Вестник богов. Мифологии древности
Bорон почитался во многих обществах древней Европы. Он был преимущественно солярной птицей, создателем мира, вестником богов, проводником душ во мраке, тем, кто видел все, слышал все и знал все грядущее. Вдобавок некоторые народы считали его своим прародителем, и в таком качестве он становился объектом различных культов, ритуалов, табу и фетишизации. Этот первобытный статус ворона прослеживается в европейских мифологиях: у кельтов, славян и германцев. В греческой же мифологии образ этой птицы имеет больше оттенков. Да, ворон является атрибутом многих богов, но его натура двойственна, может быть даже неоднозначна: он и умен, и тщеславен; и проницателен, и сварлив; всезнающ, но чересчур болтлив. Эту шаткость демонстрирует его изменившееся оперение: когда-то ворон был белым, но почернел из-за своего излишнего высокомерия или дерзости. Своими насмешками он рассердил богов и в наказание утратил свой изначальный цвет. Повсюду, в том числе и на других континентах, в Сибири и на севере Канады, существуют мифы, в которых ворон играет роль посредника между миром живых и миром мертвых. Схожим образом в некоторых мифах рассказывается, как изначально белая птица становится черной, и даже чернее черного, в результате того, что не передает нужное послание или нарушает табу, либо же на нее накладывают необратимые злые чары или проклятие.
Ворон Аполлона, ворона Афины
Остановимся на греческой мифологии. В ней фигурирует множество птиц, в том числе и ворон: он является атрибутом ряда богов, в первую очередь — Аполлона, бога солнца и света, музыки и искусств, сложного и многогранного персонажа, который занимает особое положение на Олимпе. О его похождениях и подвигах, деяниях любви и гнева мы узнаем из многочисленных описаний, а в иконографии он обычно выглядит как юноша ослепительной красоты, идеально сложенный, со светлыми вьющимися волосами. Из греческих богов Аполлон изображается чаще всех — блистательный и светлый бог, одновременно поэт и музыкант, целитель и благодетель, несущий смертным свет, гармонию и мир.
Аполлон обладает множеством атрибутов: луком, лирой, флейтой, треножником, лавровым венком, бычьими рогами, но, помимо всего прочего, он окружен и самыми разными животными, такими как волк, ворон, дельфин, лебедь, петух и змей. В письменных и иконографических источниках Аполлона чаще всего сопровождает волк, но и ворон встречается почти так же регулярно. Разные мифы гласят, что бог солнечного света, проникнувшись к ворону симпатией и оценив его память и прозорливость, сделал его своей любимой птицей в стране гипербореев, что на Крайнем Севере, в которую он удалялся каждый год.
Самая известная история, связывающая Аполлона с интересующей нас птицей, посвящена несчастной Корониде. Она встречается у большинства античных мифографов, а затем ее включил в свои «Метаморфозы», сохранив для будущих поколений, Овидий. С кратким содержанием его версии мы сейчас и ознакомимся. Ко-ронида (чье имя родственно обозначению вороны — koroné) была дочерью фессалийского царя; она отличалась красотой, стала возлюбленной Аполлона и забеременела от него. Ревнивый бог поставил наблюдать за ней белого ворона, которому он полностью доверял, однако, стоило птице ослабить бдительность, Коронида, не питавшая иллюзий по поводу верности божества, решила сойтись со смертным — обольстительным Исхием. В конце концов ворон узнал об этом и сообщил Аполлону, но сам за это же и поплатился: бог разгневался и наказал разоблачителя, превратив его оперение в черное. Возможно, ворону стоило промолчать, потому что из-за него все остальные вороны божественным повелением превратились из белых в черных. Что же до Корониды с Исхием, то по приказу Аполлона (или лично им) они были убиты, но прежде из чрева девушки Аполлон извлек своего ребенка, Асклепия, который впоследствии стал его любимым сыном. Будучи совсем юным, Асклепий (Эскулап у римлян) обнаружил способности врачевателя и позже стал богом медицины.
