Шла обычная смена, но может ли быть обычной работа реаниматолога? Вдруг — звонок из «скорой»: «Везем пятнадцатилетнюю девочку с отравлением». Через 15 минут — второй звонок: «У ребенка остановка дыхания». И вот, как всегда, реанимация приходит в состояние напряженного ожидания.
Девочку везут на каталке. Её губы серые, зрачки расширены до размеров блюдец. Пульс — едва заметная ниточка на шейной артерии. Время на исходе — у нас есть всего несколько минут. Пластиковая трубка — в горло, аппарат с кислородом — на 10 секунд. Виктор Егорович, реаниматолог с многолетним опытом, без колебаний приступает к действиям. Его спокойствие в таких ситуациях — признак высокого профессионализма. Через пару минут губы девочки розовеют, пульс стабилизируется. Команда продолжает работать, переводя пациентку в реанимацию.
Как только в палате появляется команда, начинается борьба за доступ к венам. Кровь должна быть собрана для химического анализа. Двое опытных медсестер, как настоящие ювелиры, буквально с закрытыми глазами находят вены, чтобы влить жизненно важные лекарства. Доступ найден, капельница поставлена, и команда продолжает работать с неослабевающим напряжением.
Пока я спускаюсь в приёмный покой, меня встречает отец девочки. Он хватается за мой рукав и с просьбой в голосе говорит: «Доктор, спасите мою Таню! Я во всем виноват, не думал, что так получится...». История девочки и её семьи оказалась трагичной: Таня, решив не делить родителей, выбрала свой путь — горсть таблеток. Грустно... Но теперь её жизнь зависела от нашей работы.
Вечером, несмотря на все усилия, печень и почки девочки начали отказывать. Виктор Егорович беспокойно метался по отделению, сдерживая эмоции. Он говорит мне: «Соберись, отключи эмоции. Нам ещё ночь работать». Мы готовим машину для плазмафереза, чтобы удалить токсины из крови. Сердце девочки работает на грани, а организм отказывает, один за другим — лёгкие, печень, почки. Мы ищем выход, но каждый шаг приближает нас к краю. Уже к трем ночи мы чувствуем, что выжаты как лимоны, но результата нет.
Через пару дней появились первые признаки сознания, но девочка не хотела жить. Печально, но в её глазах был холодный взгляд — отчаяние, несущее в себе травму. И только на седьмой день, когда Таня заговорила, первое её слово было: «Я не хочу жить». Это разбивало сердце, но мы не сдавались.
С каждым днем Таня становилась все более живой. И вот, однажды, в палату привезли ещё одну девочку, которая после операции тоже нуждалась в уходе. И Таня вдруг начала проявлять интерес. Она заговорила с новой пациенткой, и как по волшебству, её взгляд изменился. Постепенно Таня начала открываться, и её жизнь возвращалась. А в один из вечеров она спросила меня, есть ли у меня родители. Наш разговор стал поворотным: «Ты любишь маму и папу?». Ответ был ясен, как день: «Да!»
С каждым днём Таня менялась. Она верила, что ещё есть шанс. В конце концов, девочка вернулась домой, но с подарком для меня: фарфоровым мышонком в башмачке. Это был символ того, как реанимация была её спасением.
Прошли годы. Мышонок по-прежнему стоял на моем рабочем столе, как напоминание о том, что жизнь — это борьба. А однажды, спустя годы, я встретил Таню снова. Она стала врачом и работала у нас летом. Мы встретились вновь, и она улыбнулась: «Вы так вкусно рассказывали о реанимации!» Она вернулась в медицину, в той же самой реанимации, в которой когда-то сама находилась в тяжелейшем состоянии.
Теперь она была «Татьяна Викторовна». Таня — живой пример того, как профессионализм и забота могут вернуть человека к жизни, не только физически, но и душевно.