«ФРЕДЕРИКЕ»
Отход из Антверпена. Старый Новый год
Часть первая
Утро тринадцатого ничем не отличалось от предыдущих дней. Только как-то с сожалением вспомнилось, что сегодня в ночь кто-то отпразднует Старый Новый год, а я опять на работе и, по всей видимости, из-за этой суеты домой позвонить не удастся.
Капитан запоздал на завтрак, но бодро уселся на своё кресло, осмотрелся и проинформировал меня:
— Ну что, дед, готовь машину к девяти часам, — и, увидев мой удивленный взгляд, пояснил: — Лоцман будет в девять тридцать, так что нам надо провернуть главный до его прихода.
— Что, прямо сегодня, тринадцатого, и будем отходить? — невольно вырвалось у меня.
— А что делать? — развел руками капитан. — Хозяева… — которых мамаши рожали почему-то по несколько раз, напомнил капитан, — … нас не спрашивают, какое сегодня число, им надо зарабатывать деньги… — только для каких органов они понадобятся им, уточнено не было.
— Да, — покачал я головой, — тринадцатого — и отходить… Но тут меня только одно успокаивает — что сегодня четверг, а не понедельник или пятница.
— А что тебе та пятница далась?.. — и Владимир Николаевич вставил в окончание своего замечания одно из идиоматических выражений, от которых даже у Богдана округлились глаза.
Посмотрев на шокированного Богдана, я попытался разъяснить ему ситуацию:
— Примета у моряков плохая — отходить в рейс тринадцатого, в понедельник, а особенно в пятницу, — и начал рассказывать: — Ледокол «Адмирал Макаров», на котором я одно время работал, должен был отходить в полярный рейс тринадцатого, в понедельник, но капитан Абоносимов придумал какую-то важную причину — и ледокол отошёл только четырнадцатого.
— А что он там придумал, чтобы не отходить? — Владимир Николаевич с интересом посмотрел на меня.
— Уж что он там придумал, я не знаю. До меня эти секреты не дошли, потому что я тогда был всего лишь третьим механиком, но у меня перед отходом появилась прекрасная возможность погулять и расслабиться, чем я и воспользовался.
— Что, наверное, провёл время в обществе красоток? — со смешком вставил Богдан.
— Ты ошибаешься, — омрачил я возбудившегося горячего румына. — Я провёл прекрасный вечер со своим младшим братом и этот вечер мне иногда с удовольствием вспоминается.
— Ну а рейс как прошёл? — вновь спросил капитан с какой-то иронией.
— Нормально прошёл, — с удовольствием ответил я на его каверзный вопрос. — Южными ветрами весь лед отогнало от берегов и у ледокола почти не было работы. Пароходы по Северному морскому пути шли самостоятельно, поэтому для нас полярка закончилась в середине сентября и ледокол пошёл в Японию, откуда притащил док во Владивосток. Так что мы даже получили немного валюты.
— Да… — мечтательно протянул капитан, вставив очередной перл для красоты слова, — … всякое бывает в жизни. Вам тогда просто повезло и с капитаном, и с поляркой.
Но тут его перебил Богдан, которому стало неинтересно выслушивать разные байки, потому что его голова была вечно занята какими-то проблемами.
— Мастер, — обратился он к капитану, — надо ещё раз проверить реверс у главного двигателя, ведь мы с Габи много работ произвели с его автоматикой, — напомнил Богдан.
— Да проверим мы всё, не переживай ты так… — как именно это будет проверяться, было объяснено Богдану в нескольких содержательных фразах, от которых у того ещё больше округлились глаза, но, увидев его неподдельное удивление, капитан прервал сам себя другим вопросом: — А ты что, машину свою тут оставишь, в порту?
— Нет. — Богдан сбивчиво принялся объяснять: — Я хотел бы попросить твоего разрешения, — он повернулся к капитану, — чтобы погрузить её на борт. Дойдем до Руана, а там я с Габи на ней вернусь в Гамбург, — пояснил он причину погрузки.
— Чего ж ты мне только сейчас об этом говоришь? — капитан недовольно поморщился и посмотрел на старпома. — Чиф, организуй погрузку этой… — тут Олегу в красочных выражениях разъяснялось, погрузкой какого именно замечательного груза ему придётся заняться, — … машины после завтрака.
