В тот вечер за окнами многоэтажки завывал ветер, словно оплакивая чью-то несбывшуюся мечту. Анна стояла у плиты, помешивая куриный бульон — мама снова неважно себя чувствовала.
— Анечка! — раздался слабый голос из спальни. — Доченька, мне так плохо...
Анна вздрогнула, чуть не выронив половник. Её сердце сжалось от привычной тревоги. Выключив газ, она поспешила в комнату матери.
Татьяна Семёновна лежала на кровати и прижимала руку к груди. Её лицо было бледным. На лбу выступили капельки пота.
— Мамочка, может, скорую? — Анна присела на край кровати, нащупывая пульс на материнском запястье.
— Нет, не надо... — Татьяна Семёновна слабо махнула рукой. — Просто посиди со мной. Знаешь, я вчера смотрела старые фотографии... Помнишь, как я вас с Лёшей в институт устраивала? Сколько сил потратила, сколько денег... А сейчас вот лежу одна, никому не нужная...
Анна почувствовала, как внутри всё сжимается от чувства вины. Да, мама действительно всю жизнь положила на них с братом. После ухода отца она работала на двух работах, часто недосыпала, недоедала, но сумела дать детям высшее образование.
— Мам, ты же знаешь, что мы с Лёшей всегда рядом, — тихо произнесла Анна, поправляя одеяло.
— Рядом? — горько усмехнулась Татьяна Семёновна. — А кто вчера на какой-то там корпоратив собирался? Думаешь, я не слышала, как ты с подругой по телефону шепталась? Я, значит, тут умирать буду, а ты развлекаться пойдёшь?
В этот момент в комнату заглянул Алексей. Его лицо выражало привычную смесь беспокойства и усталости.
— Как ты, мам? — спросил он, проходя к кровати.
— Ах, и ты здесь, — Татьяна Семёновна приподнялась на подушках. — Думаешь, я не знаю, что ты съехать хочешь? Со своей этой... как её... Машей? После всего, что я для тебя сделала?!
Алексей побледнел. Его отношения с Машей только начали налаживаться, и он действительно подумывал о том, чтобы снять квартиру.
— Мам, перестань, — попытался он возразить. — Никуда я не собираюсь...
— Лжёшь! — Татьяна Семёновна резко села в постели, но тут же схватилась за сердце. — Ох... Видите, что со мной делаете? А я ведь всё для вас... Всё! Ночами не спала, подработки брала... Знаете, сколько стоило ваше образование? А репетиторы? А книги? Я всё помню, до копеечки!
Её голос становился всё громче, переходя в истерические нотки. Анна и Алексей переглянулись — такие сцены случались всё чаще.
— А теперь что? Бросить меня хотите? Пока не отработаете всё, что я в вас вложила — никуда не пойдёте! — Татьяна Семёновна закашлялась, хватая ртом воздух.
Дни складывались в недели, недели в месяцы. Жизнь превратилась в бесконечную череду "приступов", упрёков и подсчётов "долга". Маша не выдержала очередной истерики Татьяны Семёновны и перестала приходить. Анна отказалась от повышения в должности — оно требовало командировок, а оставить маму было невозможно.
— Я не могу больше, — прошептала Анна брату поздно вечером на кухне. — Мы как в клетке. Каждый раз, когда пытаемся что-то изменить — у мамы случается приступ.
Алексей молча кивнул, глядя в окно.
— А врачи? — спросил он наконец. — Может, есть какое-то лечение?
— Ты же знаешь — она отказывается. Говорит, что врачи не понимают её болезни.
И тут Анну осенило. Она вспомнила статью, которую недавно читала в интернете.
— Лёш, а что, если... — она понизила голос до шёпота. — Что, если нам посоветоваться с психиатром?
Доктор Артёмов оказался моложе, чем они ожидали. Внимательно выслушав историю семьи, он долго молчал, постукивая карандашом по столу.
— Понимаете, — наконец произнёс он, — здесь может быть сложное переплетение реальных проблем со здоровьем и эмоциональных травм. Ваша мама пережила уход мужа, тяжёлые годы, когда пришлось одной поднимать детей... Это всё оставляет след.
— Но что нам делать? — в голосе Анны звучало отчаяние.
— Давайте попробуем... нестандартный подход, который вы Анна предложили в самом начале, — предложил Артёмов. — Я мог бы прийти к вам домой как друг Анны. Понаблюдать, поговорить...
План казался рискованным, но они решили попробовать. Вечер знакомства прошёл удивительно спокойно. Татьяна Семёновна, увидев нового человека, словно преобразилась — стала оживлённее, даже пирог испекла. Ей нравилось, как мягко и с теплом обращался к ней «друг Анны». Она давно так радушно ни с кем не общалась.
Когда Артёмов попросил минутку приватного разговора, никто не ожидал, что этот момент изменит всё.
— Татьяна Семёновна, — мягко начал он, когда они остались наедине. — Я должен признаться... Я врач-психиатр.
Она застыла, но не разгневалась, как все ожидали.
— Я... я так устала, — вдруг прошептала она, и её глаза наполнились слезами. — Так устала бояться... Никто не слышит меня. У меня всё болит, а врачи не находят причину. Все анализы хорошие. Я чувствую, что детям плохо со мной, но не знаю, как жить, если они уйдут!
Доктор предложил Татьяне Семёновне обследоваться в его клинике. Она сначала не хотела. Говорила, что не видит смысла, ведь не считает себя сумасшедшей и не выглядит так. Но потом всё-таки согласилась, чтобы всем доказать, что с психикой у неё всё нормально.
Синдром Мюнхгаузена в сочетании с тревожным расстройством — прозвучал как приговор и, одновременно, как освобождение. Началась терапия, долгая и непростая.
Прошёл год. Сегодня в их квартире впервые за долгое время звучит смех. Анна, Алексей и Татьяна Семёновна сидят на кухне, пьют чай с тем самым фирменным пирогом.
— А знаете, — говорит вдруг мама, и в её голосе нет привычной горечи, — я так горжусь вами. Правда горжусь. И... простите меня ещё раз.
Анна ловит взгляд брата и улыбается. Они больше не чувствуют себя должниками. Теперь они просто семья, где любовь измеряется не деньгами, а теплотой сердец.
А за окном всё так же воет ветер, но теперь он будто поёт о начале новой жизни.