ПРЕДЫДУЩИЕ ЧАСТИ ЦИКЛА "Россия в 1839 году" - размышления о многом" - В ИЛЛЮСТРИРОВАННОМ КАТАЛОГЕ "РУССКIЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Идёт уже второй год наших внеклассных чтений, а мы покамест только в Москве - вернее, едва доехали до неё вместе с неугомонным критиком всего русского маркизом Астольфом де Кюстином. Но поспешу предуведомить утомленного дорожной тряскою любезного читателя: несмотря на восторг, испытанный автором при виде Белокаменной в отдалении, наивно было бы полагать, что так же окажется и, по-простому говоря, "изнутри". Памятуя о тех неисчислимых ворохах и обозах негатива, что вылил наш путешественник на Петербург, едва ли следует ждать чего-то обратного и от Москвы. Ну, точно - так и есть...
- ... Надеюсь, я сказал довольно, чтобы вы поняли и разделили мое изумление при виде Москвы: вот все, чего я хотел. Вы еще больше поразитесь, если вспомните то, что написано во всех книгах: город этот — целая страна, и поля, реки и озера, находящиеся на его территории, разделяют украшающие его здания большими расстояниями. Такая разбросанность лишь усиливает иллюзию: вся равнина тонет в серебристой дымке; три или четыре сотни далеко отстоящих друг от друга церквей раскинулись перед глазами гигантским полукругом; поэтому когда впервые подъезжаешь к городу на закате и небо хмурое, то кажется, будто над московскими церквами встала огненная радуга: это ореол святого города. Но когда до города остается меньше одного лье, чары рассеиваются, путник останавливается перед весьма реальным Петровским замком, громоздким дворцом из необожженного кирпича, построенным Екатериной II по современным чертежам, замысловатым, перегруженным украшениями, которые резко выделяются своей белизной на красном фоне стен. Эти украшения, мне кажется, не каменные, а гипсовые, в готическом стиле, но это не настоящая готика, а вычурное подражание ... После Петровского замка разочарование усугубляется настолько, что, въезжая в Москву, путник уже не верит тому, что он видел издали — ему приснился сон, а проснувшись, он увидел вокруг все, что есть самого прозаического и скучного на свете: большой город без памятников, то есть без единого произведения искусства, которое было бы всерьез достойно восхищения; глядя на эту грузную, неуклюжую копию Европы, вы спрашиваете себя, куда девалась Азия, явившаяся на мгновение вашему взору? Когда смотришь издали, Москва в своей целокупности кажется созданием сильфов, миром химер; когда видишь ее вблизи, в подробностях, она оборачивается большим торговым городом, беспорядочным, пыльным, плохо вымощенным, плохо застроенным, мало населенным; чувствуется, что его сотворило существо могучее, но явно лишенное чувства прекрасного, а без него создать шедевр невозможно. У русского народа есть сила в руках, он может много, но ему не хватает силы воображения.
Ах, маркиз... Нам впредь урок: имея с вами дело, никогда не надо доверяться первым вашим поверхностным впечатлениям! Автор как злобный шалун-мальчишка - наверняка всё изломает, изорвет, надкусит и выплюнет, и - что самое обидное - никто уже не накажет негодника, не отшлёпает. А потому, похоже, наш многочастёвый цикл и есть то самое припозднившееся, хоть и несколько беззубое "атата", призванное восстановить справедливость - хотя бы и пару столетий спустя.
Тем не менее в этом хаосе из штукатурки, кирпича и досок, именуемом Москвой, две точки неизменно приковывают все взоры: это храм Василия Блаженного... и Кремль, который не смог взорвать даже Наполеон.
Я никогда не забуду трепета, охватившего меня, когда я впервые увидел колыбель современной Российской империи: ради Кремля стоит совершить путешествие в Москву.
Ладно-ладно, маркиз, взгляните-ка ещё вон туда. Что с вами, вы, кажется, поражены?
- У стен этой крепости, но снаружи, как утверждает мой фельдъегерь, — сам я туда еще не добрался, — возвышается храм Василия Блаженного; другое его название — Покровский собор. В православии церквам щедро жалуют титул собора: в каждом квартале, в каждом монастыре есть свой собор, в каждом городе их несколько; собор Василия Блаженного, без сомнения, если не самая красивая, то уж во всяком случае самая своеобразная постройка в России. Я видел его лишь издали и совершенно очарован. Вообразите себе скопище маленьких, разной высоты, башенок, составляющих вместе куст, букет цветов; вернее, вообразите себе корявый плод, весь усеянный наростами, дыню-канталупу с бугристыми боками, или, еще лучше, разноцветный кристалл, ярко сверкающий своими гладкими гранями в солнечных лучах, как бокал богемского или венецианского стекла, как расписной дельфтский фаянс, как лаковый китайский ларец: это чешуйки золотых рыбок, змеиная кожа, расстеленная поверх бесформенной груды камней, головы драконов, шкура хамелеона, сокровища алтарей, ризы священников; и все это увенчано переливчатыми, как шелка, шпицами; в узких просветах между нарядными щеголеватыми башенками сияет сизая, розовая, лазурная кровля, такая же гладкая и сверкающая на солнце; эти пестрые ковры слепят глаза и чаруют воображение. «Нет сомнения, что страна, где подобное здание предназначено для молитвы, — не Европа, это Индия, Персия, Китай, и люди, которые приходят поклониться Богу в эту конфетную коробку, — не христиане!» Такое восклицание вырвалось у меня, когда я впервые увидел необычную церковь Василия Блаженного; с тех пор, как я в Москве, единственное мое желание — как следует рассмотреть этот причудливый шедевр, который столь необычен, что отвлек меня от Кремля в миг, когда этот грозный замок впервые явился моему взору...