— Будет сделано, — бодро отреагировал Олег на приказ капитана. — Сейчас же после завтрака это и сделаем.
Он быстро доел ежедневную яичницу с беконом и позвал Богдана с собой.
Времени для подготовки к отходу оставалось мало, поэтому я, покончив с завтраком, поднялся к себе в каюту, переоделся и на лифте, где встретил Евгенича, спустился в ЦПУ.
Конечно, если соблюдать все инструкции по подготовке главного двигателя к запуску в полном объёме, то и половины дня не хватит, чтобы его подготовить. Но мы, зная о предстоящем отходе, уже за несколько дней всё проверили. Тем более и я, и Евгенич за этим следили каждый день, да и вахта постоянно поддерживала режим готовности. Из-за этого в машине было тепло, а после того, как её помыли и подкрасили, то и уютно. Такой порядок, который навели за последние две недели, радовал глаз.
Мы с Евгеничем обошли всю машину, а это десять палуб. Заглянули во все щели, проверили термометры, манометры, уровни во всех цистернах и, оставив минимум проверок, которые должна провести вахта перед запуском, вернулись в ЦПУ.
Там уже сидели и ждали нас Богдан с Габи. На вахте находился четвёртый механик Дональд. Он с вахтенным мотористом скромно сидел в дальнем уголке ЦПУ с кружкой кофе.
— Ну, как там дела? — встретил меня вопросом Богдан.
— Нормально, — неопределенно пожал я плечами, — к запуску всё готово.
— Подождём немного или сейчас начнём? — вопросительно посмотрел на меня Богдан. — Как ты думаешь, чиф?
— А что ждать? — я посмотрел на часы. — Можно уже начинать готовиться. Надо только предупредить об этом капитана. — Это я уже сказал больше себе, чем озабоченному Богдану.
Подняв трубку телефона, я набрал мостик. На мостике никто трубку не поднимал, видимо, туда ещё никто не дошёл, тогда я набрал номер капитанской каюты. Через несколько гудков из трубки послышалось:
— Да, капитан… — и ещё несколько ярких слов, чтобы звонившему стало понятно, что именно капитан взял трубку телефона, а никто другой.
— Старший механик, — спокойно произнес я, после того как подробные описания места, куда попал звонящий, стихли. — Когда можно будет проворачивать главный двигатель? — вежливо поинтересовался я.
— Да подожди ты, дед. Жди… — и мне красочно объяснили, почему я должен подождать. — Сейчас поднимусь на мостик, и тогда начнём… — тут уже вспомнилась помощь и Бога, и его матери.
После таких объяснений мне сразу стало понятно, что капитан пока занят и его не надо отвлекать от важных дел и, положив трубку телефона, ответил Богдану на его вопросительный взгляд:
— Капитан немного занят, а когда он освободится, то сам перезвонит, — и сел на свободное кресло около штурвала управления главным двигателем.
Осмотревшись и увидев бездельничающих Дональда с Кермаком, я приказал им:
— Дональд, идите включите валоповоротку, прокачайте лубрикаторы и проворачивайте главный двигатель.
— Есть, чиф! — Дональд, отставив кружку с кофе, бодро сорвался с насиженного места и рванул из ЦПУ.
Оглядев приборы, притихших Евгенича, третьего механика, электришена, Богдана и Габи, я усмехнулся:
— Чего это вы такие невеселые?
— А чё тут веселиться? — как всегда пессимистично, отреагировал на мои слова Евгенич, а Богдан добавил:
— Работа ждёт, и её будет много, так что веселиться ещё рано.
— Но ведь сегодня в ночь будет Старый Новый год. — Я с оптимизмом оглядел своих подчиненных.
— Какой-какой Новый год? — не понял меня Богдан.
— Старый Новый год, — повторил я.
— Это что ещё за праздник такой? — всё не понимал меня Богдан. — Новый год уже был, а это что такое? — он тупо уставился на меня.
— А это у нас, русских, есть такой специальный праздник, когда мы отмечаем, что новый год по-настоящему наступил, — принялся пояснять я, но, видя, что меня не понимают, начал разъяснения издалека: — До 1918 года в России жили по юлианскому календарю. Страна отставала на две недели от Европы, которая вела летоисчисление по григорианскому календарю. В 1918 году большевистское правительство поменяло календарь на григорианский, поэтому если до 1918 года Рождество отмечалось 25 декабря, то теперь оно перенеслось на 7 января, поэтому и Новый год тоже перенесся на 13 дней. Вот так привычка праздновать Новый год по старому стилю и осталась, потому он сейчас и называется Старый Новый год.
