Шумная беседа за столом мгновенно стихла. Гости — родственники, друзья, пара соседей — удивлённо уставились на хозяев дома. Они и не подозревали, какой вихрь эмоций скрывался за нарядной скатертью и улыбками.
— Галочка, — попытался тихо перебить её муж Олег, не зная, куда спрятать глаза от любопытных взглядов.
— Не называй меня так, — прошипела она, ставя бокал на стол с такой силой, что стекло чуть не треснуло. — Давай, скажи здесь, перед всеми, что мы разводимся! Раз уж ты начал эти разговоры, ну же, смелее!
Олег провёл рукой по волосам, словно пытаясь пригладить несуществующую причёску. Его взгляд скользнул по дочери Марине, по тёще Валентине Семёновне, по двоюродному брату Виктору. Все застыли в ожидании ответа. Тревога заполняла каждый уголок комнаты.
Когда-то, тридцать лет назад, Галина и Олег были самой счастливой парой на свете. Она — юная выпускница педагогического училища, мечтала стать учителем литературы и объездить полмира. Он — студент строительного вуза, жаждал построить коттедж и жить там дружной семьёй. Молодость сверкала перед ними всеми красками, и они бежали навстречу будущему, переполненные радостью% и надеждой.
Но за эти годы они погрязли в быту: рождение дочери, ежедневная работа, кредиты, внезапные болезни, бесконечный ремонт дачи… Галина однажды бросила учёбу и посвятила себя семье, а Олег постоянно «крутился», строил планы, подрабатывал. Мечты поблекли, уступив место взаимному раздражению.
Марина, их взрослая дочь, сидела сейчас между родителями. Ей было двадцать семь, и она приехала из другого города специально на мамин юбилей — 50 лет. Но внезапно выяснилось, что повод для праздника совсем другой: Олег решил объявить о разводе. И вот уже не юбилей у Галины, а день крушения семьи.
Гости обменялись неловкими репликами, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку:
— Ну, может, всё не так серьёзно, а? — осторожно начала тётя Людмила, двоюродная сестра Галины.
— Кажется, я пропустил какой-то важный момент, — хмыкнул Виктор, поднимаясь за чаем. — Где наш десерт?
Но Галина громко, срываясь, произнесла:
— Олег… Почему ты не скажешь, что уже заполнил заявление на развод? Скажи им! Пусть все знают, чего ты добиваешься.
Тогда Олег наконец решился поднять глаза. Боль отразилась в его взгляде:
— Да. Я… подал заявление. И точка. Я устал жить как на пороховой бочке. Мне нужно найти себя. Это нелегко объяснить за праздничным столом, но так больше продолжаться не может.
Марина почувствовала, как болезненно сжалось её сердце. Она едва нашла в себе силы спросить:
— Пап, что значит «устал»? Вы… ведь всегда казались мне примером для подражания.
— Конечно, — не сдержалась Галина, — «примером», да. Примером постоянных ссор втихаря, ночей, когда мы спим в разных комнатах, потому что он «утомился»… Марина, ты просто не видела, как всё это выглядит изнутри.
Некоторые родственники опустили глаза. Валентина Семёновна, мать Галины, прижала платочек к глазам:
— Дочка, что за слова? Стыд на весь дом! Может, поговорим после праздника?
Но остановить никого уже было невозможно. Словно прорвался водопад:
Галина вдруг выпалила, что жалеет о брошенной карьере, о том, что когда-то не воспользовалась возможностью переехать в другой город, не отстояла своё право работать по специальности.
Олег признался, что чувствовал себя «загнанным» — постоянные претензии из-за нехватки денег, косые взгляды на его редкие встречи с друзьями.
Выяснилось, что они уже давно жили «по инерции». И только теперь, когда дочь выросла, всё всплыло наружу.
Дворняги, почуяв гул голосов, тоскливо завыли за окном. Тоска разлилась по сердцам собравшихся.
В какой-то момент Галина заметила, что Марина тихо плачет. От этого ее злость на мужа превратилась в гремучую смесь горечи и самобичевания.
— Марина, — Галина тронула дочь за руку, — не плачь, прости… Что так вышло…
— Мам, вы действительно… всё? — Марина всхлипнула, оглядывая лица за столом. — Я же даже представить себе не могла, что вы так давно несчастны.
