Умоляю вас,
Христа ради,
с выбросом просящей руки,
раскопайте мои тетради,
расшифруйте черновики...
Ямпольский писал, что это стихотворение - завещание Слуцкого. И в опубликованных сборниках стихов Бориса Слуцкого к этому четверостишию не стоит посвящение. Но вдова поэта Бориса Ямпольского Алла Яковлевна в одном из интервью говорила, что оно посвящено её мужу - бывшему заключённому, диссиденту, мемуаристу.
Борис Яковлевич Ямпольский прожил семьдесят восемь лет. По меркам прошлого века, вполне себе солидный срок. А если учесть, что десять лет он провёл в исправительном лагере, а ещё десять - в ссылке, то вообще, можно сказать, ему повезло. Впрочем, по словам Аллы Ямпольской, он и сам не считал свою судьбу трагической. И даже наоборот - будучи человеком "неисправимого оптимизма", всегда говорил, что ему очень повезло в жизни, что он не сгинул в войне Отечественной и также не погиб в лагерях.
К слову, в нашей стране был ещё один знаменитый Ямпольский, и тоже Борис, правда, не Яковлевич, а Самойлович. Поэтому иногда их даже путают. На всякий случай, Борис Самойлович был старше Бориса Яковлевича почти на десять лет, бОльшую часть жизни жил в Москве и писал не стихи, а прозу.
Но есть и сходство - многие рукописи "московского" Ямпольского так же, как и "волжско-питерского" тоже до сих пор не найдены. Но об этом чуть ниже.
Борис Ямпольский родился в 1921 году в Астрахани в довольно зажиточной семье - его отец, Яков Давыдович, был управляющим рыбным промыслом и поставлял в Москву чёрную икру и осетрину. Впрочем, в основном он всё же занимался выловом сельди. Мама, Софья Фёдоровна, урождённая Зильберман, также происходила из богатой семьи, а её родители жили в Соединённых Штатах Америки. У юного Бори ещё была старшая сестра Мира. Бориса в детстве воспитывала няня-гувернантка, он получал домашнее образование - играл на рояле, учил французский язык, занимался живописью. К слову, если умение играть на рояле, а также знание французского ему особо не пригодились, то навыки рисования сыграли очень большую роль в его жизни.
Но в конце 1928 года семье пришлось срочно уехать из Астрахани и начать жизнь практически с ноля в Саратове.
Причиной послужили начавшиеся перемены в отношении волжских рыбопромышленников со стороны, как сейчас сказали бы, федерального центра. В Кремле решили резко - в несколько раз - снизить выделяемые частникам квоты на вылов рыбы, на что "нэпманы" просто отказались получать патенты на вылов. Тогда местные партийные власти, понимая, что это означает срыв государственного плана по вылову рыбы, на свой страх и риск (и, возможно, не безвозмездно) втихую от Москвы позволили частникам значительно превысить квоты. Но в столице об этом узнали, разразился грандиозный скандал, в Астрахань была направлена комиссия, результатом работы которой стало привлечение к суду около ста пятидесяти человек - нэпманов, советских служащих, партийных работников. Но Яков Ямпольский не стал дожидаться начала процесса, а увёз семью из города, тем самым спасся сам и спас своих близких. Кстати, по итогу суда четырнадцать человек были расстреляны, а остальные, за исключением шестерых оправданных, получили значительные сроки тюремного заключения.
В Саратове Боря пошёл в школу, начал публиковать свои стихи в местной газете, стал членом юношеского отделения Приволжского объединения Союза писателей. А в 1937 году он победил в художественном конкурсе рисунка среди учеников школ Саратова в честь столетия со дня смерти Пушкина. Наградой стала поездка в Москву, где юный художник и поэт познакомился со знаменитым "красным графом" Алексеем Толстым и Иосифом Уткиным - автором знаменитой в двадцатые годы поэмы "Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох". Эту поэму высоко оценил Анатолий Луначарский, бывший в то время народным комиссаром просвещения.
Борис показал мэтрам свои стихи, а потом, по возвращении в Саратов, часто с ними переписывался, отправляя на их суд свои новые произведения. И ближе к окончанию школы и Уткин, и Толстой настоятельно рекомендовали после получения аттестата зрелости поступать в Литературный институт имени Горького в Москве. Они оба дали Ямпольскому свои рекомендации, а, учитывая, что в конце тридцатых годов, после смерти Максима Горького, Толстой возглавлял Союз писателей СССР, эта рекомендация фактически означала успешное прохождение начинающим поэтом творческого конкурса в этот вуз.
