2024-й, год, о котором я точно не буду вспоминать с ностальгией (и, полагаю, далеко не только я), закончился. И под самый его конец на 101-м году жизни скончался Джимми Картер – идеалист и мечтатель, политик из народа, который так и не смог воплотить свои политические мечты в жизнь, 39-й американский президент, который в 1979-м лобызался с Брежневым, а в 1980-м призвал к бойкоту Московской Олимпиады, и при этом к постсоветской России относившийся вполне лояльно.
Не успел начаться год 2025-й, как мировая политика потеряла ещё одного политического долгожителя. 7 января пришла печальная новость о смерти многолетнего лидера и одного из основателей Национального Фронта, яркого политика и оратора, говорящего всегда то, что думает, настоящего патриота настоящей Франции Жана-Мари Ле Пена, на протяжении нескольких десятилетий бывшего ночным кошмаром всей левой троцкисткой и марксистко-масонской братии, определяющей ныне идеологию в большинстве стран Запада. Ему было 96. Точнее - девяносто шесть с половиной.
Конечно, зная о его возрасте, я понимал, что в любой момент эта печальная новость может омрачить моё и без того не самое лучшее настроение. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, подготовиться к такому невозможно. Разумеется, я не смог остаться в стороне и ничего не написать об этом выдающемся политическом деятеле, который ещё в 50-х годах прошлого века увидел то, что многие до сих пор не могут понять. Ради этого я даже на время отложил продолжение обещанного анализа прошедшего в Омске Чемпионата России по фигурному катанию.
В эти непростые годы, в которые мы живём (а когда они были простыми!), всё взаимосвязано, и спорт, к сожалению, неразрывно связан с мировой политикой. И если бы идеи Жана-Мари Ле Пена победили, сейчас бы в Европе была бы совсем другая жизнь, и отношения Франции и России были бы совсем другими, и наши спортсмены полноправно выступали бы на Олимпиаде в Париже, на открытии которой, естественно, не было бы той безобразной вакханалии, которую осудили даже некоторые американские сенаторы.
Фигурой на политической сцене Франции и всей Европы Жан-Мари Ле Пен, безусловно, был заметной, но далеко не простой. Понять его, особенно учитывая его первые шаги к большой политике, взгляды и высказывания, которые не всегда понимались правильно, тем, кто делит мир только на чёрное и белое, кто привык верить пропагандистам, будет довольно сложно. Для этого нужно знать и понимать особенности той страны и обстановки, в которых жил Жан-Мари Ле Пен и в которых формировались его воззрения на окружающий мир. А там было (и есть) далеко не всё так однозначно. И сейчас мы видим, как те, кто вроде бы должен был выступать за мир, являются главными апологетами войны, а те, кого принято было обвинять во всём, на что фантазии хватит, наоборот, борются за мир и нормализацию отношений, в том числе и с Россией. И при этом все друг друга обзывают «фашистами». Но к этому мы ещё вернёмся в следующих частях настоящей статьи, когда речь пойдёт о демонизации Жана-Мари Ле Пена, его партии и даже его дочерей. Пока же мы вкратце посмотрим, с чего начинался его путь в большую политику.
Жан-Мари Ле Пен родился 20 июня 1928 года в селении Трините-сюр-Мер департамента Морбриан в регионе Бретань на северо-западе Франции.
Семья Ле Пенов имеет бретонские корни. Бретонцев нельзя причислить к этническим французам – потомкам франков, ассимилировавших местных галлов, а потом смешавшихся с норманнами и германцами. Речь, конечно, идёт о настоящих французах, а не о тех, во что они превращаются нынче, и против чего всю жизнь боролся Жан-Мари Ле Пен, а теперь его дело в разных ипостасях продолжают его дочери и внучка.
Вот что пишет по поводу происхождения его младшая и самая известная дочь Марин Ле Пен, унаследовавшая от отца ещё при его жизни не только партию, но и титул «ночного кошмара» всей левой глобалистской нечисти:
«Надо сказать, что Ле Пен – бретонец, верный бретонским обычаям. Он воспитал, сформировал и выковал нас в убеждении, что надо смотреть жизни в глаза и воспринимать её таковой, какая она есть» (цит. по: Марин Ле Пен, Сквозь враждебные волны. – М. Кучково поле, 2016, с. 37).
Бретонцы – это потомки кельтов, которые в IV веке с Британских островов начали переселяться на северо-запад Франции. Они родственны другим кельтским народам – ирландцам, валлийцам и гэлам, то есть шотландским горцам. Не зря дочери Жана-Мари Ле Пена, которых он с их юности любил брать на политические мероприятия, все красивые блондинки ярко выраженного холодного северного типа.
В Средневековье взаимоотношения между бретонцами и франками были непростыми. Как известно, на территории современной Франции образовывалось несколько государств, которые в результате сложных матримониальных союзов, вассальных и наследственных прав то объединялись, то разделялись снова, часто враждовали между собой, вступая в союзы друг против друга. Отдельные графства, герцогства и даже целые королевства формально могли входить в состав другого королевства, но при этом иметь фактическую независимость.
6 декабря 1491 года в Ланже случилось событие, которое навсегда связало бретонцев с остальной Францией, а именно: свадьба между французским королём Карлом VIII и 14-летней герцогиней Анной Бретонской. По действовавшему тогда феодальному праву это ещё не означало, что земли Герцогства Бретонского навсегда станут частью Королевства Франков. В случае прекращения брака эти земли вполне могли выйти из владений французских королей.
Окончательно в состав Франции Бретань вошла только в 1532 году, при этом сохранив существенную автономию. Автономия эта была упразднена после так называемой «Великой Французской революции», которая по сути своей была масонской. Бретонцы поддержали роялистов, за что и поплатились.
Практически целое столетие Францию терзали революции и перевороты, и всё это время шли гонения на бретонскую идентичность, бретонскую культуру. Бретонский язык запрещался. Школьникам, говорившим по-бретонски, в знак позора надевали на шею подковы. Но поскольку всякое действие рождает противодействие, в Бретани с конца XIX века стали появляться сепаратистские движения и организации, некоторые из которых вставали на путь терроризма. И, тем не менее, сепаратистские идеи в Бретани особой популярности не снискали. Однако в современной Бретани становится всё меньше людей, владеющих бретонским языком, а регион, целый век подвергавшийся гонениям со стороны центральной власти, стал отставать в экономическом развитии от остальной Франции. И только в 50-е годы ХХ века де Голлю удалось приостановить эти негативные процессы.
При всём этом бретонцы остались патриотами Франции, считаются более религиозными, чем остальные французы, и очень не любят заселяющих Францию негров и арабов. Так что будущую политическую позицию Жана-Мари Ле Пена, можно сказать, определило место и время его рождения.
Родители Жана-Мари Ле Пена были правоверными католиками, в церковь регулярно ходили и отец, и мать; сам Жан-Мари детство своё провёл в школе монахинь, пел в церковном хоре. Однако всё изменилось после гибели его отца – во время войны в море он подорвался на немецкой мине.
«Мой отец умер на немецкой мине, в то время как остальных родственников я потерял от бомб союзников», - это одно из известных высказываний Жана-Мари Ле Пена, которые ему постоянно ставят в вину (цит. по: Большаков В.В. Зачем России Марин Ле Пен. – М. Алгоритм, 2012, с. 60)
Меж тем противники Ле Пена, обвиняя его чуть ли не в фашизме, как обычно это они любят делать, выдёргивали отдельные фразы из общего контекста. А говорил Жан-Мари Ле Пен о варварских и с военной точки зрения, как правило, абсолютно бессмысленных, англо-американских бомбардировках, которые во время Второй мировой войны стирали с лица земли целые города вместе с мирным населением. Одна только бомбардировка Дрездена в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года, в ходе которой по разным данным погибло от 60000 до 200000 мирных жителей, были навсегда утрачены памятники истории, искусства и архитектуры, чего стоит! При этом в городе не было ни одного сколь бы значимого военного объекта, и англо-американское командование прекрасно об этом знало, целенаправленно стараясь убить побольше мирных жителей, чтобы запугать немцев на будущее (а ведь у них получилось!). Причём союзнички, от которых Советскому Союзу вреда было больше, чем пользы, Дрезден, который некому было оборонять, уничтожили специально перед самым подходом Армии Конева. И методы использовались совершенно дикие: вначале бомбами малой мощности пробивались крыши домов, чтобы лучше горело. От последующих бомб всё живое, находящееся внутри, буквально плавилось. Эту бойню чудом пережил будущий гений мировой литературы Курт Воннегут, попавший в немецкий плен. Он в числе других военнопленных вытаскивал останки несчастных жертв из-под завалов и впоследствии во многих своих произведениях прибегал к этой теме.
Но Дрезден был далеко не единственным городом, пострадавшим от варварских англо-американских бомбардировок во время Второй мировой войны. Наиболее печальная участь постигла Кёльн и Токио. В последнем жертв и разрушений было даже больше, чем в Хиросиме – о сброшенных АМЕРИКАНЦАМИ («привет» «Дурсуле фон Дурляйн», пардон за мой «турецкий») атомных бомбах на японские города Хиросиму и Нагасаки я даже не говорю – это самое собой разумеющееся (но, как видим, не для всех). И без атомных бомб есть, о чём сказать. Например, о том, что антифашисткий по духу хорватский античный город Сплит был очень сильно разрушен в результате англо-американских бомбардировок в 1944-м – и целились именно по гражданским объектам. Бомбили (причём абсолютно сознательно) горе-союзнички и концлагеря, пока советские солдаты, жертвуя своими жизнями, спасали заключённых. Досталось и Бретани – от средневековой архитектуры Ренна практически ничего не осталось.
Но современная марксистко-масонская глобалистская элита очень любит менять жертв и преступников местами, поэтому Жана-Мари Ле Пена провозглашали «фашистом» и неоднократно привлекали к суду за «нетолерантные высказывания» - а по сути дела за то, что он говорил правду. А ведь ни для кого не секрет, что в этой самой глобалистской элите полно тех, чьи отцы, деды и прадеды занимали высокие посты в СС. А вот Жан-Мари Ле Пен в 16 лет присоединился к Французскому Сопротивлению, храбро воевал против гитлеровских оккупантов, то есть против отцов, дедов и прадедов тех, кто его до последних дней жизни обвинял в «фашизме»!
Но прежде, чем он присоединился к Сопротивлению, церковники самым подлым образом выгнали его из церковного интерната.
По свидетельству Марин Ле Пен её отец, «будучи подростком, мечтал о судьбе миссионера в белой сутане» (цит. по: Марин Ле Пен, Сквозь враждебные волны, с . 63). Но он не хотел беспрекословно подчиняться строгой церковной дисциплине, и настоятель не нашёл ничего лучшего, чем сказать мальчику, не так давно потерявшему отца, что его мать якобы умерла. В отчаянии Жан-Мари ринулся домой на велосипеде и застал там живую и здоровую мать. После этого случая ему, по собственному признанию, понадобились долгие годы, чтобы вернуться «не к религии, а к Богу». Замечу, что у его младшей дочери Марин отношения с церковью также не сложились, хотя с детства она тоже воспитывалась в строгих католических традициях. Да и вообще французские церковники весьма лицемерно долгое время исключали членов Национального Фронта из церковной жизни. И это мы говорим о представителях той самой церкви, при пособничестве которой тысячи нацистских военных преступников сбежали в Испанию, Южную и Северную Америку, избежав справедливого возмездия!
После войны Жан-Мари Ле Пен пошёл учиться; в Сорбонне он даже одно время занимал пост Президента корпорации студентов права.
Два года он отслужил во Французском иностранном легионе. Отучившись четыре месяца в школе офицерского резерва в Сен-Мексе, получив звание лейтенанта и зелёный берет, Жан-Мари Ле Пен был отправлен во Вьетнам, но принять участие в непосредственных боевых действиях индокитайской кампании ему было не суждено – не успел.
Вернувшись в Париж, Жан-Мари решил заняться политикой. На почве резкой критики тогдашнего французского премьера Мендес-Франса в 1955 году Ле Пен примкнул к «Союзу защиты торговцев и ремесленников» - партии набиравшего популярность политика крайне правых взглядов Пьера Пужада.
Пужадизм, как стали называть идеологию, развиваемую Пужадом, стоял на защите французского среднего класса, поддерживал колониальные идеи, выступал за снижение налогов для мелких и средних буржуа. Пужад осмеивал парламентаризм, называя Национальное собрание «самым большим борделем в стране», призывая вернуться к Генеральным штатам образца 1789 года.
Несмотря на свою анти-парламентскую направленность, партия Пужада на выборах 1956 года получила 11,6 % голосов и 52 места в Национальной ассамблее. Жан-Мари Ле Пен в 28 лет стал самым молодым депутатом нижней палаты парламента, победив от партии Пужада в округе Сена. Но очень скоро Ле Пен разочаровался в Пужаде, осознав, что тот не располагает возможностями для реализации провозглашаемых идей. Окончательно разрыву с Пужадом способствовало то, что тот выступил против вмешательства Франции в Суэцкий конфликт, разгоревшийся из-за статуса Суэцкого канала между Египтом, поддерживаемым рядом арабских стран, и Израилем (за которыми фактически стояли СССР и США соответственно).
Ле Пен вышел из партии и отправился воевать в Египет. Правда, и здесь (во Второй арабо-израильской войне октября 1956 – марта 1957 годов) он толком повоевать не успел, поскольку две сверхдержавы договорились между собой. Однако по свидетельству его дочери Марин, «отец сражался плечом к плечу с израильскими солдатами и добросовестно хоронил погибших мусульман головой в сторону Мекки» (цит. по: Марин Ле Пен, Сквозь враждебные волны, с. 85).
В том же 1957 году Ле Пен отправился в Алжир бороться против террористов из Фронта национального освобождения. Там он служил офицером разведки 10-й парашютно-десантной дивизии. В его задачи входило выявление и нейтрализация законспирированной сети ФНО. Позже журналисты левой прессы пытались обвинить его в примени пыток, но как они ни старались, найти какие-либо доказательства так и не смогли, и были в пух и прах разгромлены адвокатами Ле Пена в суде.
Вернувшись из Алжира, Ле Пен переизбрался в парламент от V округа Парижа как кандидат от блока «Национальный центр независимых и крестьян».
Из бывших зелёных беретов, ратующих за сохранение Алжира в составе Франции, Ле Пен организовал Национальный фронт ветеранов. В ходе большого турне были собраны подписи за сохранение французского Алжира и интеграцию североафриканских мусульман в единую французскую национальную общность.
Действительно, среди алжирцев было немало и тех, кто считал, что в качестве колонии Франции Алжир добьётся куда более значимых успехов в социально-экономическом и культурном развитии. Во время выступления Ле Пена на одном из митингов такого «хорошего алжирца» Ахмеда Джеббура, его скинули с трибуны и повредили глаз. Вскоре Джеббур был ранен боевиком ФНО и скрывался в доме у матери Ле Пена, а дочь Джеббура Сарайя впоследствии входила в региональный совет Национального Фронта по региону Иль-де-Франс.
Эти примеры показывают, что все обвинения левых в расизме и антисемитизме в адрес Жана-Мари Ле Пена, не более чем традиционная для троцкистской и марксистско-масонской братии ложь, передёргивание фактов и переписывание истории, что мы наглядно наблюдаем сейчас сплошь и рядом. Врать им не привыкать. На вранье и демонизации людей, выдвигающих неугодные им идеи, построена вся их политика.
Жан-Мари Ле Пен никогда не испытывал особой симпатии к де Голлю, а предоставление последним независимости Алжиру было воспринято Ле Пеном и многими военными как предательство. Тем не менее, в путче мая 1958 года, т.н. «неделе баррикад» 1960-го и заговоре генералов 1961 года Жан-Мари Ле Пен какого-либо активного участия не принимал, поскольку во многом был не согласен с их лидерами. Это позволило ему избежать политических репрессий, которые де Голль обрушил на головы не только участников тех событий, но и им сочувствующих.
И события эти не прошли бесследно. На парламентских выборах 1962 года все правые партии потерпели сокрушительное поражение, вместе взятые получив менее 1 % голосов. Ле Пен, несмотря на своё боевое прошлое, эти выборы в своём округе также проиграл кандидату от левых голлистов.
В июне того же года боевики из ФНО в алжирском порту Оран, населённом преимущественно европейцами, безнаказанно вырезали более трёх с половиной тысяч белых мирных французов, предварительно подвергая жертв жестоким пыткам. Это обстоятельство, а также политические репрессии и казни французских офицеров, устроенные де Голлем, снова могли поменять политический расклад.
В 1965 году генералу на президентских выборах вызов бросил адвокат путчистов, а в прошлом и сторонников режима Виши Жан-Луи Тиксье-Виньянкур, придерживающийся крайне правых взглядов. Жан Мари-Ле Пен возглавил его избирательную кампанию. Однако среди правых царили разброд и шатание. Представители различных движений и группировок порой друг друга ненавидели гораздо больше, чем леваков и де Голля. Попытка Ле Пена их объединить потерпела неудачу. И всё же Ле Пен провёл яркую кампанию по американскому образцу, но, видимо, прошлое Тиксье-Виньянкур показалось избирателям слишком одиозным, и тот потерпел болезненное поражение, набрав всего лишь 5,27% голосов.
Ещё одним ударом, и в этот раз в спину, стало то, что во втором туре Тиксье-Виньянкур поддержал общего кандидата от всех левых сил Франсуа Миттерана. Ле Пен, конечно, не любил де Голля, но коммунистов и социалистов он не любил гораздо больше. Будучи убеждённым антикоммунистом, Ле Пен сразу же вышел из Комитета в поддержку Тиксье-Виньянкура, который довольно быстро распался.
Вскоре Ле Пена суд приговорил к двухмесячному тюремному заключению и денежному штрафу якобы за «пропаганду фашистских идей». Ле Пен был совладельцем фирмы, торгующей музыкальными пластинками, в частности с записанными военными маршами, причём самого разнообразного толка: от «Песен анархистов» и записи «Ленин и народные комиссары» до записи «Песни немецкой революции: люди и факты III Рейха». И именно на этой злополучной пластинке коварные левые журналисты нашли аннотацию, в которой говорилось, что «приход к власти Гитлера характеризовался мощным демократическим и народным движением». Ну да, насчёт «демократического» это был явный перебор, хотя немецкому народу действительно не стоит гордиться своим поведением в 30-е – первой половине 40-х годов ХХ века. Только вот к этому явно провокационному тексту Жан-Мари Ле Пен не имел никакого отношения – написан он был одним из его компаньонов по бизнесу, в будущем ставшим видным деятелем голлистского Объединения в поддержку республики, но осудили почему-то Ле Пена, проливавшего кровь за Францию не только в Алжире, но и в борьбе против гитлеровских оккупантов. Ну что тут скажешь: подлые провокации всегда отличали европейских леваков.
Впрочем, вскоре Ле Пен получил предложение от голлистов, оценивших его организаторские способности, но он отказался.
В своей книге «Французы прежде всего» позже он напишет, что «предпочитал оставаться самим собой, Ле Пеном, играющим только за себя, пусть и с минимальными шансами на успех» (цит по : Кирилл Бенедиктов, Политическая биография Марин Ле Пен. Возвращение Жанны Д’Арк – М.: Книжный мир, 2015, с. 57).
И вскоре эта принципиальность и стремление к самоидентичности Жана-Мари Ле Пена позволит ему стать по-настоящему видной фигурой на политической сцене Франции…
© Ратибор Волхов, 09.01.2025