История первого художника-долганина Бориса Молчанов служит прекрасной иллюстраций о том, как можно найти свою аутентичность в рамках жесткой политической системы.
#челлендж2025, #уровень_имиджа_+2
Я уже смутно помню все обстоятельства появления моей жизни таймырского журнала Факел за 2002 год, но он со мной около 13 лет. Я его возила из квартиры в квартиру, привезла в Лондон и вот, наконец-то, прочитала эту статью... зачем возила? — загадка! Но статья оказалась очень в тему!
Я решила начать свой челлендж "прочитать за год уже имеющиеся 74 книги" с самого легкого и быстрого, чтобы разогнаться. Статья про художника на два разворота, больше в журнале ничего мне интересного не было.
И я даже не ожидала что эта статья принесет мне столько пищи для размышлений и будет так в тему актуальному дню!
В советские времена детей из кочевьев кореных народов Севера забирали учиться в школы-интернаты. Та же история была и с отдаленными деревнями. Например, моя бабушка родилась на золотых приисках и школы там не было, они уходили на всю неделю в школу за 20 километров по любой погоде, неся на себе еду и все необходимое. Так совесткая власть, с одной стороны, давала детям путевку в будущее. А с другой, воспитывала новых граждан, оторванных от традиций предков.
Борис Молчанов начал заниматься искусством как раз в школе, показывал хорошие результаты и стал впоследствии профессиональным художником. Он работал в одобряемым советской властью духе реализма, но вскоре разочаровался в нем и начал искать новый способ самовыражения.
И нашел, да какой! В наше время это был бы самый модный художник! Потому что он начал создавать картины из образков шкур и мусора, которые его соплеменники побросали на старых стоянках. Он опередил свое время, на мой взгляд, сочетая в себе использование мусора, аутентичности и декоративности, характерной для изобразительной культуры долган. Также, он создал передвижной музей долганского быта.
Для меня эта история о том, как и в какой форме искать аутентичность, не отказываясь от того нового, что приходит в нашу жизнь, типа советской власти, тотального образования и новых профессий. Для меня эта история все равно пропитана драматизмом: и разлукой с родителями, и пониманием что когда-то живая культура теперь достояние музея, и поиск себя внутри довольно жесткой системы со всякими союзами художников и линией партии. Но и, с другой стороны, гибкостью, адаптивностью и развитием.
Не знаю что теперь делать с этим журналом в Лондоне, мне он больше не нужен. Но саму историю я сохраню и буду использовать как иллюстрацию для уровня имиджа +2, когда человеку нужно искать свой стиль, свой голос и свою аутентичность, при этом не разрушая связь с системой.