— Дочка… мы и сами не осознавали, — вздохнул Олег, отворачиваясь, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Но это решение пришло не сразу. Я… — он помедлил, словно не хотел говорить при всех. — Может, у меня есть… кто-то ещё, — признался он с горькой прямотой. — И я устал лгать.
Комнату пронзила тишина. Галина замерла, приоткрыв рот: она подозревала, но услышать это вслух было совсем по-другому — словно холодная вода окатила её с головы до ног.
— Значит, вот оно что… — Галина с силой отбросила салфетку, лежавшую у неё на коленях. — Так бы сразу и сказал. Зачем было все эти месяцы добивать меня упрёками в «прошлых обидах»?
— Галя… я понимаю, тебе больно… Но лучше правда, чем притворство.
— Правда?! После тридцати лет?! Откуда мне знать, сколько лет ты уже живёшь этой… своей «правдой»?
Марина, казалось, хотела что-то сказать, но только беззвучно шевелила губами, не в силах вмешаться. Валентина Семёновна встала, чтобы подойти к дочери, но Галина сделала знак рукой: «Не надо».
Праздничный торт в центре стола остался нетронутым, его свечи давно погасли и теперь выглядели нелепо — как и сам повод для семейного застолья. В комнате пахло салатами, увядающими цветами и надломленными чувствами.
— Хорошо, что всё уже решено, — обронила Галина, даже не взглянув на мужа. Голос у неё был надтреснутым, но взгляд твёрдым. — Жаль только, что ты выбрал для объявления мой юбилей. Отличный, просто отличный «подарок»!
— Мне жаль, Галя, — тихо повторил Олег, опуская голову. — Но я больше не могу врать.
— И не надо, — процедила она, поднимаясь. — Раз все всё узнали, праздника не будет. Извините, дорогие гости, кто хочет — оставайтесь, пейте, ешьте. Я не против. А я… — она сделала короткую паузу, чтобы взять кошелёк и ключи. — Я уезжаю к подруге. Мне невыносимо здесь сидеть.
Дочь вскочила, преграждая матери путь:
— Мам, давай хотя бы поговорим наедине! Может, не всё так однозначно?
— Я устала, Марина, — ответила Галина, проводя ладонью по щеке дочери. — Потом поговорим. Мне сейчас нужно побыть одной.
Олег попытался приблизиться к ней, но она обошла его, стараясь даже не касаться плечом, и вышла в коридор, громко хлопнув дверью. За ней, словно подхваченная порывом ветра, ушла и часть тепла, которое ещё оставалось в доме.
Гости и родственники не сразу решились покинуть «сцену трагедии». Некоторые тихо собирали вещи, кто-то трогательно жал Олегу руку, говоря вполголоса: «Ты бы полегче, брат, не руби с плеча…» Но он стоял как каменный, избегая встречаться взглядом с кем-либо.
Марина сидела в кресле, сжимая в руках пустой бокал. Валентина Семёновна металась по комнате, разрываясь между желанием защитить дочь и надеждой вразумить зятя. Тоска и бессилие наполняли воздух.
Когда большая часть гостей разошлась, остались только Олег и Марина. Он сел рядом:
— Дочка, — начал он, опуская руку ей на плечо. — Прости меня. Я знаю, что причиняю тебе боль… Но… я тоже хочу жить.
— Пап, — прошептала она, глядя в опустевший коридор, — мне просто больно видеть, как рушится наша семья.
— Иногда нужно что-то разрушить, чтобы начать заново… Или это разрушается само годами, а мы просто делаем вид, что всё в порядке.
Марина молчала. Она видела, что отца съедает вина. Но она знала, что пути назад уже нет. Не склеить то, что разбито вдребезги.
В доме царила странная пустота, как будто из него забрали что-то важное, бесценное. Свечи давно погасли, и только скомканная праздничная салфетка, упавшая на пол, напоминала о том, что сегодня должен был быть счастливый день. Но иногда в жизни достаточно одной ночи, чтобы всё пошло наперекосяк.
Надежда всё же теплилась в сердцах: Галина найдёт в себе силы обрести себя, Олег, возможно, построит свою новую жизнь, а Марина научится не осуждать, а принимать решения родителей. У каждого начинается новый путь, пусть и через страдания.
ПРИСОЕДИНЯЙСЯ НА НАШ ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.