Весной 1990 года я, старший лейтенант КГБ СССР (капитана обмыл через пару месяцев), после окончания Высших курсов военной контрразведки получил назначение в особый отдел по Киевскому военному округу (откуда и направлялся на учёбу). Мне двадцать шесть лет, я молод, дерзок и перспективен (половина моих однокашников по академии выпустились майорами, остальные – капитанами). Весна, Украина.
Чтобы вам было понятно, Лубны – это самый центр Украины, Миргород и Сорочинцы совсем рядом (а Гоголь – мой любимый писатель с детства). Это Полтавская область. Именно про эти благословенные места написано бессмертное «Тиха украинская ночь…». Это монастырь Мгарь, где, по слухам, снималась половина сцен «Свадьбы в Малиновке». Кстати, в период описываемых событий здание монастыря еще находилось в распоряжении 25-й дивизии имени Чапаева, в особый отдел по которой я и попал служить. Мы располагались в одном здании с райотделом КГБ Украины, только входы были с разных сторон, причем охранялось здание отделением охраны, состоявшем из бойцов комендантской роты нашей дивизии.
Я принял дела от моего предшественника. Надо сказать, отработал он отлично: все документы в порядке, все вопросы контрразведывательного обеспечения закрыты, народ обучен. И главное – в оперативно обслуживаемых частях он оставил о себе очень уважительное мнение. Мне поэтому было довольно легко войти в колею рутинной каждодневной напряженной, сложной, но чрезвычайно интересной работы. Не нужно было зарабатывать авторитет или, что ещё хуже, ломать неверное представление о службе и о себе в глазах солдат и офицеров дивизии. Спасибо тебе, мой дорогой товарищ.
А время было уже тяжёлое. Украину лихорадило, если не сказать трясло. Во время выборов в Верховный Совет УССР весной 1990 года прошло довольно значительное количество депутатов, принадлежавших к националистическим, сепаратистским объединениям (Народное движение (РУХ) Украины, Украинская Хельсинкская группа, Партия Зелёных Украины (куда ж без них?) и т.п.). Председатель Верховного Совета выбирался депутатами из своего состава, и я помню, как из-за мятущейся позиции некоторых депутатов-коммунистов с месяц никак не могли выбрать между кандидатом-интернационалистом, секретарём ЦК КПУ Владимиром Ивашко и уже демонстрировавшим своё националистическое нутро Игорем Юхновским.
Кстати, Юхновский - очень интересный персонаж. Родился на польских территориях, в нынешней Ровенской области в 1925 году. Был в оккупации, после освобождения успел мобилизоваться и даже воевал в Советской Армии. На момент выборов был академиком АН УССР, доктором физико-математических наук, почётным директором Института физики конденсированных систем НАН Украины.
Ивашко – из Полтавы, тоже учёный, преподаватель ВУЗа, но с 1973 года – на партийной работе, секретарь Харьковского и Днепропетровского обкомов партии. К моменту выборов – первый секретарь КПУ вместо ушедшего в отставку Щербицкого.
Кто помнит то время – оцените противостояние: ненавистный народу номенклатурщик против маститого учёного, восходящей звезды «демократического блока» (кстати, Юхновский был впоследствии первым руководителем печально известного Института национальной памяти Украины и инициатором принятия Декларации о национальном суверенитете Украины).
А между тем симпатии подавляющего большинства народа были на стороне Ивашко, чего не скажешь о депутатах, которые меняли свои голоса как перчатки, и несколько попыток голосования так и не дали результата. Народ же везде – в магазинах, в транспорте, на рынках – говорил только о выборах и требовал избрать руководителем ВС УССР (фактически руководителем республики) Ивашко.
И вот наконец свершилось: не знаю каким образом, какими людскими молитвами Ивашко наконец избран. Произошло это 4 июня 1990 года. Республика наконец вздохнула спокойно. Слава Богу, краткосрочный период националистического помрачения (во время которого и проникли в Верховный Совет РУХовцы) позади, можно жить и работать спокойно. Вот самое интересное здесь то, что украинцы уже тогда прекрасно отдавали себе отчёт в том, что победа Юхновского означала бы разрыв с СССР (Россией), и, возможно, обострение отношений с остальными советскими республиками. И народ этого совершенно точно НЕ ХОТЕЛ. И именно поэтому с огромным воодушевлением воспринял победу Ивашко.
Кстати, именно в это время республику впервые (вторая волна – это будущий референдум о сохранении Союза 17 марта 1991 года) начал захлёстывать поток листовок с тезисами, что, мол, Украина кормит весь Союз, надо отделяться, что у неё есть все возможности стать «второй Хранцией» и т.д. и т.п.. Но победила вера в совместное будущее русского и украинского народов. И метавшиеся почти месяц депутаты проголосовали именно за Ивашко потому, что ясно ощущали сильнейшее давление общества.
Ну а дальше произошло невероятное, необъяснимое: через месяц, 9 июля, Ивашко предложили стать заместителем Генерального секретаря ЦК КПСС и он добровольно сложил полномочия Председателя Верховного Совета УССР. Народ, ошарашенный, безмолвствовал. После такой напряжённой борьбы, после надежд и чаяний всей практически республики наступила полная апатия. Народ понял, что он никому не нужен, что его переживания и волнения никому в Москве не интересны.
И-бинго! В этой обстановке безмолвия с первой же попытки избирается никому не известный Леонид Кравчук – ну а дальше вы всё знаете…
Я, кстати, и сегодня считаю в ряду преступлений Горбачёва против нашей страны одним из самых страшных по своим последствиям и гнусных по замыслу эту «рокировочку». Я и по сей день уверен, что, если бы не это идиотское (если Горбачев сделал это ненамеренно) или предательски иезуитское (если всё делалось под чью-то диктовку) решение, история вполне могла пойти по совершенно другому пути. Зачем было плевать в лицо целому братскому на тот момент народу, помогая националистам раскачивать лодку, непонятно…
Вот в такой обстановке я начинал свою службу. Было трудно, ситуация потихоньку накалялась, в Киеве в командировке на меня однажды накинулась группка возбуждённых студентов. Перманентные мини майданы кипели уже тогда, а военная гостиница «Звёздочка» выходила своим фасадом прямо на эту многострадальную впоследствии площадь, и я всего лишь вышел вечером из неё в форме на улицу. Помогли обязательные в академии уроки дзюдо и рукопашного боя – отделался оторванным погоном на рубашке, нападавшим студентам повезло существенно меньше. Кстати, сейчас пришла в голову мысль: вполне вероятно, что первых «студентов» на площади Незалэжности помял именно я. Ну это так, к слову, хотя представляет собой несомненный повод для гордости.
В этой обстановке нашим руководством в довесок к обычным контрразведывательным функциям навешивалась задача по, я бы так корректно это назвал, поиску и легализации «дискредитирующих РУХ и его деятелей фактов». Заметьте, я довольно аккуратно очертил эту задачу. Это не дискредитация, и именно поиск дискредитирующих фактов и обстоятельств. Разница в том, что дискредитацией являются умышленные действия, направленные на подрыв авторитета и влияния, в нашем же случае речь велась о выявлении преступлений и негативных действий, уже совершённых деятелями РУХа. То есть мы ни в коем случае не должны были что-то натягивать, вводить в заблуждение, распространять дезинформацию. Речь шла о поиске фактов и только фактов.
И ещё одно важное обстоятельство. Напомню, я работал в военной контрразведке. У нас были свои специфические задачи и полномочия, и вращались они всё-таки вокруг сохранности сведений, составляющих государственную тайну, сохранности оружия и боеприпасов, выявления и пресечения вражеских устремлений к ним. Это сами по себе сложнейшие и многозначные задачи, и появление данного «довеска» нас совсем не воодушевляло. Это была полноценная, первоочередная задача для территориальных органов КГБ Украины, для решения которой у них были все ресурсы, силы и полномочия. Мы же вообще-то среди гражданских работать могли только с очень существенными ограничениями и только в непосредственном окружении наших объектов.
Но, как это иногда бывает, повезло в этом отношении тем, для кого эта задача побочная, а именно нам, особистам. Я уже на протяжении некоторого времени отслеживал одну очень интересную компанию. Это была группа реальных бандитов-рэкетиров (помните первых кооператоров, пресловутые утюги и паяльники? так вот я сейчас именно об этом самом), причём с очень своеобразной тактикой действий. У них были налажены «деловые» контакты с аналогичными коллегами из Литвы. Благодаря чему им удавалось быть неуловимыми: надо попытать кого-то в Литве- едут местные, лубенские. Надо выбить деньги здесь – пожалуйте на «работу» ребята из Вильнюса. Милиция с ног сбивалась, но по описаниям никто из местных не походил. Почему они нас интересовали? Здесь было два момента. Во-первых, мы уже знали, что именно они из подпольной типографии где-то под Вильнюсом возят все эти РУХовские листовки, причём далее курьеры переправляли их в Киев, откуда эта зараза и расползалась по всей Украине. А во-вторых, они как-то у себя в номере гостиницы «Лубны» обсуждали стремление приобрести в наших частях любое оружие и боеприпасы. Поэтому постоянный контроль за ними был мне просто необходим.
Хотя, честно говоря, как по мне, давно следовало «хлопнуть» их с листовками, да размотать их преступления (а дело явно шло от пыток и вымогательства к убийствам – ребята уже входили во вкус), да опубликовать бы эти материалы! Вот это было бы дело – РУХ плотно сотрудничает с реальными убийцами и палачами, и все эти листовки обильно политы кровью первых украинских и литовских предпринимателей. Какие ещё можно придумать дискредитирующие материалы, скажите мне?
Останавливал нас, в сущности, один момент. Мы понимали, что среди сотрудников как милиции, так и КГБ уже есть свои тихушники, или, как сегодня принято их называть, «ждуны». Легализация материалов должна быть обставлена так, чтобы никто не смог понять, каким образом мы получаем информацию о деятельности бандитов, а их поимка должна носить якобы исключительно случайный характер. Ни в коем случае не должны были торчать наши, особистские, «уши». И ещё: легализованные материалы должны носить чёткий изобличающий характер, не допускать каких-то двусмысленностей или иных трактовок, чтобы никто не смог вывести членов банды из-под ответственности. Мы не боялись, что кто-то заступится за этих отморозков, нет. Но речь шла о репутации практически всего спектра оппозиционных партий Украины, и кто знал, какие силы поднимутся на их защиту. Приходилось выжидать: примерный перечень совершённых преступлений у нас уже был, доказательственная база в целом создана, но оставалось самое трудное – либо дождаться, либо самим создать условия для их «случайного» изобличения. Мы ломали головы над решением этой проблемы.
И тут нам повезло: в момент очередного визита «гостей из братской Литвы» где-то в мае 1991 года мне сообщили, что они купили у прапорщика склада батальона связи два ящика с патронами. Это была очень большая удача. Все пазлы мгновенно сложились.
Мы, естественно, знали марки и номера их машин (двух вишнёвых девяток – это были самые крутые машины в то время). Два ящика (четыре цинка) патронов просто так в девятке не спрячешь. Маршрут и время выезда известны.
Пацаны со своими «покупками» хай едут в свою Литву. Где-то в Белоруссии провоцируется ДТП (или что-то в этом роде). Дальше досмотр водителей и авто, находятся патроны – они уже не отвертятся, и это железный повод «забрать» дело из милиции в КГБ, а оттуда -в военную прокуратуру, то есть к нам - ведь патроны им продавал военный, прапорщик; допросы, признательные показания – на них у нас всё есть, после чего накрывается типография в Вильнюсе, а дальше кульминация - сюжет на ТВ, статья в «Радянськой Украине» или в «Правде Украины», и всё, националистической оппозиции наносится сокрушительный удар.
При желании по этому делу можно и наиболее отмороженных депутатов из Верховного совета выдернуть. Всё очень просто, а значит, надёжно. Никаких сверхсложных схем, от нас выходит минимум чувствительной информации с минимальными шансами для предателей. Времени (а это в таких делах главный ресурс) у нас достаточно – помню, было часов тридцать до их отъезда. Оставалось довести в необходимых пределах до территориальных органов КГБ Украины эту диспозицию, согласовать с ними (напомню, речь шла о реализации материалов в отношении гражданских лиц) план мероприятий, и – готовить шампанское, дело должно было получиться громкое, знаковое, с далеко идущими последствиями.
Да и поток листовок этих поднадоел. Хотя, как по мне, масштабы этого стихийного бедствия вызывали серьёзные сомнения в неуловимости пресловутой вильнюсской подпольной типографии – постулаты социалистической законности уже вовсю размывались…
Начальник уехал в Киев, на совместное совещание руководства КГБ Украины и руководства особого отдела по Киевскому военному округу. Уехал воодушевлённый, а приехал, можно сказать, потрясённый. Он уже понимал, куда это всё идёт.
Высокие начальники решили активных мер не предпринимать, продолжать наблюдение, имеющиеся материалы передать терорганам – в Полтавское управление КГБ Украины (мы передали, естественно, не всё, хотя какое это имеет значение – через пару-тройку месяцев, после путча 1991 года они завладели всеми нашими документами). Всё.
Вот такая история. Убийцы и палачи остались на свободе (может, даже перебрались в пантеон хероев Украины), Рух ничем себя не запятнал.
А через два-три месяца был путч... Я на следующий же день написал рапорт о переводе в Россию и убыл числа 24 августа в Читу, в гарнизон Домна, особый отдел по 23-ей Воздушной армии. Убыл по звонку, дело моё отправили вслед за мной. Семья на время оставалась на Украине – с учётом изложенного выше какие только мысли мне в голову не лезли…
И осталась у меня после этой истории только память и чувство глубокого сожаления – а ведь можно ж было…
А также запись в моём деле «в контрразведывательной деятельности достиг конкретных результатов» (правда, у меня ещё было дело на капитана Мяло по инициативному шпионажу, опишу попозже). Я эту запись сам, естественно, не видел, дело в руки не давали, но, когда оно пришло в ЗабВО, вопрос, что это за результаты, мне кто только не задавал. Делиться такими вещами у нас было не принято. Да и какая разница, толку то от этих «конкретных результатов» всё равно никакого.
PS Обстоятельства проведения референдума о сохранении Союза не включил специально. Во-первых, с ним всё всем и так известно. А во-вторых, чтобы не перегружать свое грустное и без того повествование…
Квартиру в Лубнах я (а вернее, остававшаяся на Украине в это время жена), кстати, получил в начале сентября – начальник отдела майор Пилипчук был человеком слова: обещал квартиру – сделал. По сути, я от Украины квартиру получил, уже находясь в России, в ЗабВО.
Кстати, наличие этой квартиры привело к любопытному казусу: я служил в органах контрразведки в РФ, потом уволился, дослужился до подполковника налоговой полиции, формально… не являясь гражданином России.
Прописка, мол, у тебя, хороняка, украинская была на 20 февраля 1992 года, поэтому пиши, любезный, прошение на имя президента Ельцина на предоставление гражданства. Я принципиально не стал, так как мне никто не смог ответить на простой вопрос: а кто и когда меня, уроженца Воронежской области, направленного на учёбу в военное училище военкоматом Краснодарского края, служившего на дату определения гражданства в органах военной контрразведки РФ, лишил этого самого российского гражданства? И почему я должен просить о нём? Я, офицер, отказавшийся принимать украинскую присягу? Да ещё когда уже было решение Конституционного суда по аналогичному делу майора Баранова. Не, не слышали, у нас инструкция старая, по ней и работаем.
В общем, решил я эту проблему только когда дочери нужно было паспорт получать. Решил явочным порядком.