Привычки подслушивать чьи-либо разговоры у Андрея никогда не было, так уж его воспитали. Просто в этот раз всё как-то само собой получилось. Мама с подругой разговаривали на кухне слишком громко, а он вошёл в квартиру неслышно, практически на цыпочках.
Парень давно приучил себя производить как можно меньше шума, потому что маме после операции на сердце требовался особый режим и дневной послеобеденный сон был неотъемлемой частью этого режима. Но, как оказалось, сегодняшний день, в части отдыха, стал исключением.
На самом деле по-настоящему громко говорила мамина подруга Люся, но и тон мамы в этот раз был выше обычного. Так что пока Андрей снял кроссовки, пока прибрал их на обувную полку и сделал несколько шагов в направлении кухни, он уже разобрал, о чём спорят женщины.
— И зачем только я тебе это сказала! — оглушительно рычала на хозяйку подруга.
Андрей усмехнулся, стоя перед закрытой дверью. Люся, несмотря на возраст, — ураган, способный при необходимости снести на пути все преграды. В свои пятьдесят девять она обладает совершенно неуёмной энергией, к которой прилагается зычный командный голос. А если женщина ещё и тон повысит, посуда в шкафу звенеть начинает. Но мама Андрея очень любила свою подругу, потому что по натуре та была доброй и готовой прийти на помощь в любую минуту, да и дружба эта длилась, сколько Андрей себя помнил. И даже дольше, с самой юности женщин. Парень тоже уважал подругу мамы, несмотря на громогласность и прямолинейность. Ему даже нравилось, что Люся всегда без обиняков говорила то, что думает, резала правду-матку в глаза. А её напористый характер в прямом смысле спас маме жизнь. Год назад, когда подруге понадобилась срочная операция на сердце, Люся развила такую бурную деятельность, что выбила внеочередную квоту. И кто знает, чем бы всё закончилось, если б не она.
— Оля! — продолжала вопить гостья.— Ну что за характер?! Ты спросила, какие в деревне новости, я ответила! Но не для того, чтоб ты из себя мать Терезу строила! Забыла, как он тебя с ребёнком на улицу выставил?! О какой помощи может идти речь этому...?
Дальше последовало непечатное выражение, потом пауза, во время которой Ольге удалось вставить слово.
— Но так же нельзя, — женщина возразила настолько громко, насколько могла. — Он ведь отец моего мужа, а Андрюшке и вовсе дедом приходится. Родная кровь.
— Родная кровь?! — Люся совсем разбушевалась. — А он за десять лет хоть раз вспомнил про эту кровь?! Что у него внук есть?! А?! Без крыши над головой вас оставил почти сразу после похорон! Виктор бы такого не простил! И ты не смей! За всё в жизни нужно платить, вот и пусть лежит теперь в своих фекалиях!
— Люся!
— Что Люся! Разве я не права?! В конце концов, для таких, как он, есть интернаты!
— Нам ведь возможно тоже придется платить за чёрствость, — при этих маминых словах Андрей открыл дверь.
— Сын? — Ольга повернула в его сторону голову. — Ты всё слышал, что думаешь?
— Мам, я поеду, — твёрдо сказал парень. — Всё равно до начала лекций в университете ещё целый месяц и заняться мне нечем. А тебя Люся будет навещать.
Он вопросительно посмотрел на гостью.
— Да делайте, что хотите, — махнула рукой та. — Альтруисты, тоже мне.
* * *
Андрей смотрел на мелькающие за окном автобуса пейзажи и думал. Как он приедет к деду? Что скажет? Не выставит ли его старик на улицу? Они не виделись десять лет (после того, как не стало папы) и не общались даже по телефону. Чужие по-сути люди. Да и раньше, когда маленький Андрейка приезжал с отцом навестить старика, тот не благоволил к внуку. Дед даже не смотрел в сторону мальчика, как будто его и нет вовсе. О том, чтобы улыбнуться или поговорить и речи не велось.
Андрей не понимал такого отношения, задавал вопросы отцу, но Виктор всегда отмалчивался. Только став взрослым, парень узнал о причине подобного отношения. И рассказала ему об этом как раз Люся, эмоционально и в красках.
Двадцать лет назад дед был против женитьбы сына на матери Андрея. Против сильно, категорически, до ругани и полного раздора. Сам он объяснял это тем, что жена не должна быть настолько старше мужа. А Ольга была старше Виктора на целых девять лет. Ей было тридцать восемь, за плечами - ранний неудачный брак, после которого никаких отношений женщина строить не хотела. А тут Виктор, молодой, но напористый. Влюбился, добивался долго и в конце-концов покорил сердце Ольги.