Но поступить в Литературный институт Борису Ямпольскому не довелось. Более того, он даже не получил пресловутого аттестата зрелости - семнадцатого апреля 1941 года, когда он уже оканчивал выпускной класс, Ямпольского арестовали. Обвинение ему было предъявлено по статьям 58-10 ("Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания") и 58-11 ("Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой") Уголовного кодекса РСФСР. Как было сказано в обвинительном заключении:
…будучи враждебно настроенным к советской власти, в контрреволюционных целях вовлекал в группировку начинающих литераторов из числа молодёжи, склонной к разложению. В 1940-1941 гг. Ямпольский у себя на квартире проводил сборища, на которых участникам группировки Беспрозванному, Сухареву, Паржину и Лехеру зачитывал всевозможные произведения Есенина, Блока, Надсона упаднического, порнографического и антисоветского содержания. На указанных сборищах обсуждались с контрреволюционных позиций мероприятия советской власти. Ямпольский на сборищах высказывал пораженческие настроения. В контрреволюционных целях всячески поощрял контрреволюционную деятельность, проводимую Сухаревым и Паржиным в 12-й средней школе. Ямпольский был осведомлён о существовании в г. Саратове аналогичной антисоветской группировки, руководимой подсудимыми Забавниковым и Савичевым, и с целью объединения группировок в своей квартире организовал сборище, на котором присутствовали Забавников, Лехер и Левиновский…
Конечно, сложно было причислить скончавшегося в 1887 году поэта Семёна Надсона к "антисоветским", но органы следствия это смогли сделать. Более того, следователь Барышев, обнаруживший написанные в тетради рукой Ямпольского строчки:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
эти стихи также поставил в вину Ямпольскому. И хотя Борис пытался убедить чекиста, что эти строки принадлежат перу Александра Сергеевича Пушкина, Барышев лишь отметил в протоколе: "писал антисоветские стихи в духе Пушкина".
Сразу после ареста Ямпольского поместили в камеру-одиночку, где он пробыл почти до Нового года. Он даже не знал, что началась война - об этом ему сообщили уже в декабре, когда перевели в общую камеру. Вместе с Ямпольским по этому делу было арестовано двенадцать человек, в основном, студентов саратовских институтов и техникумов, а также преподавателей. Но именно Борис Ямпольский, тогда ещё школьник и самый младший из всех был назван организатором группы "морально разложившейся молодёжи". Все они в
итоге получили от пяти до восьми лет лишения свободы. А Ямпольского, как я уже говорил, отправили в исправительно-трудовые лагеря на десять лет.
Отсидел он их практически "от звонка до звонка" - по зачётам его освободили седьмого февраля 1951 года, за два месяца до окончания срока. Наказание он отбывал на Северном Урале, в БАЗстройлаге - в Богословском исправительно-трудовом лагере на строительстве Богословского алюминиевого завода.
Сначала он был на лесоповале, потом на каменном карьере. Там у Бориса Ямпольского резко начало ухудшаться здоровье:
Ноги отекли так, что кожа на них трескалась, из трещин сочилась сукровица. Однажды я проходил мимо барака и увидел в окне зека с одутловатым лицом, с зубами, вываливающимися из синих дёсен. Несколько секунд прошло прежде, чем я осознал, что это было моё отражение.
Но ему повезло - когда он попал в больницу, работавший в ней врач сумел определить его на учёбу, и после выздоровления Ямпольский стал "лепилой" - помощником лагерного врача. А спас его фантастический случай - врач был большим поклонником того, другого, Ямпольского, о котором я уже упоминал - Бориса Самойловича. И решил, что зэка Ямпольский и есть Борис Самойлович. А когда Борис Яковлевич признался, что он "Федот, да не тот", то врач, которого звали Тегеран Герасимович, расхохотался и сказал, что будет своего пациента считать протеже своего кумира. И благодаря этому, а также умению рисовать, Ямпольский смог выжить в лагере, хотя смертность в БАЗстройлаге приближалась к пятидесяти процентам. А, например, из бригады численностью семьдесят два человека, в которой работал Ямпольский, в живых осталось лишь шестеро... К слову, его талант художника был столь хорош, что однажды ему довелось для одного начальника КВЧ (культурно-воспитательной части) написать копию картины "Последний день Помпеи" Карла Брюллова.
