В Риме, вечном городе на семи холмах, правил император Тиберий. Стальные римские легионы неутомимо раздвигали границы великой империи. Но далеко не везде их путь был устелен розами. Префект Макрон, посланный с небольшим отрядом в северные леса на усмирение германских племён, ощутил это очень скоро.
Сталь римских мечей не могла решить всех проблем, и тогда на арене появлялся величайший из всех дипломатов – золото. Часть германских вождей, соблазнённых щедрыми подарками, стали, пусть шаткой, но всё же опорой римлян в этом лесном краю.
Но одно из самых воинственных племён, неоднократно нападавшее, и не без успеха, на укреплённые лагери римлян, оставалось непокорённым. Ни сталь, ни золото не могли с ним справиться. Наконец, Макрон, послал вызов вождю племени, предлагая решить в личном поединке, кому оставаться на этой земле. В ответе вождь сообщал, что согласен принять вызов, но такой спор вовсе не требует пролития крови. У него есть дочь необычайной красоты и физической силы и если среди римлян найдётся человек, способный одолеть её в борьбе, то племя уйдёт в восточные земли, и римляне никогда больше не услышат о нём. В противном случае, пусть римляне уйдут с земель племени, а побеждённый станет собственностью принцессы.
Услышав ответ, римские военачальники разразились весёлым хохотом, хотя никто из них не сомневался в честности обещаний германцев.
В назначенный день войска выстроились друг против друга. В рядах легионеров царило веселье. Желающих побороться с германской принцессой оказалось столько, что пришлось бросить жребий, который пал на Луция Наилия, командира вспомогательной конной алы, стройного широкоплечего красавца, в чьих жила явно текла капелька горячей иберийской крови. Он не блистал особыми успехами в силовых единоборствах, но что касается ловкости и быстроты, даже африканские конники Мидритата, стяжавшие на этом поприще немало лавров, признавали его превосходство.
Луций снял доспехи и оглядел враждебную толпу варваров, размышляя про себя, что ему делать, когда он поборет принцессу.
Громкие крики германцев сопровождали появление его соперницы. Луций не мог поверить своим глазам. Обошедший с римскими всадниками половину ойкумены, нигде и никогда он не видел такой ослепляющей женской красоты. Принцесса была темноволоса и белокожа, голубые глаза её блистали холодом северных широт. Вся её одежда состояла из неширокого кожаного пояса и бронзовых браслетов на запястьях и щиколотках. Тело её было крепким и плотным, без намёка на рыхлость.
Кровь быстрее побежала по венам Луция. На несколько мгновений он забыл и про Рим, и про императора, и зачем он здесь. И, одновременно с этим, он вдруг захотел проиграть, захотел страстно, до дрожи и слабости в коленях.
Невероятным усилием воин стряхнул наваждение. Он был солдатом Рима. Рим должен был победить!
Резко шагнув вперёд, он обхватил обнажённые бёдра девушки, пытаясь приподнять её и повалить. Принцесса, в ответ, упёрлась руками в его плечи. В этом движении не было ничего воинственного, скорее это походило на робкую попытку девушки оттолкнуть не в меру резвого кавалера. Но Луций сразу почувствовал, насколько сильна его противница. Ему пришлось попятиться назад, а затем резко шагнуть в сторону, как учили его греки-гимнасты в школе Спарты. Принцесса споткнулась, подалась вперёд и чуть не упала, но, несмотря на свою быстроту, римлянин не успел воспользоваться моментом. Но всё-таки ему удалось сделать подсечку, и девушка упала на спину. Луций тут же прыгнул на распростёртое женское тело, но девушка успела поднять колени и римлянин, ударившись об них, соскользнул набок.
Оба вскочили одновременно. В течение нескольких минут они толкали друг друга, пока Луций не понял, что преимущество его совсем не в силе, а в скорости. Раз за разом он ловил девушку за руки и, используя инерцию её тела, валил наземь. Дочь вождя уже не меньше десятка раз оказалась на земле, но не выказывала никаких признаков растерянности, перекатываясь и вставая прежде, чем римлянин успевал что-то предпринять для развития успеха. Наконец, когда Луций в очередной раз захватил её ладонь, девушка перехватила его руку и заломила её назад, вынудив мужчину упасть на колени. Принцесса оказалась позади него, коленопреклонённого и перекинула ногу через его плечо. Луций, призвав на помощь всю свою изворотливость, отчаянно крутанулся, чуть не вывихнув себе руку, и освободился, проскользнув у девушки между ног. Он был потрясён. Такой приём был ему известен, греки его знали, но откуда его могла знать дикарка?!
Тем временем, девушка сделала сальто назад и оплела шею Луция своими ногами. Римлянин рухнул на траву, пытаясь ногами разжать захват. Ему удалось это, но инициатива уже была безнадёжно потеряна. Девушка схватила его двумя руками и принялась вращать вокруг себя с такой легкостью, словно мужчина был кулём, набитым соломой. Наконец дочь вождя, под ликующие вопли германцев, бросила мужчину на землю.
У Луция перехватило дыхание. Он лежал на земле, а принцесса сидела на нём верхом, постепенно приближаясь к лицу, пока перед глазами побеждённого не оказалось лоно дикарки. Луций не мог поверить, что всё это происходило на самом деле. По восторженный рёв дикарей девушка села прямо ему на лицо. В голове его всё перемешалось, и римская гордость уступила место инстинкту самосохранения. На глазах римской и германской армий побеждённый мужчина ласкал прелести своей победительницы. Наконец, принцесса встала с него, поставила ногу на грудь побеждённому и издала торжествующий клич, подхваченный сотнями германских глоток.
Освобождённый Луций, пошатываясь, подошёл к ближайшему легионеру, выдернул из его ножен короткий меч и повернулся к принцессе. Она не сделал даже попытки отступить. Вместо этого, девушка перехватила руку с оружием, вывернула её и опрокинула мужчину на землю, плотно оседлав его. Меч выпал из ослабевших пальцев. Луций дёрнулся ещё раз, но объятия женщины были неумолимы, и он обмяк, покорившись полностью, без остатка.
