляд на Есению и усмешка с привкусом горечи искажает его лицо.
- Что, все-таки потеряла талисман?
Спасибо, что дочитали! Это первая глава моей книги под названием "Миндаль любит яблоки"! Книга находится в процессе, но прочитать несколько следующих глав вы можете уже сейчас на Литнет, Ваттпад и АвторТудей!