— С вашими русскими праздниками я вообще ничего не понимаю, — покрутил головой Богдан. — Это вы, русские, делаете, наверное, для того, чтобы был ещё один повод попить водки, — и рассмеялся, но под нашими взглядами оборвал смех и виновато затих, а Евгенич с сожалением вздохнул:
— Да, Рождество наше, православное, мы тут со всеми этими заморочками профукали. Того и гляди и Новый год профукаем, — и грустно замолчал.
Молчание, длившееся несколько секунд, прервал третий механик:
— А ведь в сочельник бабы гадают, — и, пригнув голову и выпучив для большей убедительности глаза, поделился: — Я ещё пацаном был, как на один сочельник видел такое… — Серёга таинственно понизил голос и оглядел нас.
— Чего «такое»? — не понял его Евгенич.
— Как бабы гадали, — так же таинственно продолжал Серёга.
— Ну и как они гадали? — это уже с иронией усмехнулся я.
— А как — ща расскажу, — глядя на нас расширенными глазами продолжил Серёга и, поёрзав на стуле, устраиваясь поудобнее, начал: — Мне было лет семь. Проснулся я ночью и пошёл в туалет. Ночь, темно, а на кухне вижу — свет от зажженных свечей видно. Я осторожно прокрался туда и вижу, — при этом Серёга даже понизил голос, — на столе стоит зеркало, а перед ним свечи. Сеструха с подружками сидят перед ним с распущенными волосами и чего-то бормочут. От такого зрелища я так испугался, что чуть не обосрался и быстренько свалил в спальню, спрятался под одеяло и долго трясся от страха.
По окончании его повествования мы с Евгеничем расхохотались, а Богдан с Габи удивленно смотрели на нас, не поняв причины нашего веселья. Но когда я перевел им по-английски суть Серёгиного рассказа, тоже рассмеялись, а Богдан даже дружески похлопал Серёгу по плечу:
— А мамка за испачканные штаны тебя не ругала?
Серёга не успел ответить на этот вопрос, потому что громко зазвонил телефон. Я поднял трубку. Капитан бодро прокомментировал свой звонок:
— Через двадцать минут лоцман поднимется на борт… — только стало непонятно, почему ему в этом будет помогать какая-то мать. — … Буксиры уже подходят… — наверное они подходили тоже с помощью какого-то Христофора Колумба и его неизвестной матери. — … Так что можете начинать готовить машину… — Тут вообще стало ясно, что её можно будет готовить без всех известных матерей, а конкретно — только тем, чем зачиналось человечество.
— Вас понял, — прореагировал я на слова капитана. — Когда будем готовы к провороту на воздухе и топливе, я перезвоню.
— Добро… — послышалось из трубки, и я понял, что этому нам в данной ситуации должна помочь только женщина легкого поведения.
— Ну что? — я посмотрел на Евгенича. — Давай запускаться.
И он без всяких эмоций на лице поднялся и вышел из ЦПУ.
Вскоре погасла лампочка, извещавшая о том, что валоповоротка соединена, стрелки манометров отреагировали на поступление воздуха в систему и в ЦПУ вернулся Евгенич.
— Можно пробовать, — бесстрастно прокомментировал он своё появление, а я позвонил на мостик.
— Мостик слушает. — В трубке уже прозвучал голос Олега.
— Готовы к проворачиванию, — доложил я.
— О’кей, — отреагировал он на мой доклад. — Подожди, сейчас проверю корму, не бросай трубку.
И я принялся ждать, когда Олег выглянет с крыла мостика, чтобы проверить, есть ли на воде невыбранные концы.
— Под кормой чисто, — через пару минут прозвучало в трубке. — Можете вертеть свою бандуру, — пошутил Олег. — Крути куда тебе надо, но недолго. Мы только на двух концах стоим.
— Отлично! — отреагировал я на его слова. — Даю ход телеграфом. Смотри!
При моих словах Евгенич вышел из ЦПУ, а в окне, ведущем на верхнюю платформу, я видел, как он застыл в ожидании доклада Дональда, в чьи обязанности входило закрывать индикаторные краны.