Канталупа?!.. Вспоминается старый анекдот, когда "Дип пёпл" прилетают в Москву. У трапа самолета - по традиции - гостей встречают девушки в кокошниках с хлебом-солью. Иэн Гиллан озадаченно смотрит на угощение, одним махом высыпает солонку на тыльную сторону ладони, втягивает её содержимое ноздрями. замирает на несколько секунд, и произносит: "Так нас ещё нигде не встречали!" Так вот - сравнение Василия Блаженного с канталупой, - пожалуй, единственное в своем роде описание шедевра архитектуры, на которое так и тянет автоматически ответить: сами вы, сударь, канталупа! Но ведь маркиз и не собирается останавливаться: далее он берет на себя смелость дать читателям урок недавней истории. Интересуетесь Отечественной войной 1812-го в изложении "беспристрастного" рассказчика? Извольте!
- ... Какой француз мог бы сдержать порыв почтения и гордости… (в несчастье есть своя гордость, и это вполне естественно) въезжая в единственный город, где в наше время произошло событие, не уступающее библейским, свершилось грандиозное деяние, достойное величайших подвигов древней истории? Средство, которое предпринял азиатский город, чтобы отразить врага, есть выражение высшего отчаяния, и отныне имя Москвы роковым образом связано с именем крупнейшего полководца нового времени; священная птица греков предпочла сгореть, дабы избежать когтей орла, и, подобно фениксу, мистическая голубка также возрождается из пепла. В этой славной битве гигантов равно отличились и победители, и побежденные!!! Огонь подо льдом, орудие дантовских чертей: вот что Бог дал русским, чтобы отразить и разгромить нас! Армия смельчаков может гордиться, что продвинулась так далеко, пусть даже себе на погибель. Но что оправдывает военачальника, чья непредусмотрительность ввергла его в неравную борьбу? В Смоленске Бонапарт мог диктовать условия мира, а в Москве ему даже не предложили подписать мир. Он надеялся на победу, но надеялся напрасно. Таким образом страсть коллекционера помутила рассудок великого политика, он принес свою армию в жертву ребяческому желанию покорить еще одну столицу!.. Отвергнув самые мудрые предостережения, он не внял голосу разума и пришел, чтобы завоевать крепость царей, как прежде занимал дворцы почти всех правителей Европы: в погоне за суетной победой храбрый полководец утратил всю свою власть. Страсть брать столицы привела к поражению лучшей армии во Франции и в мире, а через два года — к падению Империи. Вот не известный у нас, но, ручаюсь, совершенно достоверный факт, подтверждающий мое мнение о том, что поход на Москву — непростительная ошибка Наполеона... Русские считали Смоленск крепостным валом своей страны; они надеялись, что наша армия ограничится захватом Польши и Литвы и не отважится пойти дальше; но когда они узнали, что этот город, ключ Империи, взят, со всех сторон раздался вопль ужаса; двор и страна были потрясены; русские решили, что все кончено...
"Армия смельчаков"? "Вопль ужаса?".. Вы точно о России, сударь? Ох уж мне эти экзальтированные заграничные любители кучерских бород!.. Но и это ещё не всё, господа, урок от де Кюстина не закончен! Полюбопытствуете? Очень, знаете ли, занятно...
- ... Ужасная новость застала Александра I в Петербурге. Его военный министр разделял общее мнение; желая спасти от врага все самое ценное, он сложил изрядное количество золота, драгоценности, брильянты, а также важные бумаги в сундук и приказал одному из своих секретарей, единственному человеку, которому он мог доверить столь ценный груз, отвезти его на Ладогу. Там он велел секретарю ждать новых распоряжений, предупредив, что скорее всего придется доставить сундук в Архангельск, а затем переправить в Англию. Все с тревогой следили за ходом событий; прошло несколько дней, гонцы не появлялись; наконец министр получил известие о походе французской армии на Москву. Не колеблясь ни минуты, он посылает на Ладогу за секретарем и сундуком и с торжествующим видом предстает перед императором. Александру I уже доложили новость. «Ваше величество, — сказал ему министр, — возблагодарите Провидение; если вы не отступите от принятого решения, Россия будет спасена: завоевателей ждет судьба Карла XII... Александр I несколько изменил этот план. Он приказал совершить последнее усилие, чтобы сохранить столицу. Все знают, как храбро сражались русские на Москве-реке. Эта битва, получившая название Бородинской, принесла им победу, но она принесла победу и нам, ибо их благородные усилия не смогли помешать нам войти в Москву. Господь хотел подарить газетчикам нашего века, самого прозаического из всех, какие видел мир, сюжет для эпопеи. Москва была сознательно принесена в жертву, и пламя этого благодетельного пожара стало сигналом революции в Германии и освобождения Европы. Народы наконец почувствовали, что получат покой только после того, как уничтожат этого ненасытного завоевателя, который хотел достигнуть мира посредством непрекращающихся войн. Таковы воспоминания, которые теснились у меня в голове, когда я впервые увидел Кремль. Чтобы достойно наградить Москву, российский император должен был перенести свою резиденцию в этот вдвойне священный город
Да, сударь... Если вы искренне полагаете, что золото, брильянты и самые ценные бумаги русского императора - подобно шварцевскому "министру-администратору" - можно сложить в какой-то там "сундук" и с замиранием сердца гадать - везти его в Англию или закопать в Архангельске, то, боюсь, никто и ничто не сможет развеять ваших заблуждений. Так с ними и оставайтесь. А заодно - с вашими квазиисторическими познаниями, среди которых точно нет даже намека на чувство неловкости за своих соотечественников, тысячами бежавших от ужасов революции, непонятно за что именуемой "Великой" (вероятнее всего - за океаны пролитой крови) и кое-как устраивавшихся в варварской России на жалкие роли актеров, гувернеров, учителей, прислуги... Вот вам, сударь, картиночка на память о том окончательном унижении, которое постигло французов за 27 лет до вашего приезда. Правда, на "армию смельчаков" это не очень-то похоже...
Жительствовать в Москве наш маркиз тоже решил особенным образом. Видимо, вдоволь позабавившись в столице и в дороге с клопами и тараканами, он заблаговременно поспешил зафрахтовать себе укромный уголок в своем вкусе.
- ... В черте города я пересек ничем не примечательный бульвар, затем спустился по пологому склону и оказался в довольно красивом квартале с прямыми как стрела улицами и каменными домами; наконец, меня отвезли на Дмитровку: там находится превосходный английский постоялый двор, где меня ждала прелестная уютная комнатка. Еще когда я был в Петербурге, меня рекомендовали госпоже Говард, которая в ином случае не сдала бы мне комнату. Я далек от мысли упрекать ее за щепетильность, ибо благодаря такой осторожности в ее доме можно спать спокойно. Вы желаете узнать, какой ценой добилась она чистоты, ведь чистота редкость везде, в России же — настоящее чудо? Она построила во дворе отдельный флигель, и русские слуги спят там. Эти люди входят в главное здание лишь по приказанию хозяев. Госпожа Говард идет в своих предосторожностях еще дальше. Она не принимает почти никого из русских; поэтому ни мой ямщик, ни мой фельдъегерь не знали, где находится ее постоялый двор; мы разыскали его не без труда: на доме даже нет вывески, хотя это лучший постоялый двор не только в Москве, но, пожалуй, во всей России.
Ну вот - ещё и в свинстве обвинили. Госпожа Говард загнала русскую прислугу в какую-то резервацию (читай - в хлев), и только поэтому в её полуподпольном заведении всегда чисто. Можно представить, что творится в "отдельном флигеле", где "спят русские слуги"! Хрю-хрю... "Федька, Ермилка, а ну бегом отруби жрать!.."
На сегодня, пожалуй, завершим - а то милейший маркиз как-то не на шутку разошёлся в своих оскорблениях. А чтобы "почувствовать разницу", наплюем на него и на его сочинение, и почитаем лучше одно, опубликованное в №33 "Библиотеки для чтения" за 1838-1839 гг., стихотворение с подозрительно знакомыми строчками.
Не для меня придет весна,
Не для меня Буг разойдется,
И сердце радостно забьется
В восторге чувств не для меня!
Не для меня, красой цветя,
Алина встретит в поле лето;
Не слышать мне ее привета,
Она вздохнет – не для меня!
Не для меня реки струя
Брега родные омывает,
Плеск кротких волн других смущает;
Она течет – не для меня!
Не для меня луна, блестя,
Родную рощу осребряет;
И соловей, что май встречает,
Там будет петь – не для меня!
Не для меня дни бытия
Текут алмазными струями,
И дева с черными очами
Живет, увы, не для меня!
Не для меня весной родня
В кругу домашнем соберется,
Христос воскрес! – из уст польется
В день Пасхи там – не для меня!
Не для меня придет весна!
Я поплыву к брегам абхазским,
Сражусь с народом закавказским…
Там пуля ждет давно меня!
Позже текст основательно переделают, а ещё позже - вовсе назовут "старинной казачьей песней", хотя автор текста был морским офицером. Что называется - "ушла в народ"!
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу