Предыдущая часть:
Визуальный осмотр
Часто в фильмах видим, как лётчик или техник самолёта или бортовой техник обходит вокруг машины, что-то пробует руками, а колесо просто пинает ногой. Складывается мнение, что лётчик или техник решили посмотреть на свой самолёт перед полётом ради любопытства, со стороны. Но это совсем не так.
Обход вокруг самолёта, это не ритуал, не ради праздного любопытства и называется этот процесс визуальным осмотром, то есть, необходимо убедиться зрительно, что на внешней поверхности всё на месте и нет никаких крупных поломок.
Более того, визуальный осмотр проводится по строго определённому маршруту с обращением внимания на определённые места, узлы и системы летательного аппарата. Чтобы визуальный осмотр был эффективным, надо иметь поистине зрительный талант и хорошее знание техники. Это, как снайпер, который должен иметь хорошее зрение, твёрдую руку и крепкие нервы. Авиационные специалисты, каждый по своей специальности, тоже должны иметь талант, чтобы зрительно схватить основное, не отвлекаясь на второстепенное.
Приведу такой пример. Однажды в командировке, бортовой техник старший лейтенант Анатолий Мусировский, заметил, что уже второй день, после дождя, правый борт вертолёта, как-то странно блестит, будто его только что покрасили. После того, как на солнце борт подсыхает, обшивка снова становится матовой.
Сначала он не придал этому значения, но после второго дня полётов, Толик присмотрелся к этому месту более внимательно и стал сравнивать это место после каждого полёта. Вылетает вертолёт, когда нет дождя, правый борт — матовый. А когда привозит мокрый борт во время дождя — борт, как будто вновь окрашенный.
Посоветовался с экипажем, вместе осмотрели внимательно это место, но никаких повреждений не обнаружили. Решили понаблюдать на повышенных режимах. Когда вертолёт завис, немного повисел, а после этого приземлился, то после приземления, при внимательном визуальном осмотре, заметили на одной из сот масляного радиатора воздушный пузырёк от масляной плёнки. Когда его промокнули, то оказалось, что из одной трубочки множества сот, почти незаметно, просачивается масло из маслосистемы, которым смазываются подвижные детали двигателя. Теперь всё стало ясно.
Во время дождя масло, захватывалось дождевой водой, которая воздушным потоком от несущего винта омывала весь борт и он от этой воды, смешанной с маслом, становился, как будто вновь окрашенным. Но подтекания масла нигде не было видно. Такая «подленькая» скрытая неисправность. И масляно-водяная плёнка была такая тонкая, что быстро высыхала на солнце и ничего нельзя было заметить.
Обнаружив эту серьёзную неисправность при визуальном осмотре, экипаж принял решение, что полётное задание выполнять нельзя и доложил об этом в полк. Я укомплектовал всё необходимое для замены маслорадиатора в полевых условиях и на другом вертолёте мы полетели на точку. Экипаж в это время находился в распоряжении управления южного авиационного корпуса, а поскольку аэродрома близко не было, то стоянка вертолёта была на лугу в двух километрах от штаба корпуса, который размещался в городе Виттенберг (ГДР).
В этот же день, когда привезли маслорадиатор, мы с бортовым техником его заменили, но облетать вертолёт не успели, так как уже вечерело и армейский руководитель полётов не дал разрешения на облёт. Следует также сказать, что при ещё одном опробовании, когда экипаж демонстрировал мне эту неисправность, масло уже вытекало довольно сильно и не из одной трубки сот. Это говорило о том, что если бы бортовой техник не обнаружил визуально эту неисправность, то масло из системы могло вытекать и двигатель в полёте могло заклинить, что привело бы к серьёзной аварии, а то и к авиационной катастрофе. Вот такое значение имеет визуальный осмотр, который входит составной частью в любую из подготовок техники.
Этот случай мне хорошо запомнился ещё и тем, что в то время, когда я улетел на замену маслорадиатора, полковой врач, Кушнир Борис Карпович, увёз мою жену в роддом и по прилёту из этой краткой командировки, когда я позвонил в роддом — узнал, что у меня родился сын. Все меня начали поздравлять и я надолго забыл об этом случае на виттенбергском лугу.
Товарищ Бумеранг
Услышал я эту то ли байку, то ли быль в начале 1963 года, а происходило это лет на десять раньше.
Приехал я в авиационный полк молодым лейтенантом и назначили меня старшим техником группы обслуживания в вертолётную эскадрилью. Всех моих однокашников назначили бортовыми техниками, они были холостяками, а меня, женатого — старшим техником, чтобы я не болтался неделями по командировкам, а был при семье. Я немного повозмущался, что не попал в «лётно-подъёмный состав» и успокоился.
Поскольку опыта низовой руководящей работы у меня совсем не было, то я первое время «стажировался» у начальника группы обслуживания по вертолёту и двигателю старшего лейтенанта Коваленко Константина Филипповича. Он отслужил в армии двадцать три календарных года и уже готовился к увольнению по выслуге лет. С ним я ходил на полёты, он мне всё подробно рассказывал и показывал, всё и обо всём, что входило в мои обязанности.
Особенно мне нравилось слушать рассказы Константина Филлиповича или «деда Кости», как его за глаза называли молодые лётчики. Особенно щедро Коваленко делился воспоминаниями службы в других полках, когда мы ждали экипажи с маршрутов во время ночных полётов.
В одну такую ночную смену я упомянул, что во время учёбы в училище был «секретчиком», получал секретную литературу и читал в библиотеке приказы про разные случаи на ночных полётах. Про случаи, когда солдаты летом засыпали в траве, а спецмашины наезжали на них и травмировали.
И тогда Константин Филиппович рассказал тоже случай, который произошёл у них в полку, где он раньше служил. Было это на МиГ-15, которые готовили для командировки в Корею, где тогда шла война.
Тогда полётных смен было не меньше трёх в неделю с переходом со дня на ночь, а лётчики в дежурных звеньях часами не вылезали из готовности.
Увольнения солдат в город в те времена были редкостью и особенно недисциплинированные солдаты бегали в самовольные отлучки. С ними приходилось бороться гарнизонным патрулям. Особо результативным был по поимке самовольщиков офицер-лётчик капитан «Бумеранг». «Бумерангом» его окрестили солдаты за то, что при поимке каждого, капитан произносил:
— Запомните, товарищ солдат, всё возвращается бумерангом!
Однажды капитан изловил механика самолёта, который обслуживал Константин Филиппович, по фамилии Хвиртко. И этот ефрейтор Хвиртко попался не только на самоволке, но и был подвыпившим. Как и всех, капитан «Бумеранг» определил его к коменданту гарнизона на гауптвахту. А ещё оказалось, что ефрейтор Хвиртко числился в звене капитана и когда он вышел с гауптвахты, то об этом пришёл докладывать тоже капитану «Бумерангу», но растерялся и начал докладывать:
Товарищ Бумеранг!..., но поняв, что у него вырвалось, замялся и начал снова:
Товарищ капитан! Ефрейтор Хвиртко прибыл с гауптвахты.
Капитан засмеялся и махнув рукой, сказал:
— Запомните, ефрейтор, бумеранг всегда возвращается, так что заканчивайте с самоходами.
На этом инцидент был исчерпан. Но не для ефрейтора.
А в те далёкие времена был такой порядок, что перед полётами все свободные солдаты и офицеры выходили на взлётно-посадочную полосу и шли несколькими шеренгами, внимательно осматривая бетон, выискивая мельчайшие посторонние предметы, которые не убрали специальные агрегаты, очищающие полосу.
Так было и в те полёты. Но случилось так, что ефрейтор Хвиртко что-то заметил на полосе, но никому ничего не сказал, так как был обозлён на офицеров за гауптвахту.
