Елена стояла у мольберта, любуясь игрой света на только что законченном натюрморте. Яблоки на холсте казались почти живыми — красные, с золотистым отливом... Совсем как те, что Павел когда-то приносил ей каждую осень.
— Ну вот, дорогой, — прошептала она, глядя на фотографию мужа на стене. — Видишь? Я наконец-то научилась рисовать. Жаль только...
Звонок в дверь оборвал её мысли.
— Мам, ты опять со своими красками? — Виктор, даже не разуваясь, прошёл на кухню. — Я звонил три раза!
— Сынок, я работала. Ты же знаешь...
— Работала?! — он фыркнул. — Это ты называешь работой? В твоём-то возрасте!
Елена вздохнула. После смерти Павла прошло уже два года. Два года, за которые она впервые почувствовала себя... живой? Свободной? Тридцать лет брака с мужем-тираном научили её молчать, подчиняться, жить чужими желаниями. А теперь...
— Мам, мы с Наташкой поговорить хотели, — Виктор включил чайник. — Она сейчас подъедет.
— Что-то случилось?
— Да так... О твоём будущем побеспокоиться хотим.
«О моём будущем». Елена невесело усмехнулась. Кого это должно волновать вообще, кроме неё самой?
Наталья влетела в квартиру как маленький ураган:
— Мама! Представляешь, Машка опять двойку притащила! А я ей говорю...
— Наташ, давай к делу, — перебил Виктор.
Дети устроились за столом. Елена машинально достала печенье — то самое, которое они любили в детстве.
— Мам, — начал Виктор, — мы тут подумали... Тебе ведь одной тяжело в такой большой квартире?
— С чего ты взял?
— Ну как... Уборка, коммуналка... А тут ещё твои траты на эти... увлечения.
— Какие траты? — Елена почувствовала, как внутри всё сжимается. — Я трачу свою пенсию.
— Вот именно! — подхватила Наталья. — Лучше бы внукам что купила! Или мне помогла — я же одна их тяну...
— Дочка, я помогаю. Каждый месяц...
— Ой, мам, — Наталья закатила глаза. — Три тысячи — это помощь?! Когда ты на краски и холсты по пять тысяч спускаешь!
Елена почувствовала, как краска заливает лицо. Вот оно что... «Опять».
— Короче, мам, — Виктор положил на стол какие-то бумаги. — Мы нашли отличный вариант. Студия в новостройке, экологический район...
— Что?!
— Ну а что такого? Продашь эту квартиру, купишь студию. Разницу можно...
— В твой бизнес вложить, — закончила за него Елена. — Так, сынок?
— Мам, ну ты что! Это же для твоего будущего! Ну, и для нашего!
— А настоящее? МОЁ настоящее?
Наталья взяла мать за руку:
— Мамочка, ну какое настоящее? Тебе шестьдесят семь! Пора о старости подумать... О внуках...
— О старости?! — Елена вырвала руку. — А о жизни?! Я тридцать лет... ТРИДЦАТЬ ЛЕТ прожила как тень! Ваш отец... — она осеклась.
— При чём тут папа? — нахмурился Виктор.
Елена молча вышла из кухни. В спальне, в нижнем ящике комода, под старыми альбомами лежал конверт. Пожелтевший, с выцветшими буквами.
— Вот, — она положила конверт на стол. — Читайте.
— Что это? — Наталья взяла конверт.
— Письмо. От вашего отца. Перед смертью написал.
Дети склонились над листком. Почерк Павла, четкий, угловатый:
"Дорогие мои дети!
Знаю, вы всегда считали меня сильным. Правильным. Я строил вашу жизнь по своим правилам, и вы выросли такими же — уверенными, что знаете, как надо. Но я ошибался. Всю жизнь ошибался. Ваша мама... Она ведь художницей мечтала стать, помните? В молодости такие картины рисовала! А я запретил. "Несерьёзно это, — сказал. — Дома сиди, детей расти". И она послушалась. Всегда слушалась. Я только сейчас, лёжа в больничной койке, понял, какую жизнь у неё отнял. Сколько света погасил. Помогите матери. Не только финансово. Пусть живёт — так, как хочет. Как мечтает. Поддержите её в творчестве. Она талантливый художник. Берегите маму.
Папа".
В кухне повисла тишина. Только чайник почему-то снова начал закипать.
— я не стала вам сразу отдавать это письмо. Сейчас вижу, что зря. Вы говорите, я должна о старости думать, — тихо сказала Елена. — А я о жизни хочу. Может, первый раз в жизни — «о жизни».
Виктор молча смотрел в окно. Наталья комкала в руках салфетку.
— Мам... — начала она.
— Нет, доченька. Помолчи. Теперь я скажу. Я люблю вас. Очень. Но хватит. ХВАТИТ!
Она распрямила плечи — и вдруг показалась детям выше, моложе.
— Я продам квартиру. Да. Но не для твоего бизнеса, сынок. А для себя. Куплю жильё... в Париже.
— Что?! — дети вскочили одновременно.
— В Париже, — спокойно повторила Елена. — Там отличная школа живописи. И музеи. И...
— Ты с ума сошла! — выдохнула Наталья.
— Нет, дочка. Я как раз в ум пришла. Первый раз в жизни.
...Через месяц Елена сидела в уличном кафе на Монмартре. Перед ней стоял мольберт, на столике дымился кофе в крошечной чашке. Она писала старую часовню — свой первый парижский пейзаж.
"Представляешь, Паша, — думала она, смешивая краски, — я все-таки здесь. И знаешь... небо в Париже точно такое же, как на той моей первой картине. Помнишь? Той, что ты порвал..."
Телефон тихо звякнул. Сообщение от Натальи:
"Мам, Машка твой натюрморт отнесла в городской музей. Говорит, будет как бабушка — художницей. Целую. Скучаем"
Елена улыбнулась и добавила в рисунок немного золотого — того самого оттенка, как у яблок из их с Павлом сада. Она скучала по внукам и детям. Но, как же прекрасен теперь был каждый день её жизни. Теперь она знала точно: жизнь только начинается. Её жизнь, похожая на сказку…