— Не бывать этому! — услышав, кого сын выбрал в жёны, Федор так саданул кулаком, что треснула столешница.
Но Виктор не отступил. Женился, съехал от отца в соседнее село, будучи уверенным, что со временем родитель поймет и остынет. Подумаешь, разница в возрасте, ерунда какая.
Но Федор не остыл, ни через год, ни через пять, ни через десять лет. Потому что истинной причиной, как выяснилось позже, была вовсе не та, что он озвучил сыну. Лишь спустя время старый друг отца рассказал Виктору о настоящей. А причина эта уходила корнями в далёкое прошлое.
В молодости Федор любил Настю, мать Ольги. Сильно любил, безумно, до беспамятства. И жениться собирался. Настасья не противилась, женихом он был видным: красавец, косая сажень в плечах. А накануне свадьбы сбежала, оказалось, по другому давно сохла. И как только этот другой поманил — была такова.
Федор чернее тучи ходил, долго на девок не смотрел даже. К сорока годам только женился, на маленькой, тихой, болезненной Любушке. В деревне говорили, не по любви женился, из жалости. Так оно, скорее всего, и было.
Через пару лет после рождения ребёнка Любушка тихо угасла и стал Федор сына один растить. Всю душу в него вложил, а тут... Дочь этой предательницы, разве можно допустить.
Хотя ведь столько воды утекло, и Настасьи уж в живых нет давно. Но, видать, крепко сидела в душе Федора та заноза. Настолько крепко, что так до конца и не простил сына. И не только Ольгу не принял, внука родного не признал.
Когда Андрею было десять, погиб отец, авария на производстве. Тогда дед их на улицу и выставил. Дом то, в котором сын с семьёй жили, ему принадлежал.
Подругу с мальчиком приютила всё та же Люся. Трудно было, но со временем жизнь наладилась. А с Федором ни Ольга, ни Андрей так больше и не виделись. Все десять лет.
И вот теперь, спустя столько времени, становится известно, что старик прикован к кровати.
* * *
Так и гадал Андрей всю дорогу, как примет его дед. Да и вообще примет ли, может сразу на дверь укажет. Ему было десять, когда они виделись в последний раз, вполне уже сознательный возраст и суровый нрав старика хорошо запомнился. Да и наслышан был достаточно, главным образом от Люси. Но не поехать он не мог. А как иначе, родная кровь, мама права.
— Глашка, ты?! — послышался старческий, но довольно громкий и грубый окрик, едва Андрей ступил на порог. — Чего молчишь, шлёндра?! Язык проглотила?! Не могла раньше прийти?!
Парень пересёк захламлённую кухню и остановился в дверном проёме комнаты.
— Дед, это я, внук твой. Вот, приехал, ухаживать за тобой буду.
Повисла минутная тишина. Андрей ждал, какая последует реакция, из-за полумрака с трудом различая лицо старика, лежащего на кровати в дальнем углу.
— Занавесь отодвинь! — всё так же неласково бросил дед. — И подойди!
Раздвинув в стороны плотные шторы, Андрей взял в руки табурет, поставил у кровати, сел.
— Вылитый Витька, — голос Федора едва заметно дрогнул, но через секунду он продолжил уже своим прежним тоном. — Ухаживать значит приехал? Ну-ну. Дело хорошее. А то с Глашки толку, как с козла молока. Старуха, что с неё взять.
— Это кто старуха? — в комнате появилась маленькая юркая женщина очень преклонных лет. — Кого ты тут, хрыч чёртов, старухой назвал? Я почитай на десять лет моложе тебя!
— У, завелась, — пробубнил негромко старик. — Говорю же, толку ноль. Только и может, что верещать.
Зыркнул недобро и отвернулся к стене.
— Внук? — бабка подошла к Андрею и упёрла руки в бока.
Парень кивнул.
— Идём ко мне, — скомандовала. — Накормлю, да расскажу, что и как.
Бабушка Аглая помогала Фёдору по-соседски, да по доброте душевной, как она сама выразилась. И хоть выглядела женщина бодрячком, всё же восемьдесят - не тот возраст, когда лишние нагрузки переносятся с лёгкостью. И ноги не такие резвые, как "бывалоча по-молодости", и руки "ноють".
— А дед твой, — продолжала жаловаться старушка, подкладывая на тарелку Андрея блинчики, — каким был кабанякой, таким и остался. За цельный месяц болезни ни сколь не схудал. Диву даюсь, с его-то хворью.
— А что с дедом? — решил уточнить Андрей. — Он совсем не двигается?
— Двигается, — соседка махнула рукой, — на кровати. С боку на бок. А по избе не хо́дить. И не мытый уж сколь времени, смрад стоит. А как болячка называется, не знаю, но осталось Фёдору немного. Это мне Ванька, фельдшер наш сказал. Так что давай, Андрейка, приступай к родственным обязанностям.
Провожая парня в дом деда, Аглая сунула ему в руки кастрюльку с тушёной картошкой, а когда тот вышел за порог, перекрестила спину.
— Дай бог тебе, сынок, снести всё это, — прошептала со вздохом. — Характер то у старого хрыча совсем не сахар.
Начал Андрей с того, что затопил баню. Потом накормил деда, прибрал в доме. А к вечеру, когда баня истопилась, стал готовить Федора к водным процедурам. Старик сопротивлялся, как мог, в основном словами, крыл внука трёхэтажным матом, но парень справился. Благо фигурой в пращура удался и силушки было не занимать. Сгрёб в охапку и понёс мыть. И обратно так же. Фёдор конечно покочевряжился ещё, поматюкался, но вскоре умолк, видать самому понравилось в чистом теле быть.
Так и стали дед с внуком вдвоем жить. Андрей старика заставлял таблетки принимать, тот уже и не ругался, ворчал только. Варил деду пельмени, которые Фёдор уважал больше другой пищи. В хорошую погоду из дома выносил, на солнышке погреться. А по вечерам они на ноутбуке Андрея комедии смотрели. Старик ожил, порозовел и помирать, казалось, передумал вовсе. Даже Аглая удивилась, когда пришла навестить соседа.
— Экий ты, — говорит, — Федька, свежий то стал. Чисто младенец.
К концу месяца Андрей в город собрался, надо было с университетом что-то решать.
— Дед, да я вернусь, — пояснил, видя, как насупился Федор. — Дня через два-три. За тобой пока баба Глаша присмотрит.
Старик усмехнулся, кивнул чуть заметно и отвернулся к стене.
По возвращении, уже на подходе к дому, Андрей увидел отъезжающую от двора деда скорую и соседку, стоящую у калитки. Прибавил шаг, почти побежал.
— Что? Что случилось? — дёрнул бабу Глашу за рукав.
— Отходит сердешный, — Аглая высморкалась, поправила сбившийся набок платок. — Укол вот поставили. Отмучается наш Федька скоро.
Парень ринулся со всех ног в дом.
— Да куда, оглашенный?! — услышал за спиной. — Спит он уж наверное.
Фёдор не спал. Слабо улыбнулся, как только увидел вбежавшего внука и часто-часто заморгал.
— Дед, ты чего? — Андрей присел у кровати на корточки. — Я пельмени купил, ты же любишь. Вечером баню истоплю.
— Ты, Андрюшка, прости меня, — сдавленно сказал Федор.— И матери передай, что прощения просил. А у Витьки я сам вымолю, там.
Старик на секунду поднял взгляд к потолку и тут же снова посмотрел на внука.
— Как же ты на него похож, на моего Витьку. Только вот глаза... глаза её. Как озёра бездонные. Скоро поди свидимся.
Он вздохнул с шумом и из левого глаза по щеке скатилась слеза. Никогда Андрей не видел своего сурового деда таким, грудь сдавило от жалости. Но старик быстро взял себя в руки, утёрся кулаком и обратился к внуку обычным тоном:
— Деньги там, в шкафу возьмёшь.
— Да ты поживёшь ещё, дед,— перебил парень. — Какие деньги?!
— Такие деньги! — Федор разбавил досаду крепким словцом. — Это не на похороны. Вообще плевать, как человека меня похоронят или закопают, будто собаку. Это для тебя. Десять лет собирал. Теперь иди, спать я хочу.
Старик по своему обыкновению отвернулся к стене и через минуту послышалось сопение, перемежающееся хрипами.
До вечера дед не просыпался, а утром, когда парень открыл глаза, Фёдор уже не дышал.
Деньги в шкафу действительно нашлись. Андрей обнаружил их потом, когда всё закончилось. И сумма была такой, что с трудом представлялось, как мог накопить столько одинокий пенсионер.
— Откупился, — съязвила Люся, когда узнала всю историю. — Теперь ему место в раю обеспечено.
И тут же подняла вверх обе руки, увидев укоризненные взгляды Ольги и Андрея.
— Всё, всё, молчу. Бог ему судья. Моё дело сторона. Это вы у нас блаженные, что мать, что сынок. Простили ирода, как же, родная кровь.
Ольга улыбнулась подруге, обняла сына.
— Ты молодец, Андрюшка. Всё правильно сделал. Папа бы тобой гордился.