Я включил обе электрические воздуходувки, отчего стрелки амперметров на ГРЩ (главный распределительный щит) резко дернулись вверх, а из машины послышался надсадный вой дизель-генераторов.
Третьего механика как сдуло — это он выбежал проверять своё хозяйство.
Убедившись, что всё в порядке, я двинул ручку телеграфа на «самый малый вперед» и повернул штурвал управления главным двигателем на пуск. Из машины раздалось «чихание» воздуха из открытых индикаторных кранов. Как только я это услышал, сразу же поставил штурвал в нулевую позицию и принялся ждать доклада Евгенича, что они закрыты.
В окне я увидел, как Евгенич показал жестами, что индикаторные закрыты и главный двигатель можно запускать.
Тут уже с места подскочили и Богдан с Габи. Хотя реверсирование двигателя проверялось около недели назад, но они всё равно переживали за качество произведенных работ, поэтому с нетерпением смотрели на манометры систем автоматики и на компьютер, а я вновь позвонил на мостик.
— Мостик, — вновь послышался голос Олега.
— Готовы к запуску на топливе, — вновь доложил я.
— Крути назад точно так же, — спокойно отреагировал Олег на мой доклад. — Мы только слегка сдвинулись вдоль стенки.
— О’кей. Сейчас я отработаю назад, а потом ещё вперед, — прокомментировал я последующие свои действия. — Но если Богдану понадобится, то покручу ещё. Передаю ему трубку. Говори с ним, когда хватит. — И я передал Богдану телефонную трубку.
— Понял, — так же спокойно ответил Олег. — Давай. Я наблюдаю.
Поставив телеграф на «самый малый назад», я повернул штурвал управления на пуск. Едва услышав, что воздух пошёл в систему, я сразу же перевел штурвал на топливо, внимательно прислушиваясь к работе цилиндров.
Я знал, что в это же самое время Евгенич с четвёртым механиком и мотористом ощупывают топливные трубки, проверяя, пошло ли топливо через форсунки в цилиндры. Для этой процедуры достаточно нескольких секунд. Конечно, было бы лучше, если бы двигатель проработал как можно дольше, но этого делать нельзя. Ведь судно стояло у причала и держалось только на паре кончиков. А если оно пойдет по инерции вперед, и не сможет вовремя остановиться, то может натворить массу бед для всех, кто находится у него на пути, ведь такую бандуру с четверть километра длиной очень трудно остановить. Но телеграф тут же прозвенел «стоп», а я вернул штурвал в нулевую позицию.
— Чиф, — обратился ко мне Богдан, — надо проверить реверс.
— О’кей, — согласился я с ним, перевел телеграф на «самый малый назад» и запустил главный двигатель назад, а потом по просьбе Богдана ещё несколько раз проверял реверсирование.
Габи что-то говорил Богдану, а тот давал мне и Олегу на мостик команду на запуски, что я и исполнял, наблюдая по приборам и компьютеру, как себя чувствует самый главный организм нашего судна.
Когда Богдан убедился, что автоматика после ремонта в полной исправности, то он об этом известил меня и Олега, а я, забрав у него телефон, доложил на мостик:
— Машина к отходу и к маневрам готова! Можете попробовать работу двигателя на ДАУ (дистанционная автоматическая система управления главным двигателем). Передаю управление на мостик, — и перещёлкнул тумблер управления главным двигателем «Мостик — ЦПУ» на «мостик».
Зазвенел негромкий зуммер, лампочка помигала и загорелась спокойным зеленым светом. Это значило, что управление полностью переключено на мостик и штурманá могут управлять главным двигателем, направляя его одиннадцать тысяч лошадиных сил туда, куда им вздумается, а нам в ЦПУ оставалось только следить за всеми параметрами по приборам и компьютеру.
— Отлично. Управление принял, - подтвердил мостик. – Проверяю работу главного двигателя на ДАУ.
Олег запустил главный двигатель вначале на передний ход, а затем на задний. Двигатель послушно отреагировал на всё команды, а успокоенный старпом проинформировал меня о том, чего нам из нашего «подвала» не видно:
— Вон и лоцман уже идёт. Ждите. Скоро поедем, — и повесил трубку.
Я настроил воки-токи на рабочую волну, на которой отдавались команды швартовной бригаде и, устроившись в кресле напротив экрана компьютера, ожидал окончания отшвартовки и начала работы главного двигателя.
Наконец-то концы выбрали и на телеграфе зазвенел «передний самый малый». Двигатель легко запустился и начал работать на малых оборотах.
— Сходи посмотри, как он работает. — Я посмотрел на Евгенича и кивнул в сторону окна из ЦПУ, за которым слышались равномерные глухие удары работающих цилиндров главного двигателя.
Евгенич согласно кивнул и, надев наушники, вышел из ЦПУ, а следом за ним туда выскочили и Богдан с Габи.
В ЦПУ я остался один и принялся спокойно расхаживать вдоль пульта ДАУ и ГРЩ, периодически посматривая на приборы и монитор компьютера, настроенным на ходовые параметры главного двигателя.
Двигатель равномерно «ухал» поршнями, звук которых свидетельствовал о нормальном процессе сгорания внутри цилиндров, а монитор показывал равномерное распределение температуры выхлопных газов по цилиндрам.
Нервное напряжение, царившее во время подготовки главного двигателя к пуску, прошло и наступило какое-то удовлетворение от проделанной на стоянке работы и того, что рейс начался.
Вскоре в ЦПУ поднялись Богдан с Габи, доложившие мне об отличной работе системы автоматики, а чуть позже подошедший Евгенич рассказал то же самое и о главном двигателе.
Заскочивший третий механик подтвердил, что дизель-генераторы в норме, но, посмотрев на меня и на Богдана, нерешительно поинтересовался:
— А в работе две динамы оставим? Или после маневров одну вырубим?
— Пока воздуходувки на главный работают, будем крутить две, и сейчас, пока идём по речке, пусть для надежности две работают, — объяснил я Серёге.
Но тут в разговор встрял Богдан:
— Чиф, ты что такое говоришь? Когда сдадим лоцмана и разгоним главный двигатель, то воздуходувки сами автоматически должны остановиться. Зачем тогда гонять два дизель-генератора?
— Мне предыдущий старший механик говорил, что они не останавливаются, воздуха от турбин не хватает и поэтому на ходу они крутили два дизель-генератора. Если не веришь, то спроси у третьего. Он был в том рейсе. — Я кивнул на Серёгу.
— Точно, не отключались, — подтвердил мои слова Серёга, — и работали два дизель-генератора.
— Не может быть! — возмутился Богдан. — Это, наверное, автоматика не работала, а сейчас мы её с Габи отрегулировали, и они будут отключаться.
— Посмотрим. — Я равнодушно пожал плечами. — Я в том рейсе не был и не знаю, как двигатель вообще работает на полном ходу. Вот разгоним его, тогда и увидим.
На это Богдан ничего не смог ответить и, устроившись в креслах, мы наблюдали за работой механизмов машинного отделения по компьютеру и приборам.
Механики периодически выходили из ЦПУ для их проверки, но так как изменений в работе главного двигателя не наблюдалось, то я оставался спокойным, периодически проверяя параметры ГД по компьютеру.
Вскоре Богдан с Габи ушли, а пока судно четыре часа шло по каналам и реке Шельде, мне пришлось всё время сидеть в ЦПУ. Только когда пришёл с обеда Евгенич, я поднялся в кают-компанию, чтобы пообедать и ненадолго вышел на палубу посмотреть на пологие берега реки, небольшие, как игрушечные домики, выстроенные вдоль реки и поля, на которых сейчас в январе ещё ничего не росло.
Погода нас баловала. По небу еле-еле ползли небольшие кучевые облака, которые на фоне ярко-синего небо выделялись причудливыми формами.
От увиденного в «подвал» возвращаться не хотелось, но таковы мои обязанности, что я неотлучно должен находиться в машинном отделении или ЦПУ во время маневров и прохождения узкостей. Поэтому всех красот, проходящих мимо судна, мне зачастую видеть не удавалось. Вот если бы из ЦПУ выставить перископ, как на подводной лодке, тогда я бы точно мог рассказать, где и когда я побывал. Но уж такую я себе выбрал профессию, что судить о том, какие порты я посещал, я мог только тыкая пальцем по карте. Иногда, конечно, получалась возможность выйти на палубу, чтобы сделать несколько снимков, но это происходило не часто, хотя даже о таких редких событиях у меня хранилось множество фотографий.
Вот и сейчас я полюбовался на красоты, проходящие мимо борта судна, и вновь спустился в машину.
Конец первой части