Существует другая версия, объясняющая, почему Аполлон разгневался на ворона. Бог послал его принести воды из священного источника, но птица задержалась, чтобы подождать, пока дозреет инжир, который она заметила по дороге. Ждать пришлось долго, очень долго, но все же ворон дождался и смог наесться всласть. К этому моменту, однако, он уже забыл, за чем его посылали. По возвращении, чтобы объяснить, почему он вернулся спустя такое долгое время и без воды, он сказал, что возле источника на него напала змея. Аполлон понял, что ворон обманывает его, и в наказание тот потерял белый окрас и стал черным — чернее спелого инжира.
В похожем и почти таком же известном мифе фигурирует богиня Афина и болтливая ворона. Злейший враг Афины, бог морей и океанов Посейдон, добивался одной девушки — взволнованная ее судьбой Афина решила защитить ее, превратив в белую ворону и держа при себе. Но быстро выяснилось, что птица была поистине несносной: она болтала что попало, высмеивая приближенных Афины и оскорбляя всех вокруг. Богиня поступила с ней так же, как Апполон с вороном: изменила цвет ее оперения с белого на черный. После ворона была изгнана, а ее место подле Афины заняла сова — птица более сдержанная и менее говорливая. Подобно вóрону, ворóну — красоте и сообразительности которой греки отдавали должное — довели до беды болтливость и злословие. Какое-то время ей благоволила Гера, супруга Зевса и покровительница брака, но и здесь ворона оказалась слишком болтливой и несдержанной, так что в конце концов богиня заменила ее на павлина.
Городские легенды и кельтская мифология
Ничего подобного не найти у кельтов, неизменно почитавших ворона и ворону и отводивших им первые роли во многих мифах. Ворон, в гэльском и валлийском языках часто называемый bran (что может служить и названием вороны), — постоянный атрибут и советник Луга (Lugos в Галлии, Lugh в Ирландии), главы кельтского пантеона, божества света и медицины, чародея, ремесленника, воина, покровителя искусств, торговли и знаний. Луг прислушивается ко всему, что эта наблюдательная птица ему сообщает. Многочисленные мифы повествуют, как благодаря одному или нескольким воронам, их советам или просто присутствию на месте посвященных Лугу святилищ вырастают города, в их числе Лион, Лондон, Лугано, Луден и другие. Так, лионский холм Фурвьер был сакральным местом еще задолго до основания там римской колонии в 43 году до н. э. Его латинское наименование — Lugdunum — вскоре перешло на весь большой город, столицу Галлии и оживленный порт у слияния Соны и Роны. Это наименование можно понимать либо как «холм (или цитадель — dunum) Луга», либо, в соответствии с трактовкой анонимного автора конца II века, как «вóроновый холм». Сегодня этого автора обычно называют Псевдо-Плутархом; он оставил после себя небольшое сочинение «О реках», в котором сочетает географию и мифологию, чтобы объяснить названия городов и рек. Преследуя эту цель, он бесстрашно жонглирует этимологиями, использует несохранившиеся сегодня источники и пересказывает легенды, которые мы не встречаем больше нигде. Этот трактат стал особенно популярен в эпоху Возрождения, его охотно цитировали и комментировали. Что же касается Лиона, то автор устанавливает связь между топонимом Lugdunum и галльским словом lougos, которое, по его мнению, должно означать «ворон». Для того чтобы подкрепить свою — довольно шаткую — гипотезу, он сближает якобы галльское слово lougos с греческим logos («слово») и объясняет этот шаг так: ворон — это птица, способная разговаривать и ведущая пророческие речи. Это подводит его к рассказу, весьма похожему на историю об основании Рима Ромулом и Ремом: два брата, галльский король Атепомар и друид Момор, изгнанные неким узурпатором из своего племени, нашли холм Фурвьер и решили основать на нем город. Они спорили, на каком из склонов должно расположиться поселение, до тех пор, пока не прилетела огромная стая воронов и своим криком не указала точное место, где им следовало начать строить. Рассевшись на деревьях, вороны не переставали каркать, и тут друид Момор, хорошо разбирающийся в приметах, понял, что птицы так выражают свое одобрение и подбадривают братьев. В знак благодарности он решил назвать их город Lougdounon, так как в наречии их галльского племени слово lougos, как мы говорили выше, означало «ворон», а dounon — «холм».