Начались полёты и третья машина, которая взлетала, схватила кусок смолы с бетонки и самолёт МиГ-15 упал недалеко от торца полосы, не набрав достаточной высоты, чтобы спланировать. Лётчик катапультировался, но высота была малая для катапультирования и он получил сильные травмы, но остался жив. В дальнейшем его списали с лётной работы по состоянию здоровья.
Через несколько дней по полку поползли слухи, что ефрейтор Хвиртко видел этот отколовшийся кусок, но никому не доложил. Правда это было или ефрейтор зло бахвалился, чтобы отомстить за свой арест и сидение на гауптвахте, так и осталось тайной, хотя этим и занимался «особист». Беседовал с ефрейтором об этом и капитан «Бумеранг», но кто же об этом признается. Так всё и спустили на тормозах. Но поговаривали, что капитан «Бумеранг» как-то добился, что ефрейтор не сказал о том куске смолы, но он сожалеет об этом и не хотел этого. Но вскоре об этом совсем забыли.
А на следующее лето ефрейтор Хвиртко на ночных полётах отошёл от всех в сторонку и уснул в траве. А в это время молодой водитель на воздухозаправщике разворачивался и заехал на траву и наехал на спящего ефрейтора. При этом у Хвиртко были травмированы ноги и его после госпиталя уволили по инвалидности.
А в полку с тех пор всем механикам, которые попадались на грубых нарушениях напоминали:
— Вот подождите, капитан Бумеранг обязательно возвратится.
Этот рассказ старшего лейтенанта Коваленко про капитана «Бумеранга» я запомнил навсегда. И вам рассказал. Он мне показался поучительным.
Мой инструктор
Нам сменили специализацию. Неожиданно для нас. Раньше нас готовили техниками на современные реактивные истребители, а теперь мы будем изучать вертолёты, да ещё с поршневыми двигателями. Мы возмущены. Но нас спрашивать не стали, это — армия. Но несколько человек в качестве протеста пошли по законному пути, написали рапорта на увольнение, благо — мы уже отслужили по два года и дослуживать не пошлют, а разрешат перевестись в любой техникум с авиационной специализацией.
Но командование училища пошло на изощрённую хитрость. Нам назначили инструктора, который до этого служил на севере и летал с асами полярниками, такими, как Мазурук, Колошенко и даже с Водопьяновым, одним из первых Героев Советского Союза.
Капитан Шкалов, наш новый инструктор, был настоящим авиатором, каких мы видели во всех фильмах, он юмор просто излучал. Нет, смешно, до хохота не было, но то, что он рассказывал о транспортной военной авиации, заставляло нас всё больше и больше верить нашему инструктору, что в авиации служить не только не трудно, но и весело. Как-то незаметно, исподволь, капитан Шкалов это нами внушил. Мы, никому не верившие, ему поверили.
Наш новый инструктор служил до этого в бухте Провидения, в Анадырском заливе Берингова моря, у юго-восточного берега Чукотского полуострова и летал бортовым механиком, а затем бортовым техником на самолётах Ли-2 и Ил-14. Вот об этом он нам и рассказывал на занятиях. Часто у нас перерывы между занятиями были не менее интересными, чем сами занятия. На каждом перерыве капитан Шкалов рассказывал нам какую-нибудь авиационную байку, тем самым гипнотизируя нас для работы на авиационной технике.
Одна из таких баек о глухом учёном-исследователе и глуховатом командире лётного отряда.
Однажды командир лётного отряда должен был испытывать прибор по измерению толщины льда в Беринговом море в интересах моряков-подводников. Руководить испытаниями прислали из Москвы учёного-исследователя в звании генерал-майора, начальника крупной лаборатории одного секретного НИИ. Генерал летел в гражданской одежде и представился, как профессор, не воинским, а учёным званием. Командир экипажа, который привёз из Москвы, этого профессора, был недоволен тем, что тот на протяжении всего полёта заходил в кабину лётчиков и донимал ребят разными вопросами. Ну не выгонишь же профессора из кабины, хотя и не положено посторонним находиться в кабине лётчиков. А профессору было всё интересно, он был не авиационный генерал. Кроме того у профессора не было шлемофона и когда командир экипажа отвечал на его вопросы, ему приходилось кричать профессору на ухо, так как самолёт был транспортный, без звукоизоляции. Вот командир и придумал, как ему подшутить над профессором, а заодно и над полярными лётчиками, так как экипаж был московский, с Чкаловского аэродрома, что под Москвой.