Ещё в лагере он решил, что напишет книгу о своей жизни. Но не просто мемуары, а именно художественное произведение. Он очень любил "Конармию" Исаака Бабеля и хотел создать что-то подобное в плане формы - сборник рассказов или небольших повестей со сквозными персонажами. А чтобы не забыть имена реальных людей, сидевших вместе с ним, служивших в этих лагерях начальниками, руководивших ОЛП (отдельными лагерными пунктами), КВЧ - он записывал их химическим карандашом на кальсонах, которые ему по освобождении удалось вынести из зоны.
Итак, из лагерных ворот Борис Ямпольский вышел в начале февраля 1951 года. Но его надеждам, что он вернётся к нормальной жизни и хотя бы теперь, спустя десятилетие, поступит в Литературный институт, не суждено было сбыться. После освобождения он получил, как говорили бывалые зэка, "сто по рогам" - запрет на проживание в сотне крупнейших городов Советского Союза. На деле это означало, что покинуть место своего заключения он просто не может и фактически обречён на бессрочную ссылку здесь же, на Северном Урале.
Ямпольский с семьёй - женой Верой Ивановной, дочерью Лорой и сыном Яшей - поселился в Краснотурьинске - небольшом рабочем посёлке в двенадцати километрах от зоны, где до этого отбывал наказание. Потом переехал в соседний Карпинск, где много лет они все вместе прожили в комнате с видом на помойку. Со справкой об освобождении он мог устроиться лишь на не очень высоко оплачиваемую работу. В основном, Борис Ямпольский трудился в кинотеатрах и домах культуры - рисовал афиши, расписывал стены. Как-то он даже расписал стены церкви. Но главным для него тогда стало написание книги, которую он задумал ещё в лагере. В Доме культуры угольщиков у него была мастерская, где он и хранил создававшуюся рукопись.
Эту свою книгу Ямпольский писал двадцать лет. Он назвал её "58" - по номеру статьи, по которой отбывал наказание. И в неё вошло ровно 58 рассказов. Точнее, 57 рассказов о тех, с кем он был рядом эти годы, и вступление, где он писал о себе.
В 1953 году скончался "лучший друг всех физкультурников", в стране началась реабилитация осуждённых по политическим статьям, но Борису Яковлевичу в ней было отказано. Очевидно, это было связано с тем, что дело Ямпольского по случайному совпадению попало к следователю Гришину, который в 1941 году был студентом юридического факультета Саратовского университета и частенько бывал в гостях у Ямпольского. А когда знакомых Бориса начали арестовывать, то, по словам вдовы Ямпольского, на суде этот Гришин выступил со свидетельскими показаниями, которые теперь, если принимать решение о реабилитации поэта, следовало признать лжесвидетельством. В итоге Гришин, сняв с Ямпольского обвинение по 11-му пункту 58-й статьи, оставил в силе пункт 10. И Борис Ямпольский был реабилитирован лишь ещё через 10 лет - 26 декабря 1962 года. Кстати, когда он получил решение о своей реабилитации и смог прочитать дело, на него заведённое, то с удивлением узнал, что одним из вещественных доказательств его антисоветской деятельности был портрет Троцкого, висевший у него на стене в комнате. При том, что единственным портретом, там находящимся, было изображение Анатолия Луначарского, вырезанное из школьного учебника. Его-то и приняли чекисты за Троцкого.
Сходство со Львом Давыдовичем, прямо скажем, весьма относительное, но следователей тогда это не смутило.
После реабилитации Ямпольский смог наконец-то покинуть Урал. Он получил возможность ездить по стране, два года жил в Ярославле, где работал в реставрационных мастерских, часто бывал в Москве, где познакомился с Евгенией Гинзбург, Наумом Коржавиным, Анатолием Жигулиным, Львом Копелевым - я думаю, мои читатели знают, что все они были собратьями Ямпольского по несчастью, проведя годы за решёткой по надуманным обвинениям во времена сталинского беззакония. А в 1962-м году он вместе с семьёй уехал в Саратов на постоянное место жительства. И продолжил работать над своей главной книгой, дав ей подзаголовок "Бутылка" и снабдив эпиграфом:
Зажало в рифах. Шлюпка смята.
Руль унесло… Прощай, Мари!