Что и говорить, легенда и правда привлекательная, поэтому ее регулярно пересказывают и приукрашивают, однако археологические раскопки показали, что человеческие поселения на территории Лиона существовали еще с каменного века и что холм Фурвьер очень рано стал сакральным местом. Хотя и нет неоспоримых свидетельств в пользу того, что в этом месте отправлялся культ бога Луга, трактовка названия Lugdunum как «холм Луга» тем не менее вполне оправданна. Впрочем, поскольку ворон — это один из основных атрибутов Луга, может быть, название города и имеет какое-то отношение к птице, что объясняло бы эту традиционную этимологию, «вороновый холм». Нужно отметить, однако, что ворон никогда не появлялся на лионских эмблемах — до 1000 года на них изображался лев.
Связанный с Лондоном этимологический миф несколько иной. Самое раннее зафиксированное имя города, основанного римлянами на берегах Темзы в 43 году, — латинское Londinium. Теоретически за этим названием может стоять видоизмененная форма более древнего топонима по типу Lougdounon, который и здесь тоже затем превратился в Lugdunum («холм Луга»), хотя такая трансформация спорна с филологической точки зрения. Как бы то ни было, с давних пор существует связь между вороном и лондонским Тауэром, что несколько подкрепляет это хрупкое предположение. Чтобы исследовать эту связь, нужно обратиться не к топонимике и не к археологии, а к мифологическим повествованиям, в первую очередь к истории героя Брана Благословенного — в том виде, как она передается в знаменитом «Мабиногионе», сборнике валлийского прозаического эпоса. В нем прослеживаются отсылки не только к артуровскому циклу, но и к более архаичным мифам, относящимся к кельтской древности. Бран Благословенный носит имя, которое является одним из валлийских наименований ворона, так как эта птица нередко ассоциируется со смертью: bran. Бран —великан, и его размеры не позволяют ему ни войти в какое-либо жилище, ни ступить на корабль. Тем не менее он правит самым могущественным королевством в Уэльсе и иногда называется «королем всех бриттов» (т. е. всех жителей Британских островов). Его сестра замужем за одним из ирландских королей, однако с ней плохо обращаются, и она призывает своего брата на помощь. Это приводит к междоусобной войне, длительной, запутанной, полной хитростей и неожиданных поворотов. Бритты одерживают верх, но обе стороны несут сокрушительные потери, и сам Бран ранен в ногу отравленным копьем. Чувствуя приближение смерти, он просит своих спутников отрубить ему голову и привезти ее на берега Темзы в место под названием Белый холм. Долгое время после смерти голова Брана продолжает говорить, она делает предсказания и беседует с его последними оставшимися в живых спутниками. Затем она замолкает, и к ней начинают слетаться вороны — птицы, название которых совпадает с именем мертвого великана. Вороны охраняют его могилу и защищают местность от иноземных вторжений. Позже там вырастает город — Лондон, ставший значительным центром, а впоследствии и резиденцией епископа. Сказание валлийском великане постепенно христианизируется: под влиянием Церкви языческий герой валлийских мифов превращается в своего рода святого, а связанная с ним традиция иногда смешивается с житием св. Брендана (484–578), знаменитого монаха-мореплавателя, который добрался не только до Исландии, но и до загадочных Островов блаженных. Еще позже тауэрские вороны будут считаться наследниками тех птиц, которые в незапамятные времена охраняли могилу Брана, и сохранят легенду о нем вплоть до XVII века.
Морриган и Кухулин
У ирландских кельтов вороны нередко связываются с войной и битвами. Коннотации могут быть и негативными: считается, что они прилетают под конец боя и пожирают тела убитых, начиная со своих любимых лакомств — глаз и мозга. Вместе с тем вороны могут вести себя и более достойно, выполняя миссию, возложенную на них богами, сопровождая души убитых в иной мир. Согласно древней традиции, передающейся во многих мифах, если ворон садится на правое плечо мертвеца, то он поведет его в рай; если же на левое — в ад. Возможно, сама Морриган, богиня войны, действует через него. Она обладает полной властью даровать отвагу или внушить страх в пылу сражения. В обличье девушки Морриган рыжеволосая, в обличье ворона — черноперая. Чтобы призвать ее себе на помощь, воин должен каркнуть, но, если он сражался неусердно или каким-то иным образом был неугоден богине, она откажет — ведь эта богиня своенравна. Порой она принимает облик прекрасной девушки, чтобы испытать или соблазнить какого-нибудь смертного.
Об этом рассказывается в одной из самых известных ирландских саг — «Похищении быка из Куальнге». Она существует в нескольких версиях, сохранившихся в многочисленных рукописях, написанных на ирландском. Самая древняя из них датируется лишь XI веком, однако оригинальное ядро саги восходит еще к железному веку, возможно к V или VI столетию до н. э., и с тех пор оно передавалось из уст в уста и обогащалось. Эта сага входит в группу текстов, объединяемых под названием «Уладский цикл», где одно из главных действующих лиц — Кухулин, полубог, соединяющий в себе воинскую доблесть и магические способности. Его подвиги и похождения неисчислимы, и можно даже подумать, что он бессмертен, однако в «Похищении» смерть все же находит его. Это происходит в день, когда празднуется Самайн (примерно 1 ноября) — один из четырех основных кельтских религиозных праздников, — после окончания грандиозной битвы, в которой принимали участие все ирландские армии. До этого Морриган неоднократно пыталась соблазнить Кухулина, но он, завидуя могуществу богини и памятуя о прошлых конфликтах с ней, отвергал ее. Движимая желанием отомстить, богиня лишает его своей помощи в битве и, более того, старается ему навредить: в частности, она принимает форму угря и оборачивается вокруг его бедра и руки, чтобы сковать его движения в бою. Герою удается с ней справиться, однако в это время он также получает ранение. Позже Кухулин встречает ее в образе прачки, которая на берегу реки стирает окровавленные одежды и доспехи, среди которых он видит свою тунику, и тогда Кухулин понимает, что его смерть близка. И все же Морриган прощает его: когда Кухулин умирает на поле битвы, она в виде ворона усаживается на его правое плечо — путь в рай для него открыт.
Иногда эту роль играет не Морриган, а ее сестра Бодб (Бадб). Эта богиня внушает больший ужас, так как она любит плоть и кровь и наслаждается, проклиная кого-нибудь. Когда она принимает женский облик, то выглядит как старуха или колдунья, когда же птичий — как правило, как ворона, а не ворон. В битвах она никогда не помогает воинам — напротив, ждет их смерти, чтобы завладеть их черепами, которые, как говорят, она собирает.и иконографических источниках, они оставили свой след в топонимике, антропонимике, эмблематике, а с XII века и в геральдике.
Вороны Одина и северные воители
В скандинавском мире ворон служит главе местного пантеона — Одину, одноглазому богу, зловещему чародею, всезнающему мудрецу, владыке живых и мертвых. Два его ворона, Хугин (Мысль) и Мунин (Память, Дух), облетают весь мир и сообщают ему, что они увидели и услышали. Им ведомо все: и прошлое, и настоящее, и будущее; они проникают в человеческие сердца и карают трусов, защищают и вознаграждают храбрых воинов. В скандинавской традиции есть две «Эдды»: одна из них — «прозаическая» — составлена Снорри Стурлусоном (ок. 1230–1240 гг.), вторая — в стихах — неизвестным автором, но обе они могут служить введением в скандинавскую мифологию. В обеих «Эддах» содержатся описания того, как каждое утро Хугин и Мунин усаживаются на плечи Одину и говорят с ним так, что каждый склоняется к одному его уху. Благодаря воронам Один узнает, что накануне произошло в мире и даже с другими богами — асами и ванами. Он выслушивает их и следует их советам, ведь они воплощают знание и мудрость. Благодаря им бог оказывается всеведущ, может распоряжаться будущим и судьбами смертных. В воронов он может обратить тех, кто ему не угодил, а иногда и сам принимает обличье этой птицы, чтобы терзать своих врагов, судить их и казнить.
Такое положение ворона в божественном бестиарии объясняет его популярность у скандинавов и германцев, пока они оставались язычниками. Практически везде в германских странах и в Северной Европе ворон почитался и был объектом культа. Его изображали на самых разных предметах: оружии, украшениях, знаках власти, одежде, монетах и различных предметах, созданных ремесленниками из дерева, кожи и металла. Везде ворон выполнял защитную функцию, отводил враждебные силы и служил посредником между мирами богов и людей.
Подобная роль ворона лучше всего прослеживается в многочисленных практиках воинов и мореплавателей. Одна из них — носить на теле перья или кости ворона как талисман, какие часто находят в захоронениях. Другая — выходить на бой с воинскими знаками, оружием или доспехами (чаще всего шлемами), на которые нанесено изображение ворона: функция этих изображений не столько орнаментальная, сколько tutélaire — одновременно эмблематическая и защитная. Разумеется, такую роль среди животных играл не только ворон: для того, чтобы, к примеру, продемонстрировать принадлежность к группе или роду, могли использоваться и другие существа. Их изображения отсылали к тотемному животному и позволяли рассчитывать на его защиту, силу и помощь в бою. Набор таких животных ограничен: помимо ворона, это медведь, кабан, волк, олень и лошадь. Реже встречаются орел, сокол, бык, лев, дракон и грифон. Наличие в списке трех последних животных вкупе с их чрезвычайной стилизованностью показывает, сколь сильное и давнее влияние на воинскую символику Северной Европы оказывало искусство степей, дошедшее до Запада из Центральной Азии и Сибири и не нейтрализованное римской и византийской культурой.
В первые века нашей эры ворон, судя по всему, занимает центральное место в опорном бестиарии. Он встречается как на знаменах, головных уборах и мечах, так и на поясных пряжках и элементах брони. Ворона можно обнаружить на фибулах, пряжках, брошах и украшениях. Во всех этих случаях роль ворона в первую очередь защитная, а не декоративная — даже если он изображен на женских украшениях. Благодаря археологам нам известно, что такие изображения встречаются на самых разных частях женского костюма; более того, нам известны случаи захоронения костей ворона рядом с женщиной, равно как и в захоронениях воинов. Положить ворона в могилу рядом с телом значило убедиться в том, что птица успешно приведет душу умершего в иной мир.
На самом деле, наше понимание того, какой характер имело почитание ворона в дохристианские времена, во многом основывается именно на обильном погребальном инвентаре. На многих предметах мы находим воронов: стилизованных, искаженных или редуцированных до одной головы. Их клюв всегда различим, а иногда намеренно увеличен в размерах и искривлен, так что его можно спутать с орлиным или клювом другой хищной птицы. Однако народы Северной Европы не поклонялись орлу и другим хищным птицам. Поэтому с точки зрения птичьего культа на севере культ ворона занимает то же пространство, которое южнее принадлежит орлу. Иногда ворон изображался сам по себе, иногда — вместе с другими животными, также призванными защитить воина, как на знаменитых пластинах из Торслунды (VII–VIII вв.), найденных на острове Эланд, в самом сердце Балтийского моря18. На шлемах двух тяжеловооруженных воинов по клювам и головам легко опознаются два ворона, как будто побуждающие их к битве. В некоторых сагах — где часто встречаются описания снов — бывает так, что какому-либо правителю или герою снится ворон, предупреждающий его о грозящих опасностях; или что ворон символизирует уже умершего предка, защищающего героя; или же сам герой во сне может стать этой птицей и так выступает против своих врагов, как правило в виде волков, медведей или кабанов. Нарративные источники и воинская символика единодушно указывают на предельно плотную взаимосвязь войн и животных бестиария.
В эпоху викингов (VIII–X вв.) ворон по-прежнему регулярно встречается на воинских знаках и знаменах скандинавов. Саги делают акцент на том, как сильно мореплаватели уповали на эту птицу: его защитные изображения наносятся на паруса или вырезаются на носах кораблей. В сагах также рассказывается, что у некоторых скандинавских воинов боевой клич подражал хриплому вороньему крику. Воины могли брать с собой в бой изображения ворона: фигуры, установленные на вершине древка или вышитые на полотнище — пример мы можем видеть на гобелене из Байё (1070-е годы), на котором вышита фигура рыцаря, держащего такое знамя. Не- многим ранее, в районе 1000 года, анонимный хронист сообщал, что во время войн англосаксонского короля Альфреда с датчанами на севере Англии в 876–878 гг. последние обладали магическим знаменем: в мирное время оно было чисто белым, но, когда они выступали на войну, на нем появлялся черный ворон, шевелящий лапами и крыльями, бьющий клювом и издающий ужасающие крики.
Ворон был невероятно важен для эмблематики и символики Северной Европы, и мы можем предположить, что в течение XII века, когда зарождающаяся геральдика подбирала свой бестиарий, древний образ германо-скандинавского ворона мягко слился в нем с римским орлом. Об этом, однако, мы поговорим чуть позже.