Как только приземлились, командир распрощался с профессором и на прощанье ему сказал:
— Товарищ профессор! Когда будете общаться с майором, командиром отряда, вы громче ему кричите, а то мы много летаем и у нас от гула моторов плохо со слухом.
Профессор, который убедился ещё в полёте, что надо перекрикивать гул моторов, в знак понимания согласно кивнул головой и поблагодарил командира экипажа, который привёз его на север. На этом и распрощались.
После этого командир прилетевшего экипажа поехал в штаб отряда, сообщить о прибытии экспедиции с аппаратурой и чтобы оформить командировочные документы. Встретившись с командиром отряда, он сообщил о целях и задачах экспедиции и уходя, сказал:
— Товарищ майор! Вы громче кричите этому профессору, а то он немного глуховат, мне пришлось ему кричать весь полёт. Я чуть не охрип за это время, — на этом командир прилетевшего экипажа распрощался и пошёл готовиться к полёту по обратному маршруту.
Через какое-то время, профессор со своим оборудованием прибывает в штаб местного авиаотряда, заходит в кабинет командира и, как советовали ему, кричит:
— Здравствуйте, товарищ майор!
Майор, тоже, почти криком, отвечает:
— Здравствуйте, профессор! Как долетели? — и подойдя ещё ближе, ещё громче, спросил:
— Ещё не обустроились? Вас сколько человек будет? — и от громкого крика закашлялся.
Профессор, криком продолжает отвечать:
— Пока я прилетел один. Откалибруем аппаратуру, тогда прибудут остальные. Ещё не обустроился, я пока здесь слабо ориентируюсь, надеюсь вы мне в этом поможете, продолжал кричать профессор, он же и генерал.
В этот момент в кабинет заходит один из подчинённых майора и тот сразу его тихим голосом озадачивает:
— Слушай, обустрой этого глухого профессора, устал я от него, — а сам повернулся к профессору и снова заорал:
— Товарищ профессор, сейчас вас проводят в гостиницу, вы там обустроитесь, отдохнёте, а на завтра у нас запланирован первый полёт на полигон, где будем испытывать прибор.
Когда сопровождающий и профессор выходят из кабинета, профессор, ещё не догадываясь о розыгрыше, нормальным голосом говорит сопровождающему:
— Капитан, вы скажите своему глухому командиру, чтобы он не орал так, я его и вас прекрасно слышу.
Капитан, не владея всей ситуацией, удивился и ответил:
— Товарищ профессор! Да не глухой наш майор, ему сказали, что вы плохо слышите, вот он громко и говорил.
В это время капитан и профессор пришли в гостиницу и капитан при оформлении увидел, что это никакой не профессор, а генерал-майор из московского НИИ. Теперь ужу спросив разрешения, капитан побежал в штаб и рассказал командиру отряда и о профессоре-генерале с прекрасным слухом, и о шутке командира столичного экипажа над ним и над генералом. Командир отряда сразу помчался на аэродром, надеясь всё высказать московскому гостю, но тот уже выруливал на взлётку для полёта обратно в Москву.
На следующий день со всем этим юмором разобрались, поняв, что московский пилот над всеми подшутил и пообещали ему всякие кары, если он снова прилетит на севера. Но он больше там не появился. Что касается генерала и командира отряда, то они успешно завершили испытания, при этом подружились и их за эти испытания наградили.
Таких авиационных баек капитан Шкалов рассказывал нам множество и в конце концов убедил нас, что мы будем работать и летать на самой лучшей технике в ВВС. Окончив училище, мы были благодарны нашему инструктору, капитану Шкалову. Лично мне он дал какую-то искру веры, что авиация — моё призвание и спасибо ему за это.
Продолжение: