Дождавшись своей очереди, я вошёл в кабинет. Женщина в белом халате сидела за большим столом и что-то записывала в журнал. На краю стола лежала внушительная стопка папок с надписью «Личное дело»
- Здравствуйте – поздоровался я, однако вместо взаимного приветствия услышал требовательное
- Фамилия, имя, отчество?
- Денис Иванович К…
Женщина отложила ручку, быстро отыскала в стопке мою папку, открыла её и положила перед собой. Перебирая бумажки, что-то у меня спрашивала, что-то торопливо записывала, потом захлопнула, протянула её мне и, кивнув на ещё одну дверь в этой же комнате скомандовала
- Туда проходим.
Взяв своё «Личное дело» я проследовал далее. В соседней комнате тоже стоял стол, за которым молча сидели рядом два седовласых военных – полковник и подполковник.
- Здравствуйте – снова поздоровался я. Офицеры кивнули. Подполковник взял мою папку, полистал бумажки, что-то почитал, что-то подписал и передвинул её полковнику. Тот тоже где-то расписался, шлёпнул печать и вернул обратно подполу.
- Ну, всё, свободен. Жди повестку, пойдёшь в ВДВ – буркнул военком.
- Постойте! Как в ВДВ? – обалдевший от такого расклада, машинально возразил я. Я вообще-то в Морфлот собирался. Я думал, вы спросите…
- Товарищ призывник! Покиньте кабинет своими ногами или я сделаю вам больно! – перебил меня громкий бас встающего из-за стола подполковника.
Признаюсь, я был весьма впечатлён его грозным видом, а также тоном и смыслом сказанных в мой адрес слов. Я не ожидал и совершенно не был готов к такому развороту событий. Всё это очень задело меня, расстроило и обидело ещё больше.
- Вы ещё пожалеете об этом – в ярости пообещал я и, выходя прочь, со всей силы захлопнул за собой дверь. До сих пор так и не знаю, почему именно эта фраза сорвалась с моих уст. Что я хотел ей сказать? Что имел ввиду – одному богу известно. Мы и сейчас в жизни много чего говорим не думая, на эмоциях и на нервах, а потом боимся исправить полученный результат, доводя ситуацию до хронической обиды и ненависти. Вот и я тогда невероятно был зол и обижен. Мои мечты о море и бескозырке рухнули в один миг. Я даже плакал, но потом успокоился и решил – «В ВДВ так в ВДВ – тоже не плохо»
Так и случилось, в скорости пришла повестка. По деревенской традиции – устроили мои проводы, и поезд повёз меня на два года отдавать долг Родине в доблестную, гвардейскую, воздушно-десантную бригаду. Впервые в жизни я уезжал из отчего дома на такой долгий срок.
Служба в армии шла своим чередом. Сначала два месяца КМБ, потом присяга, затем ещё два месяца пронеслись в учебке, лишь спустя четыре месяца я наконец-то попал в расположение роты. Получил должность водителя, машину и место в экипаже боевом. Машина была исправной, но не выездной. Как и другая техника, она находилась в боксе и была готова в любой миг рвануть из ворот автопарка на рубежи родного Отечества.
Каждое утро бригада выбегала на плац, на зарядку. Потом убегала на спортгородок качать пресс, на турники и прочие снаряды, от туда бежала пятикилометровый кросс вокруг всего гарнизона и только после этого возвращалась в казармы. Там личный состав мылся, брился, приводил в порядок себя и расположение. Затем роты выходили на улицу, строились и с песней, через плац, шли в столовую завтракать. После завтрака всегда было новое построение, развод и далее по распорядку. Так, в общих чертах, и проходила моя ежедневная служба.
