Ведь какой танк был, какой танк! Вовсе живой. Стукнешь, бывало, его по броне, а он весь загудит, словно заржет в ответ. Чистый рысак был, а не танк.
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 4 декабря 1942 г., пятница:
Подарок старшины
Размазывая по щекам копоть, кровь и слезы, водитель танка сидел в окопе, прислонясь спиной к траверзу, и плакал навзрыд, как ребенок. Впрочем, слова, которыми он сопровождал плач, отнюдь не походили на детский лепет. Танкист честил немцев такими оборотами, что даже моряки одобрительно ухмылялись.
Танкист был взволнован и зол, как дьявол. Немецкий снаряд пробил башню его танка, убил командира и стрелка и вызвал пожар. Водитель едва успел выскочить. Объятый языками пламени, он волчком завертелся на земле, гася тяжестью своего тела тлеющую одежду. Потом танкист кричал и чертыхался, выкручивая заячьи петли, увертываясь от ноющих разозленными пчелами пуль. Одна оцарапала ему щеку, вторая ужалила вскользь по ребру прежде, чем он, задыхающийся от усталости и злости, перекатился через бруствер и свалился на дно окопа к морякам.
Моряки забинтовали ему бок, смазали йодом отметину на щеке. Он покорно подчинялся этим процедурам, молча, тяжело дыша, смотря на краснофлотцев вытаращенными голубыми глазами.
— Разве вы можете про это понимать? — всхлипнул он, оглядывая краснофлотцев. — Ведь какой танк был, какой танк! Вовсе живой. Стукнешь, бывало, его по броне, а он весь загудит, словно заржет в ответ. Чистый рысак был, а не танк.
И, вспомнив невозвратимую потерю, танкист пожелал немцам такого, что краснофлотцы застонали от удовольствия. В эту минуту появился командир роты старший лейтенант Петров, пришедший с командного пункта взглянуть на танкиста, о котором ему доложили.
— Убивается хлопец, — вполголоса, деликатно сообщил командиру Клименко:— товарищей побили и танк погорел.
— Ну, реветь тоже не дело!—Петров неодобрительно покосился на танкиста.
— Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант, — мягко и убеждающе объяснил Клименко, — шо он не по бабьей специфике плачет... Это он вроде как по-кавалерийски.
— По-кавалерийски? Это еще что за номер? - старший лейтенант высоко поднял выцветшие от солнца брови.
— Это, я извиняюсь, у книжках читал... От, скажем, убьют у казака коня, он стоит над им и плачет, бо привязанность сердца до живого создания. А танкисту танк — шо конь... Он его так и кличет рысаком. Рысак, говорит, а не танк.
Петров подавил улыбку. По молодости он любил казаться закаленным военачальником и опасался уронить командирский авторитет.
— Чепуху выдумываете, товарищ старшина, — сказал он петушиным тенором: — отведите танкиста в блиндаж. Пусть выспится и отойдет. А вечером направьте его в часть, а то его либо в убитые, либо в дезертиры запишут.
Старший лейтенант повернулся и направился на КП. Краснофлотцы увели танкиста. В окопе восстановилась будничная жизнь. Старшина Клименко стал доканчивать завтрак, прерванный появлением танкиста. Прожевывая хлеб с салом, он задумался. Ему было очень жаль этого опаленного парнишку, который так переживал потерю своего танка. Клименко хорошо понимал его. То же было недавно с самим старшиной после гибели корабля. Положим, он не проронил слезинки, ну так что? Разные бывают у людей характеры. Но по ночам старшине часто снился эсминец «Стремительный», голубовато-серым, как морская волна в пасмурный денек, быстрый, могучий, подымающий форштевнем пенистый белый бурун. Клименко видел его, как наяву, и видел себя командиром кормовой пушки. Он просыпался с пересохшим ртом. Сердце его ныло тоской по кораблю, лежащему теперь глубоко под водой, в зловонном зеленом иле. Старшина стискивал кулаки и долго не мог уснуть.
И напрасно старший лейтенант Петров назвал танкиста бабой. Слезы его были хорошие, злые, мужские слезы.
Старшине хотелось сделать для танкиста что-нибудь душевное, что могло бы обрадовать хлопца и вернуть ему утраченное равновесие. Но он не мог выдумать ничего толкового, вздохнул и по привычке тщательно стряхнул с колен хлебные крошки, хотя после трехмесячного окопного сиденья брюки приобрели такой вид, что никакие заботы не могли вернуть им былого морского шика.