Это строчки из баллады Всеволода Рождественского "Бутылка в море" - Ямпольский, как он говорил, хотел запустить свою книгу, как бутылку в море - кто-нибудь её достанет и прочитает...
Рукопись становилась всё более объёмной, к моменту завершения она насчитывала более восьмисот страниц, отпечатанных на машинке через один интервал. Ямпольский дал прочитать её Борису Слуцкому, с которым познакомился в одну из поездок в Москву, и тот отозвался о ней очень хвалебно. И даже подарил свой сборник стихов, снабдив его автографом:
Борису Ямпольскому от Бориса Слуцкого. В надежде славы и добра, в надежде и уверенности.
А один из рассказов из этой книги - о венгерском коммунисте Эрвине Бауэре, жившем в лагере в одном бараке с Борисом - Ямпольский отвёз в Тарусу Константину Паустовскому. И тот тоже высказал лестное мнение о нём. И даже пообещал опубликовать его во второй части своего альманаха "Тарусские страницы". Но этот выпуск так и не был напечатан.
А через несколько лет этот же рассказ знакомая Ямпольского Раиса Орлова отнесла в редакцию журнала "Новый мир", но времена "оттепели" к тому времени уже закончились, и из журнала пришёл ответ, что "эта тема уже закрыта". Интересно, что к письму была приложена положительная внутренняя рецензия на этот рассказ.
Почти из каждой поездки в Москву Ямпольский привозил по чемодану самиздата. Порой он и сам печатал самиздатовские сборники стихов поэтов, которых власти запрещали публиковать. Тогда же Ямпольский начал организовывать сбор средств для семей политзаключённых и передавать их в Москву через мать уже тогда известного актёра Олега Табакова Марию Андреевну Пионтковскую. Но в конце концов тогдашний главный кагэбешник Юрий Андропов решил начать всерьёз бороться с инакомыслием и, в том числе, с самиздатом. Им была направлена в Совет министров СССР служебная записка:
Анализ распространяющейся в кругах интеллигенции и учащейся молодёжи так называемой "самиздатовской" литературы показывает, что "самиздат" претерпел за последние годы качественные изменения. Если пять лет назад отмечалось хождение по рукам, главным образом, идейно-порочных художественных произведений, то в настоящее время всё большее распространение получают документы программно-политического характера, в которых с различных сторон критикуется исторический опыт социалистического строительства в Советском Союзе, ревизуется внешняя и внутренняя политика КПСС, выдвигаются различного рода программы оппозиционной деятельности... Комитетом госбезопасности принимаются необходимые меры по пресечению попыток отдельных лиц использовать "самиздат" для распространения клеветы на советский государственный и общественный строй. На основе действующего законодательства они привлекаются к уголовной ответственности, а в отношении лиц, попавших под их влияние, осуществляются профилактические меры.
Впрочем, поначалу в провинции местные гэбешники относились к этому процессу без огонька. Например, приходя к Ямпольскому, понимали, что всё наиболее ценное давно спрятано и лишь просили выдать хоть какие-то брошюры - для отчётности. А однажды самого Бориса Яковлевича они попросили помочь разобрать изъятое ими у разных "диссидентов". Тот согласился и, зайдя в кабинет, увидел несколько мешков самиздатовской литературы. А когда начал их разбирать, обнаружил неизданные официально стихи Слуцкого. По шрифту печатной машинки он узнал, что размножены эти стихи были его другом Юрием Болдыревым - и, пока опер на несколько минут вышел из кабинета, чтобы набрать в ручку чернил, Ямпольский быстро спрятал эти стихи под рубашку, а потом из местного управления КГБ их вынес.
К стихам Бориса Слуцкого Ямпольский был неравнодушен ещё со времён своей ссылки, когда в 1957 году прочитал только что вышедший сборник поэта "Память". Позже он познакомился с Борисом Абрамовичем, подружился и даже, как в шутку говорили друзья Ямпольского, начал насаждать Слуцкого в Саратове, как Пётр Первый картошку в России. Но и Борис Слуцкий очень ценил Ямпольскому. И даже, как я уже сказал, посвящал ему стихи. Вот, например, это:
Я слишком знаменитым не бывал,
но в перечнях меня перечисляли.
В обоймах, правда, вовсе не в начале,
к концу поближе — часто пребывал.
В двух городах — и Праге, и Саратове, —
а почему, не понимаю сам,—
меня ценили, восхищались, ратовали,
и я был благодарен голосам,
ко мне донесшимся из дальней дали,
где почитатели меня издали.
Но постепенно беззубость саратовских гэбэшников стала сменяться волчьей хваткой. Ямпольский, понимая, что к нему скоро придут уже с настоящим обыском, решил спрятать свою рукопись, над которой он работал двадцать лет, в надёжное место. Ранее она хранилась у него дома зашитой в диванный валик, но ясно было, что там она будет легко найдена. Ямпольский тогда жил в центре Саратова, на улице Мичурина - он, как реабилитированный, получил квартиру в новом доме. И он оборудовал настоящий тайник в сарае, находившемся во дворе этого дома.
В начале 1971 года практически всех саратовских друзей Бориса Ямпольского начали вызывать на допросы в КГБ. О методах допросов писал Виктор Селезнёв в своей книге "Саратов: хроника инакомыслия":
Схема допроса простая, многократно испытанная: один следователь – сравнительно спокойный, говорит почти нормально; второй же, который то и дело заходит в комнату, жёсткий и агрессивный. Он-то угрожает, шантажирует и блефует.
Учтите: за отказ от дачи искренних (!) показаний можете схлопотать семь (!) лет тюрьмы. Так много? Вы что же, нам не верите? Тогда сами читайте. Приносят уголовный кодекс. Читаю, там что-то есть, но наказание не столь уж суровое: штраф, кажется, рублей 150 или до 6 месяцев принудительных работ. А где же ваши обещанные семь лет? Следует анекдотическое объяснение: да это кодекс для уголовников, а есть еще кодекс для политических.
Ямпольский прекрасно понимал, к чему всё идёт и попросил всех своих знакомых уничтожить всё то, что может привести к нежелательным последствиям: "самиздатовские" издания, рукописи, черновики, блокноты. И всё, что хранилось у него, он сжёг, но одна из его единомышленниц - врач-рентгенолог саратовской больницы Нина Кахцадзова пожалела уничтожать несколько наиболее ценных, на её взгляд, изданий и рукописей и решила их спрятать в погребе квартиры, где жила. А 17 марта сотрудники КГБ явились в её рабочий кабинет и отвезли её на допрос. Допрашивали Кахцадзову двенадцать часов, она несколько раз падала в обморок, её приводили в чувство и продолжали. А затем поехали к ней домой для проведения обыска. Оперативники практически сразу же спустились в погреб, где за мешками картошки и нашли пакет с запрещённой литературой. Алла Ямпольская рассказывала, что тогда многие были уверены в причастности к этому сестры Нины Калустовны, жившей с мужем и детьми в этой же коммунальной квартире - ведь в случае ареста родственницы та получала комнату, в которой очень нуждалась. Но, разумеется, никаких доказательств этому не было. Хотя комнату сестра всё же получила - Нина Кахцадзова, решив, что она подвела всех - и саратовских, и московских друзей, снабжавших их литературой - повесилась утром следующего дня...
Ямпольский же, который сначала присутствовал при обыске, после полуночи из квартиры Кахцадзовой ушёл и, придя домой, взял свою рукопись, завернул в клеёнку и, положив в коробку из-под монпасье, спрятал в том самом заранее подготовленном тайнике, закрыв его кирпичами и тщательно замазав стыки:
Двадцать лет корпел, всю ссылку от освобождения до реабилитации и чуть не до нового срока вот теперь, в глухую от всех и вся писал мои по заначкам скрываемые колымские рассказы.
В течение всего 1971 года саратовские диссиденты подвергались различным гонениям. Но, видимо, самоубийство Кахцадзовой всё же дало эффект - большинство было "всего лишь" уволено с мест своей работы. Так, другу Ямпольского Юрию Болдыреву запретили работать в детской библиотеке. При этом в трудовую книжку внесли следующую запись:
Освободить от работы в библиотеке по ст. 106 (пункт 4) Основ законодательства СССР и союзных республик о труде.
Фактически эта запись являлась "волчьим билетом" и запретом на работу в любом учреждении, считавшемся в СССР идеологическим. А таковыми были даже библиотеки. К счастью, Болдырев также был большим почитателем Бориса Слуцкого, и Ямпольский порекомендовал тому взять его себе секретарём. А восьмого февраля 1972 года в областной газете "Коммунист" была опубликована разгромная статья некоего В. Пролеткина "У позорного столба", в которой, в числе прочих упоминался и Борис Ямпольский:
Для пополнения своих запасов "самиздатчики" ищут связи в других городах. Б. Ямпольский, М. Белокрыс, Ю. Болдырев, В. Нульман во время очередных отпусков отправляются в длительные вояжи по стране. Они пытаются найти себе подобных и выпросить у них антисоветские книжонки. Это им в какой-то мере удаётся. Письма домой шлют оптимистические: нашли то, что искали. Вернутся с такими вещичками, что все закачаются
Действительно, приезжают не с пустыми чемоданами: с копиями оригиналов, которые издаются за границей. Сразу же в пишущие машинки закладываются чистые листы бумаги. Б. Ямпольский, Ю. Болдырев, А. Катц, М. Белокрыс не спят по ночам, лихорадочно перепечатывают рукописные литературные произведения, в которых возводится клевета на советский образ жизни. Тысячи страниц под копирку!
Завершалась эта статья таким пассажем:
Неприятная это штука очутиться у позорного столба. Ежедневно, ежечасно чувствовать на себе презрительные взгляды тех, кто строит новую жизнь, кто каждый день устремляется вперёд. Но что посеешь, то и пожнёшь! Пусть болдыревы, ямпольские, стрельниковы и им подобные пеняют на себя сами. И запомнят накрепко одну простую истину: отщепенцами не рождаются – отщепенцами становятся.
Разумеется, Борис Ямпольский был вынужден уехать из Саратова. Сначала он отправился в Петрозаводск. Здесь он начал работать над незаконченной книгой Юрия Олеши "Ни дня без строчки" (позже, уже через много лет после смерти Ямпольского, она была опубликована под названием "Прощание с миром"). А через пять лет переехал в Ленинград. И встретил там молоденькую - двадцативосьмилетнюю - Аллу. И пятидесятипятилетний Ямпольский влюбился в неё без памяти. А она - в него. И они, тогда оба не свободные от семейных уз, поженились. И у них родилась дочь Соня.
А вскоре наступили вроде бы новые времена. Книги, за чтение машинописных копий которых совсем недавно можно было легко угодить за решётку, начали издавать многотысячными тиражами. Как-то ему позвонил главный редактор "толстого" литературного журнала "Знамя" Григорий Бакланов и сказал, что хочет опубликовать его "58". Ямпольский, разумеется, был сильно удивлён, ведь эту рукопись он давал читать лишь Борису Слуцкому. Но, как выяснилось, Слуцкий, втайне от Ямпольского, показал её своему соседу, каковым и был Бакланов. И вот через двадцать лет Борис Яковлевич решил эту рукопись достать из тайника. Однако, когда он приехал в Саратов и пришёл в тот самый сарай, то выяснилось, что рукописи за кирпичами нет. Он попытался выяснить её судьбу и узнал, что в ту мартовскую ночь 1971 года, когда он поспешил из квартиры Нины Кахцадзовой домой, за ним был отправлен "топтун" - так тогда называли (да и, пожалуй, сейчас называют) сотрудников спецслужб, ведущих наружное наблюдение за "объектом". И этот "топтун", заметив, что в сарай Ямпольский зашёл с коробкой, а вышел без неё, всё-таки догадался, что "объект" что-то в сарае спрятал. И либо сообщил начальству, либо проявил инициативу и сам осмотрел стены и смог этот тайник найти. Рукопись кагэбешниками была изъята.
О том, что это сделали именно сотрудники КГБ, Ямпольскому рассказал один из них. Сказал, что сам читал эту рукопись, и что она хранится где-то на складе. Во всяком случае, акта об её уничтожении Ямпольскому предъявить не смогли. Как не смогли предъявить и саму рукопись. Где-то она, по словам тех самых сотрудников, затерялась. После этого и сам Ямпольский, и его друзья попытались законным путём рукопись вернуть - ведь времена же уже были, как известно, новые. Вот список адресатов, которым были направлены письма:
- Бакатину В.В. от Б.Я. Ямпольского от 27-го ноября 1991 г.
- Бакатину В.В. от народного депутата Толстого Н.А.
- В Агентство федеральной безопасности РФ от Старовойтовой Г.В.
- Директору ФСБ РФ Патрушеву Н.П. от председателя Совета Союза писателей СПБ Чулаки М.М. от 9.12 1999 г.
- Председателю Комиссии при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий Яковлеву А.Н. от А.Я. Ямпольской от 23.02. 2000 г.
- Директору ФСБ РФ Патрушеву Н.П. от Ямпольской А.Я. от 21.02.2000 г.
- Исполняющему обязанности президента РФ Путину В.В. от 21.02.2000 г.
- Губернатору Саратовской области Аяцкову Д.Ф. от 12.03.2000 г.
- Депутату Госдумы от СПБ Степашину С.В. от 23.02.2000 г.
- Председателю Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека М.А. Федотову от 30.10.2016 г.
- Председателю правительства саратовской области Кашмилову П.П. от 14. 12.2000 г.
- Начальнику УФСБ саратовской области Бекленищеву В.И. от 19.08.2008 г.
- Председателю Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека М.А.Федотову от 30.10.2016 г.
Но эта "чёртова дюжина" писем не помогла - ответы от всех этих адресатов разнообразием не отличались: искали, но найти не смогли. И хотя Алла Ямпольская верила, что ещё не всё потеряно, сам Борис Яковлевич к концу девяностых попытался хотя бы фрагментарно что-то восстановить. Несколько фрагментов было напечатано в журналах "Нева" и "Знамя", но, конечно, это было совсем не то. А единственная изданная им книга - "Избранные минуты жизни", вышедшая в петербургском издательстве "Акрополь" в 1998 году, была всё же абсолютно о другом. Но зато после её выхода Бориса Ямпольского приняли в Союз писателей России. А через два года его не стало.
Кстати, когда Алла Ямпольская с дочерью Соней приехали в Саратов, чтобы ознакомиться в бывшем КГБ, а ныне ФСБ, с делом Бориса Ямпольского 1941 года и попытаться отыскать арестованные литературные материалы, им позволили сфотографировать лишь те страницы дела, где называлась фамилия Ямпольского. И даже не дали полностью прочитать обвинительное заключение, сославшись на гостайну. К слову, гостайной же были объявлены и фамилии следователей, которые вели это дело - чтобы не ставить в неловкое положение ныне живущих их родственников. А про дело 1971 года - о "самиздате" - было сказано, что такового вообще не существовало...
Борис Яковлевич Ямпольский скончался 12 февраля 2000 года. Он был похоронен на Большеохтинском (Георгиевском) кладбище Санкт-Петербурга.
Вот, считай, и вся география моей биографии, кочевой не по доброй воле. Посмотреть со стороны – вряд ли кто позавидует.
А зря!
Мне хватало, всегда хватало чему радоваться. Вот и говорю: кто малым доволен, тот Богом не забыт.
Если вам понравился материал - поставьте, пожалуйста, "лайк". Вам это ничего не стоит, а канал вы, тем самым, поддержите. Буду рад, если вы захотите высказать своё мнение о материале, не стесняйтесь - комментируйте, благодарите (если считаете нужным), критикуйте. Возможно, в материале что-то упущено и вы знаете какие-то неизвестные детали - пожалуйста, дополняйте. Каждое ваше слово, каждый отзыв чрезвычайно важен для того, чтобы канал оставался на плаву в наше сложное время.
А лучше всего - подписывайтесь на канал "Вдоль по Питерской". Пишите, о ком вы хотели бы прочитать на этом канале. Буду всем благодарен. И ещё - почему-то на Дзене стала действовать автоматическая ОТПИСКА от каналов. Поэтому проверяйте, пожалуйста, остаётесь ли вы подписаны на канал.
Кстати, так как надо шагать в ногу с прогрессом (и не совсем понятно, что дальше будет с Дзеном), я завёл свой Телеграм-канал. Пока буду в нём дублировать материалы Дзена, но в дальнейшем планирую постепенно переходить на Телеграм. Так что, если не хотите меня потерять, подписывайтесь в Телеграме, пройдя по этой ссылке - Телеграм-канал "Вдоль по Питерской".
Так же хочу попросить своих подписчиков подписаться и на мой канал в Ютубе. Правда, он называется не так, как остальные мои аккаунты в соцсетях - Chester Field. Но всё равно - подписывайтесь. Для этого вам надо всего лишь кликнуть по названию канала, перейти на него и там подписаться. Всё просто.
Если кто-то желает выразить благодарность автору и поддержать канал финансово, то вы можете перевести небольшую сумму на эту карту:
2204 2401 3299 0229, Озон-банк.