Каменный Яр - это село, куда в начале 19го века переселились предки моего отца. И тут довольно причудливо переплелись несколько разных потоков-судьб, от мордовских корней (Грачевы, ...) и Владимировских крестьян (Шмагины) до тамбовских однодворцев (Зверевы, Ведищевы, Бундины ...) и экономических малороссиян (Ткачевы, Соколовы, Шабельниковы).
Но, прежде чем опускаться на уровень своих и не только своих семейных кланов, лабиринтов фамилий и семейств, я сначала продолжу описание заселения и освоения села Каменный Яр в целом. Эта задача, по сути вечная, и может быть рассмотрена лишь как эстафета, в которой передача "палочек" от одного исследователя к другому и есть та тонка нить, которая нас соединяет с предками. Начиная опускаться в глубину времен в поисках конкретного деда или прадеда, постепенно и неизбежно приходишь к осознанию того, что "твое" это не просто часть истории Места, но оно густо перемешано и запутано в сотнях и тысячах других историй. Распутать их полностью невозможно, но можно проложить хотя бы вешки для себя и других.
Чтобы найти своего прапрадеда по линии Ткачевых, мне пришлось сначала перелопатить ревизские сказки всего села, проанализировать сотни и тысячи метрических записей Воронежской губернии, в целом проделать путь (пусть пока мысленный) в те далекие места и времена, про которые не догадывался даже мой отец. Некоторым апофеозом этой стадии моего исследованию стало неожиданное для меня открытие около пяти лет тому назад, что корни моих родителей (которые, к сожалению, не дожили до этого события, не зная того и не догадываясь о том) - происходили на вторую половину 18го века из одного и того же географического района в Борисоглебском уезде тогдашней Тамбовской (а теперь Воронежской) губернии - из сел Богана (по маме) и Большой Грибановки (по отцу). Из сел, разделенных расстоянием всего в 15 км, правда по разные стороны реки Ворона. Настолько близко, что бывали в те времена и браки между этими соседними селами.
Эта часть той большой истории, которая также была важна и для формирования всего села Каменный Яр, его наполнения разными группами вольных крестьян и однодворцев, получившими право на поселение.
Напомню (смотри мою предыдущую заметку), что в начале 1790х село Каменный Яр было основано новокрещенными мордвой и чувашами, и вместе с ними ясашными и служивыми татарами. Как отмечалось неоднократно в различные периоды и в разнообразных справочниках и путеводителях по Астраханской земле - село Каменный Яр выделялся прежде всего своим многовекторным этническим и религиозным многообразием. История этого многонационального села на всем протяжении 19го столетия неоспоримо показывает, что несмотря на этнические, языковые и религиозные различия, в Каменном Яру сложился на редкость устойчивый и гармоничный симбиоз, который стал лишь распадаться (как и многие другие села) в эпоху индустриализации, ускорившись во второй половине 20го столетия (но это уже другая история).
По очевидным обстоятельствам я обречен на однобокий рассказ про Каменный Яр со стороны его православного населения, отдавая себе и другим отчет, что это далеко не полная история. Не говоря о том, что в таком повествовании придется пройти мимо целого пласта истории села со своими родословными легендами и героями, такими как знаменитая на всю губернию и за ее пределами татарская поэтесса Газиза Самитова. Более того, история заложения Каменноярской церкви во имя Святителя и Чудотворца Николая непосредственно связана с именем Андрея Константинова, родом из "Тетюшской округи деревни Чалмы новокрещенный из татар" (смотри мою заметку 114). Однако, я не смогу пока взять на себя ответственность пережить и адекватно перенести и задокументировать ту часть, связанную с татарским населением Каменного Яра, сложности которой коренятся как в различии языка (нужно изучать немало записей на татарском или арабском языках), так и в ментальности. Однако, с глубокой благодарностью я должен отметить весь тот интерес и импульс для моего исследования, которые мои татарские друзья и земляки оказывали и оказывают все это время. Возможно, придет время и я смогу отдать хоть часть это долга.
Однако, я вернусь в 1797й год. Прошло едва ли десять лет с момента первого заселения, но, по сегодня не совсем известным причинам, в этот самый год, почти треть переселенцев Каменного Яра - чуваши - приняли общее решение о дальнейшем переселении из села Каменского (как звался на тот момент Каменный Яр) на другой берег Волги, в село Сасыколи. Поэтому уже в следующей, 6й переписи 1811-1812 г.г. по Каменному Яру мы не найдем ни одного упоминания о чувашах. Их следы сначала теряются, но затем полностью находятся в соответствие с ранним списком уже в совсем другом деле (Фонд 687, опись 2, д 535, начало файл 057). В паре своих заметок на ОК я довольно подробно рассказывал об этом периоде и его анализе со стороны разных исследователей, в частности о работах Любомирова и Голиковой. Чтобы не нарушать баланса в текущей (более краткой) заметке, я не буду на этом останавливаться, планируя привести эти данные и анализ в будущей публикации здесь, отсылая интересующихся к моим заметкам в ОК за номерами 146 147 и 148.
Итак, история переселения чуваш в Каменный Яр, видимо, не имела значительного влияния на последующее развитие села и формально была бы очень короткой, так, что можно было бы вполне поставить на здесь точку, если бы не несколько интересных обстоятельств, о котором я напишу ниже.
Кевень чире, Чул Сыран или Ташлы Яр
Так примерно должно звучать "Каменный Берег или Каменный Яр" на соответственно мордовском (эрзи), чувашском или татарском языках. Так или вероятно так его произносили в разноголосье первые поселенцы, занятые возведением домов на новом месте - на крутом яристом берегу Волжского правобережья.
В прошлой моей заметке я упоминал уже трехстраничный рассказ о селе Каменный Яр записанный в Астраханских Губернских Ведомостях (№37, 14 сентября 1847 года, стр. 249-251). Там содержится интересный для нас абзац:
В отношении нравственного состояния должно заметить, что жители в трудах постоянны и усердны, к церкви и обрядам почтительны. Но при всем том Малороссияне сохранили в играх своих нечто относящееся и до времен России в идолопоклонстве, как это видно из обыкновения в Троицын день ходить по улице с песнями, с ветвями и венками, и потом бросать загадывая о своей судьбе, венки в воду Волги, с берега. Из Чуваш остался здесь только один переродившийся или изменившийся в кругу Русских до состояния чистого Христианина. Мордвы сделались также совершенно Русскими. Как Чуваши, перешедшие потом отсюда в Сасыкольское селение, так и Мордвы покинули и забыли, кроме языка, все свойственное их нравам и обычаям. К такому перевороту в их нравственном быту вероятно много содействовало отдаление и разлука с их памятниками идолопоклонства, до сих пор еще не изгладившимися во многих уездах у Мордов и Чуваш по Казанской губернии, в песнях, свадебных обрядах, похоронах, молитвенных обращениях к Керемети или вместилищу жертвоприношений и подаяний и тому подоб. С переселением в эту губернию не только следов всего этого в обрядах, но даже в воспоминаниях не осталось...
О Татарах, надобно заметить, что не только мужчины но и женщины, в сравнении с другими Магомеданами населяющими Астраханскую губернию, особенно скромны, тихи и послушны властям, с Русскими дружелюбны и кротки, под часть гостеприимны, и все почти, разве за исключением детей, редко еще выглядывающих на улицы, все говорят по Русски, чему во многом содействует соседство в размещении Татарских домов с Русскими. В добродушии и помощи к ближнему престарелая женщина-Татарка с удовольствием и открытой добротой угождает Русской соседке. Молодые Татары и Татарки в расспросах, не скучно ли им жить вместе с Русскими, отзываются, что они в столь тесных отношениях и по месту жительства и по общественным занятиям к Русским, что считают их своими братьями-друзьями...
То, что в настоящем контексте представляет для меня отдельный исследовательский интерес - это странное упоминание об некоем из чувашских первопоселенцев: "Из Чуваш остался здесь только один переродившийся или изменившийся в кругу Русских до состояния чистого Христианина". Я отложу на время этот вопрос и его обсуждение, несмотря на то, что он несомненно интересен и важен, а отмечу еще некоторые истории, связанные с "каменноярскими чувашами".
Я закончу эту заметку одним фрагментом, где упоминаются каменноярские чуваши - это воспоминания Яна Потоцкого (я цитирую фрагменты по сборнику "Исторические путешествия: Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV – XVIII веках" / сост. В. Алексеева. – Сталинград, 1936.) Материал очень интересный и рассмотрен отчасти в моей заметке 148, здесь же я приведу один абзац.
В самом описании не упоминается название села Каменный Яр. Но в силу реальной интернациональной особенности нашего села (и конечно принимая во внимание географическое положение, которое прослежено в повествовании Потоцкого с точностью до верст), все становится абсолютно очевидным. Итак, я напомню - речь идет о путешествии Потоцкого того самого 1797 года (дата его записки - 29 мая 1797 года). Прежде чем причалить к Каменному Яру, вот что пишет Ян Потоцкий о путешествии за несколько часов до этого:
29. На рассвете мы готовились поднять паруса, но хозяин остался на берегу, обещая ехать за нами на шлюпке. Он не сдержал своего слова. Отсутствие его было причиною, что работники не занимались своим делом и это навлекло нам впоследствии много неприятностей. Во время тиши, которая была нам очень неприятна, мы видели множество пеликанов. Некоторые приплывали к нам очень близко. В два часа, сильное течение пригнало нас к ОСТРОВУ, залитому водою и покрытому деревьями. Все усилия отцепить барку, долго оставались тщетными; мы думали, что она уже непременно потонет. — К счастию, мы не столкнулись с большими деревьями; маленькие согнулись, или сломались под баркою, которая, наконец, избежала опасности, но шлюпка наша завязла между деревьями...
Скоро прибыли мы к деревне, где весь берег покрыт был людьми, которых одежда была мне совершенно незнакома. Я узнал, что то была колония ТАТАР, ЧУВАШ, МОРДВЫ, НЕДАВНО туда переселившихся. Работники вышли на берег нанять лодку, чтобы съездить за тою, которую они оставили на дороге. Я воспользовался этим случаем, чтобы посмотреть народы, которые знал только по имени. Большая часть жителей деревни были татары, весьма плохо одетые. Женщины напротив того, были чрезвычайно разряжены, набелены и нарумянены. Холстинная одежда чуваш украшена богатыми цветными бордюрами, изображающими наиболее кресты всех видов. Мордовки, особенно девки, одеваются чрезвычайно странно и фантастически. В ушах носят они большие куски шерсти; в волосы вплетают колокольчики, на шею повязывают большие медные бубенчики. Они чрезвычайно дики; как скоро мы к ним подходили немножко поближе, они тотчас убегали и прятались в домах. К этой странной смеси народов присоединялись еще РУССКИЕ РЫБАКИ и КАЛМЫКИ, которые нанимаются в пастухи.
Погуляв по колонии, я пил чай у русского, который был директором оной. Мы разговаривали о волжских разбойниках, а он сказывал мне, что опасность действительно велика. Это, говорил мне русский, не лодочники или ленивцы, которые хотят при случае чем-нибудь поживиться, а разбойники, хорошо вооруженные; атаман их преступник, бежавший из Сибири: вырванные его ноздри и заклейменный лоб свидетельствуют о прежних его злодеяниях. Эти разбойники не только нападают на самые большие суда, но беспокоят также и берега реки, и выходят на них грабить. Матросы наши возвратились со шлюпкою и мы поехали далее; я рассказал им, что слышал, и это их встревожило. Мы осмотрели наши средства защиты. Оружие на барке состояло в двух пушках, из коих одна была длиною в пядень, другая несколькими дюймами побольше. К счастью, ружья мои были понадежнее сей артиллерии. У меня было английское двухствольное ружье и шесть мушкетонов, все в хорошем состоянии. Я велел положить их на некоторого рода рангоуса, который бывает на всех волжских судах, для того, чтобы на нем мог стоять кормчий.