Коренной перелом или ключевое событие случилось, когда за моими плечами уже было десять месяцев армейского стажа. Это случилось случайно и само по себе. Дело в том, что одна из воинских частей нашего гарнизона получила от Министерства обороны новенький УАЗ 469 для своего командира, а прежний передавала нам. Мой командир роты стоял в наряде оперативным дежурным. Из штаба он позвонил дневальному и приказал срочно отправить к нему одного из водителей. Дневальный выполнил приказ моментально. Охватив взглядом расположение он схватил первого, кто попался ему на глаза и послал куда нужно. Этим везунчиком оказался я.
- Ну, а что? Вот и будешь ездить на этой машине. Будешь меня возить – явно в хорошем настроении сказал зампотех части, когда мы прибыли в свой автопарк. Он тут же определил бокс и место для стоянки, а в конце строго-настрого приказал – «Главная твоя задача, чтобы машина всегда была на ходу! А ты в машине!» – как будто зная о чём-то, с лёгкой иронией добавил мой, новоиспечённый бос.
Мне действительно повезло быть водителем у нашего зампотеха. Это был человек слова и человек дела одновременно. Коренастый крепыш, закончивший Рязанское училище ВДВ, для которого честь офицера была короной военного дела. Его авторитет в бригаде недосягаем был даже командиром части, а харизма - просто магической. Каждый боец и каждый офицер в гарнизоне души в нём не чаял, а каждая женщина пошла бы за ним на край света и нарожала бы, не задумываясь, кучу красивых детишек. Это был идеальный пример для подражания, и я многому у него учился. За два года проведённых мной в армии больше я такого благородного офицера не встретил ни разу.
С этого дня служба моя заиграла новыми красками. Я стал выездной и ездил много, ежедневно и почти круглосуточно. Возил комиссии из Москвы или из штаба округа, приезжающие с проверкой, командиров и офицеров части по разным делам, их жён по рынкам и магазинам, мотался по полигонам и т.д. Что-нибудь вывозил из части по просьбам военных или что-нибудь завозил им, успевал и свои дела делать. Одним словом, всё было слишком хорошо и я, естественно, расслабился.
К этому времени бойцы моего призыва уже имели большой опыт самоволок. Был он и у меня. Однажды, в последнюю пятницу марта, поставив машину в бокс, я не пошёл ночевать в казарму, а перелез через бетонный забор и пошёл к девушке, с которой познакомился накануне. Утром по-солдатски собрался и поспешил обратно, чтобы вернуться к общему подъёму. Ещё издали, услышав знакомый топот, я оторопел. Наша бригада уже завершала свой утренний, ежедневный кросс.
- Не может быть, чтобы я проспал! Я ведь раньше будильника подскочил! Тревога что ли? – начал волноваться я, путаясь в навалившихся мыслях. Примкнув к бегущим, тоже побежал в казарму. Оказалось, что в связи с переходом на летнее время, в ночь, вся страна перевела стрелки часов на один час вперёд. Выяснив это в пути, я выдохнул и почти успокоился. Однако, не тут-то было.
- Ой, ты дура-ак! Ты где был? Тебя всю ночь искали, всё обшарили! – с сочувствием в голосе произнёс дневальный, как только нога моя переступила порог располаги. Но лучшую лекцию в жизни прочёл мне дежурный по роте. Из его трёхэтажного мата, в котором не было русских слов, я безошибочно понял, что мне пулей нужно нестись в штаб, где резать из моей шкуры будут кожаные, разноцветные полоски.
Через несколько минут я уже был на месте. Оперативный дежурный высказал мне всё, что он думает обо мне после бессонной ночи и искренне послал в кабинет к комбригу. Я ничего не понимал. «Что случилось? Что, чёрт возьми, случилось?» - звенел в голове безответный вопрос. «Никогда ведь такого не было, чтобы обычной самоволкой лично занимался сам командир части» Не замечая ступеней, я лихо взлетел на второй этаж. Постучал в дверь, вошёл и доложил, как положено
- Товарищ полковник, гвардии рядовой К… по вашему приказанию прибыл.
Комбриг был один. Он сидел в кресле и оживлённо разговаривал по телефону. Закончив, он положил трубку, тут же поднял другую и коротко приказал – «Разводящего или часового ко мне»
Следующие минуты висела полная тишина. Я замер по стойке смирно, полковник не двигался за столом. Молча мы смотрели друг другу в глаза, не моргая и не отводя их в сторону не на миг. Вскоре послышался топот ног и в кабинет, с автоматом в руках, вломился запыхавшийся часовой.
- Забирай – произнёс комбриг возбуждённым голосом.
- Есть! – козырнул автоматчик и повёл меня к выходу.
- Дальше куда? – спросил я на улице
- Куда? Куда? На гауптвахту! И мы, не спеша, обычным шагом двинулись в сторону караулки. Первым шёл я, а сзади, с автоматом наперевес, следовал мой конвоир. Одни роты только выходили на завтрак, другие уже возвращались из столовой, но и те и другие, заметив меня, кричали из строя – «Что натворил-то Диня? За что тебя?» А я пожимал плечами, не зная, что им ответить. Я реально не понимал, какое преступление я совершил и что мне за это будет.
На губе у меня изъяли всё содержимое карманов, срезали знаки отличия, пуговицы, петлицы. Забрали ремни, шнурки, часы – словом всё, чем я мог бы нанести себе увечья или совершить, не дай бог, суицид. Однако, меня определили не в камеру, а в так называемый «стакан». У нас это был деревянный пенал, размерами с холодильник, из массивной доски, только два метра по высоте. Когда часовой отворил тяжеленую дверь, за ней уже стояли вплотную друг к другу два удивлённых десантника.
- Куда-а?! – заорали они в истерике, но меня уже впечатало в них закрытой с размаху створкой. Мы обменялись любезностью, не подбирая выражений и слов, между тем осознав безвыходность ситуации, приняли терпимые позы, успокоились и затихли. Было невыносимо тесно, душно и очень темно, а время тянулось непростительно долго. Звуки отпирания двери насторожили нас и напрягли. Яркий свет ударил в глаза, и мы зажмурились.
- К…, на выход – торопя меня, рявкнул часовой. - Через пять минут ты должен быть у комбрига. Давай, шевелись!
Я и сам был бы рад шевелиться, но не мог. От долгого стояния зажатым, словно в тисках, в неудобной позе всё тело затекло, болело и отказывалось разгибаться. Тем не менее, держа сползающие штаны одной рукой и запахнув гимнастёрку другой, гремя расшнурованной обувью, я поплёлся на выход. Мне вернули изъятое и вышвырнули из караулки на волю. Взглянув на время, я понял, что пробыл там около трёх часов.
- Как через пять минут? – думал я. Что происходит? Почему снова к комбригу? Что он придумал на этот раз? Привяжет меня к ядру и выпалит из пушки? Ну что может быть хуже губы?
В назначенный срок я стоял в кабинете комбрига. По пути в штаб мне почти даже удалось привести себя в соответствующий порядок. Я пришил верхнюю пуговицу на китель, заправил его в штаны, а штаны затянул ремнём. Закрепил кокарду на головном уборе, как-то завязал шнурки и даже начистил обувь.
Полковник сидел в своём кресле и снова кому-то звонил. Увидев меня, он показал жестом, чтобы я проходил и присаживался на стул напротив него. Я прошёл, сел, снял головной убор и, теребя его, стал озираться по сторонам, ожидая своей участи. Положив трубку, он коротко спросил
- Где был?
- У девушки – не громко ответил я. Услышав такое - у комбрига округлились глаза. Он поднялся из кресла и разразился молниями и громом.
- Обалдеть! И этот туда же! Боец, а не охренел-ли ты, а!? Ты вообще знаешь, где ты находишься!? Почему тут находишься!? А может тебе напомнить, если ты, вдруг, забыл!?
Говоря коротко и ходя из стороны в сторону, в конце каждого предложения он подходил к столу, опирался на него и, наклоняясь ко мне, лупил кулаком по нему с таким грохотом и силой, что моя голова рефлекторно втягивалась в плечи. Голос комбрига гремел по всему двухэтажному штабу. Затихли абсолютно все, даже мыши в подвале, наверное, дрожали от страха, а после каждого удара кулаком, наверняка все готовились к тому, что увидят меня вылетающим из оконного проёма.
- Какого чёрта тебя туда понесло!? – продолжал разгорячённый комбриг.
- У неё день рождения был. Я дал ей слово десантника, что приду – сказал я, ничего не придумывая, и поднял на него глаза.
- Что-о? Что ты сказал? – переспросил полковник совсем непохожим тоном. По лицу его вдруг мелькнула задумчивость, а память мысленно умчала в далёкое воспоминание. Перед собой, неожиданно, я увидел совершенно другого мужчину, не монстра готового переломить бедный стол пополам, а обычного человека, такого же, как и я. Подкошенным стеблем рухнул он в мягкое кресло и застыл в нём подобно восковой фигуре. Мой ответ попал ему в самое сердце. Он не смог этого скрыть, а я не смог этого не заметить. Всё случилось внезапно, быстро и длилось какие-то мгновения, но эти мгновения полностью изменили ситуацию.
- А вот за это уважаю – спокойным голосом, по-отцовски произнёс комбриг. Протянул через стол мне сильную пятерню и крепко пожал мою.
- Дуй за машиной, поедем на полигон, там ночью ЧП случилось.
- Есть! – бодро ответил я и радостный помчался за своей ласточкой.
Уже в дороге, из разговоров в машине, я узнал следующее. Одна рота нашей бригады находилась на учениях, на полигоне. Вечером накануне, часть её военнослужащих, села на броню и двумя коробочками поехала в ближайшую деревню, на дискотеку. Местным парням не понравилось, что их девушек приглашают на танцы смелые воины. Завязалась драка. Наши, естественно, пошли в рукопашную и местным пришлось отступить.
Однако, как это бывает в подобных случаях, слухи о том что «Наших бьют» мигом разлетелись по деревне, и на помощь своим тут же сбежалось приличное количество мужского населения. Снова началась драка. Выломали весь штакетник из оград в усадьбах вокруг сельского клуба. Кто кого бил, чем, куда и за что – одному богу известно. Досталось и тем и другим.
Одному из десантников в этой драке ударили по голове доской, в которой торчал гвоздь, и пробили голову. Товарищи затащили его на броню и рванули искать ближайшую больницу, чтобы оказать медицинскую помощь. Другие бойцы запрыгнули на второй ход и стали разъезжать на нём по деревне, гоняясь за местными драчунами. Переехали несколько мотоциклов, посносили заборы, поленницы, что-то ещё. В деревне поднялся такой переполох. Начали звонить в милицию, а та уже сообщила о случившемся нашей воинской части.
По тревоге в бригаде собрали группу из старших офицеров, которых срочно нужно было доставить на полигон, но тут выяснилось, что нет водителя. Не найдя меня, их всё же увезли на грузовой машине. И вот теперь туда, для разбора полётов, я вёз самого комбрига и, кстати, всё для всех закончилось хорошо.
Не скажу, что моя служба в армии прошла незаметно или промелькнула одним днём. Всякое было – и хорошее, и плохое, временами казалось даже, что она и вовсе не закончится никогда. Тем не менее, именно в армии я познакомился со своей будущей женой.
Я вернулся домой, встал на воинский учёт и, выйдя из военкомата, услышал вдруг у крыльца
- К…, ты что-ли? Какие люди! Наверное, сейчас я сильно о чём-то пожалею? – выпуская дым через седые усы, смеясь, произнёс пожилой подполковник.
- Здравия желаю! – без всякой обиды на прошлое поприветствовал я старого знакомого. Мы обменялись дежурными фразами, пока дымилась его сигарета, потом пожали друг другу руки, расстались и больше не виделись никогда.