Потом Клименко встал, протянул руку и бережно взял свою снайперскую винтовку, прислоненную к траверзу. Он окинул внимательным взглядом тускло отливающий вороньим пером ствол, трубку оптического прицела. Заглянул в подсумки— они были полны обоймами. Нащупал на боку сумку с двумя гранатами марки «Ф-1», запросто именуемые «феньками».
Клименко взял винтовку на ремень. Наступал обычный час его ежедневной охоты. Он прошел по окопу до узкого лаза, выводящего на ничью землю, и пополз но нему. Кустарник стал реже. Клименко прилег передохнуть. До намеченного места оставалось немного. Впереди лежала узкая балочка с пересохшим руслом горного ручья, куда спускался, склон высоты. Задерживая дыхание, Клименко стал скатываться по склону, передвигаясь от камня к камню. Вдруг он насторожился. Из-за поворота балки послышалось глухое фырчание и скрежет. Было похоже, что по дну пробирается тяжелый и крупный зверь Клименко быстро выбросился вперёд и припал за обломком скалы. Фырчание становилось громче, и старшина беззвучно ругнулся, увидя выползающий из-за изгиба немецкий танк. Он приближался, раскачиваясь с неуклюжей важностью. Клименко ясно видел черно-белые кресты на его дымной броне. Тонкое жальце пушки ерзало по сторонам, разнюхивая дорогу.
— От же ж, гадюка! — прошептал старшина. — Стык наш прощупывает.
На миг он пожалел, что в руках у него винтовка, а не кормовая пушка. «Стремительного». Мать родная! Двинуть бы по этому стальному кнуру из пушки — вот была бы потеха! А с винтовкой что сделаешь? Бить по щелям?.. Уйдет.
Танк приближался. Клименко лежал неподвижно, и вдруг на губах его стала медленно проступать странная в его положении дерзкая и самозабвенная усмешка.
Он нащупал на поясе рукоятку ножа, выпростал его из кожаного чехольчика, попробовал концом пальца острие и засунул обратно. Танк подползал к скале, за которой притаился старшина, и Клименко стал плоским и незаметным, как ящерица, греющаяся на камне. Он держал танк упрямым, цепким взглядом. Внезапно люк башни открылся и выглянул танкист. Голова его в кожаном шлеме, похожая на футбольный мяч, медленно поворачивалась на тощей длинной шее. Видимо, осмотр успокоил его. Он что-то каркнул и скрылся, захлопнув крышку. Клименко не двинулся, пока низкий зад танка, воняя отработанным горючим, не прошел мимо него. Тогда, сгорбясь по-кошачьи, прижимая к левому боку винтовку, старшина бесшумно скатился вниз, догнал танк и беззвучным броском очутился на его горячей металлической спине. Он присел на корточки рядом с башней и вытащил нож. Сердце у него билось жадно и зло. Танк, пофыркивая, крошил гальку, не замечая нахального морячка у себя на хребте. Клименко ждал. Крышка люка дрогнула, подымаясь. Старшина сжался в комок. Крышка с лязгом откинулась, и немец выставился по грудь, как водяной из колодца.
Его изумленные водянистые глаза столкнулись с бешеным взглядом старшины. Ахнув, немец дернулся рукой к крышке люка, но клинок уже воткнулся в его шею, под ремешком шлема. Танкист булькнул горлом и провалился вниз. Из танка прозвучал встревоженный возглас. Не теряя мгновения, Клименко выхватил из сумки «феньку», выдернул чеку и сунул гранату внутрь, захлопнув люк. И сам плашмя распластался на танке.
Глухой удар потряс броню и отдался в теле старшины таким толчком, словно кто-то хватил его по туловищу тяжелой доской. Крышку люка подбросило волной взрыва, и из танка рванулся клуб горького дыма.
Потом раздался протяжный стон и затих. Не раздумывая, старшина перекинул ноги через закраину люка и спрыгнул вниз. Подошвы его уперлись в мягкую, податливую массу. В танке было темно и тихо, и старшина услышал частое кап-кап-кап и понял, что это каплет на дно танка вражеская кровь. Старшина открыл броневую заслонку. Глаза его уже освоились с полумраком, и он увидел водителя, сползшего головой на рычаги. Клименко ухватил его за ворот и потянул к себе. Голова немца вяло откинулась на спину. Глаза его были закрыты.
«Неужели сдох», — подумал старшина.
Это было досадно. Клименко рассчитывал, что граната только оглушит водителя, прикрытого броней. Танк был захвачен, но у старшины были свои намерения, и гибель водителя срывала их. Клименко ничего не понимал в управлении этой грохочущей черепахой. А задерживаться не приходилось. В любую секунду из-за поворота балки могли нагрянуть немцы.
Немец, лежащий на рычагах, вдруг пошевелился и простонал. Он тяжело дышал и тупо смотрел на моряка...
- Ты мне фильку не строй!—заорал Клименко. — Веди машину до наших, змеюка!
Немец забормотал и поднял трясущиеся руки.
— От холера! — выругался Клименко. — Шо ты мне бурчишь? Веди машину, бо как стукну, так папы-мамы не узнаешь.
Но немец не понимал. Он только не сводил со старшины набрякших страхом глаз.
— Не поймет, — со злостью подумал Клименко, — как ему, чорту, втолкуешь? Жалко было выпускать из невода такую рыбину. Что делать? Упрямыми усилиями памяти он торопил непослушное, скользкое, такое нужное слово.
— Та как же оно?.. От оказия!.. Еще политрук объяснял. Ой, вспомнил...
Он сунул ногу в горловину и пнул немца каблуком в спину.
— Форвертс!.. Форвертс!.. Порви твою печенку Тявкнул он, и немец испуганно закивал:
— Форвертс... их ферштее... я... я..
— Ясно, шо ты, а не я, — прикрикнул старшина. — Газуй, сволота, на полный, без саботажа, а то влеплю.
Немец включил сцепление. Мотор зарокотал, и танк рванулся, запрыгав по каменистому дну балки. Клименко высунулся в люк. Танк мчался, шатаясь, как корабль в шторм, и так, на всем ходу вылетел на открытое пространство. Завидев знакомую глинистую полоску родного бруствера, Клименко завопил от радости и вдруг стремглав нырнул в люк. Несколько пуль с треском ударили в броню, и старшина сообразил, что ребята, ничего не зная о происшествии, приняли его появление как атаку врага и встретили огнем. Он сорвал фуражку, проткнул штыком и, выставив наружу, замахал ею.
Пули перестали щелкать по танку. Тогда Клименко рискнул и сразу выскочил по пояс, продолжая размахивать фуражкой и крича:
— Ша, ребята! Не надо шума! Это ж я... Клименко! Понимаешь, Клименко!
Танк сразбегу перепрыгнул окоп, и старшина опять пнул немца.
— Капут, ганс! Выключай, приехали. Моряки с хохотом и криками облепили танк. Клименко вылез наружу, таща за шиворот немца. Веселый, потный, он сверху поглядел на друзей и прыгнул на землю.
- Принимай ганса... Понятливый оказался, не вовсе адольф его затуркал. Дружеские руки схватили старшину, и он взлетел на них, кувыркаясь в воздухе.
— Отставить аврал! Что тут за юбилей.
Выпущенный друзьями, едва устояв на ногах, Клименко вытянулся.
— Товарищ старший лейтенант, старшина Клименко из операции на трофейном танке прибыл.
— Ничего не понимаю, — сказал Петров. — Откуда танк?
— Так я ж его привел, — внезапно смутясь, тихо сказал старшина.
Петров пристально посмотрел на него, подошел к танку, критически осмотрел его, и лицо его широко осветилось самой мальчишеской ухмылкой, начисто стершей маску сурового вояки.
— Ну и штука! — произнес он. — Зайдете потом ко мне и доложите подробно. А пока отдохните и приведите себя в порядок.
Клименко, следуя за взглядом старшего лейтенанта, посмотрел на свои ноги. Сапоги были в крови.
— Есть, — ответил он и затоптался на месте.
— Ну, что еще? — спросил Петров, видя, что слова рвутся с языка старшины.
— Я насчет того... Разрешите, товарищ старший лейтенант, отдать этот гансов чайник тому нашему танкисту... Я ж для него и постарался. Жаль было хлопчика. Очень он за своим танком страдал...
— Разрешаю, — ответил старший лейтенант и голос его странно дрогнул.
— Ребятки, давай танкиста! — обрадованно крикнул Клименко.
Танкиста приволокли из блиндажа заспанного, недоумевающего. Он растерянно мигал, оглядывая танк, Клименко, моряков. Старшина хлопнул его по плечу.
— Получай, браток, — сказал он ласково. — Отдаю задаром потому, шо братство по оружию. Мы вам, вы нам. Там, внутри, попачкано малость, так ты сам прибери. А в общем машинка исправная... Катайся на этом рысаке, сколько занадобится...
К, не ожидая ответа, отвернулся с таким видом, словно ему уже давно наскучило дарить танки. (Борис ЛАВРЕНЕВ).
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1942 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.