Саундрама по пьесе Александва Вампилова.
Режиссер - Владимир Панков, основатель студии SounDrama.
Композитор - Александр Гусев.
Художник по костюмам - Сергей Агафонов.
Хореография - Екатерина Кислова.
Художник по свету - Николай Сурков.
Премьера состоялась в 2015 году.
Спектакль проучил Гран-при Театральной премии СТД РФ «Гвоздь сезона».
«Так откуда взялась печаль?»
На мой взгляд, Владимир Панков рассказал историю не Зилова, а Гамлета, поместив его в эпоху застоя (текст пьесы практически не изменен). Весь спектакль он бьется над вопросом : быть или не быть, и за ним носят, или он сам носит, гроб ярко-красного цвета, в который герой время от времени ложится. Красный цвет гроба и машины Зилова - это уже протест против застоя и серости. Эпоха застоя и застолья в спектакле неожиданно расцвела в сценографии Максима Обрезкова разными цветами, а кроме того, забурлила жизнью. Разберемся позже, почему?
Второй насущный вопрос Зилова: любить или не любить и кого. Здесь Зилов неожиданно роднится с Дон Жуаном, и по сюжету спектакля разрывается между двумя девушками: женой Галиной и Ириной, с такой неистовостью страсти, что поверить в то, что ему все безразлично, как герой нас в этом уверяет, можно только в том случае, если он переживает раздвоение личности. То Зилов под дождем пытается прорваться за стекло машины, за которым сидит его жена (сцена напоминает по накалу «Три тополя на Плющихе»). Так символически обозначен ее уход. Он выкрикивает ей объяснение в любви, в которую она больше не верит. Галина (Анжела Белянская) воплотила драму любящей женщины, кроткой и лиричной.
С той же страстью Зилов (Антон Пахомов) целится из охотничьего ружья в зрителей и в друзей. От такого безразличия берет оторопь. Видимо, режиссер коренным образом переосмыслил этот образ, а скорее, высказал свой протест удушающему обывательскому миру.
Зилов, превратившись в шекспировского героя (такая в нем сила страсти и жизни) , разбирается с собой, тогда как у английского драматурга герои разбираются с небесами. Беда Зилова в этой трактовке в том, что он глух к миру, и, может, для того, чтобы разбудить душу героя, пьеса превращена в саундраму, которую ведет живой маленький оркестр. Ее ядром становится отпевание и воскрешение умершего.
Разнообразие мира и его божественная сущность в спектакле выражена прежде всего в звуковой полифонии. Это звуки дождя и капающей воды, звукоподражание голосам птиц, кряканье, исполняемое «старухами» ( народом) на специальных манках, горловое пение, древнее, как мир, с помощью которого человек устанавливал связь с природой.
В центре сцены налита вода, образуя огромную лужу прямоугольной формы. Она имеет богатую символику в спектакле, в зависимости от контекста. Лужа символизирует болото советского времени, а может и водку, с которой и море по колено. Как известно, в советское время алкоголизм был серьезной проблемой. Именно ей разогревали свои пламенные моторы-сердца строители коммунизма, чтобы «душа в высшей степени окрепла», как писал Венедикт Ерофеев.
Но настоящий драматизм «озерцо» приобретает, когда в него ставят крышку гроба и в нее садится новая возлюбленная Зилова бурятка Ирина (Сэсэг Хапсасова). Картина читается уже по-другому. Она рождает образ девы озера, которая сидит в лодке и ждет жениха. Метафорически Байкал высох, а души обмелели. Сэсэг удалось сыграть двойственный образ: и реальной девушки, чистой и светлой, и мифологическую героиню, загадочную и вечную как природа.
С кем же борется Зилов в этой постановке? Он переживает внутренний конфликт, связанный с потерей смысла жизни на фоне бессодержательной бюрократической эпохи, превратившей человека в массу. Масса думать не должна, а должна исполнять директивы. Превращение человека в фикцию хорошо показано в сцене, изображающей работу советского учреждения. Работники сидят обмотанные скотчем, к которому прикреплены приказы и нормативы. Женщины опрокинуты вверх ногами, и из-под стола торчат только их ноги в туфлях на высоких каблуках, на подошвы которых тоже прилеплены приказы. Канцелярия поглотила человека, иссушила мир.
По замыслу А.Вампилова, Виктора Зилова погубила бессодержательность эпохи и его бесхребетность, а для режиссера Панкова - , кроме этого, разрыв с корнями, с деревней и народной культурой, которая в спектакле олицетворяют старухи и девушка-бурятка Ирина. Горловое пение официанта Димы и бурятки Ирины в завораживающем красотой и яркостью народном костюме девушки-птицы, оживляют древних духов, как зла, так и добра. Зло у Владимира Панкова побеждается дружбой и возрождением внутреннего ребенка, который отнимает ружье у взрослого Зилова (Александр Глухов). Поверить в то, что друзей и Зилова связывает, кроме проститутки Веры (Наталья Благих) и застолий, что-то еще, трудно, но в спектакле это так.
На сцене одновременно играют много актеров. На огромном экране сзади сцены тоже возникают фигурки людей, движущиеся группами. По замыслу Панкова, Зиловы - все, поэтому реплики героя повторяют парни из массовки, копируя и его жесты. А история Зилова подается не как уникальная, а типичная для своего времени.
Но для меня Зилов в этой интерпретации слишком громогласен, слишком прямолинеен, слишком страдает, а это хорошо для героя-романтика, но просто невозможно для героя вампиловской драмы, который пуст и действительно безразличен ко всему.
Повторюсь: режиссер переосмыслил пьесу, он искал пути спасения героя и нашел. И не только для Зилова, но и для себя. Как известно, Владимир Панков сам ходил в народ и собирал фольклорные песни, говор, предметы быта, чтобы обрести опору в разваливающемся мире 90х годов. Не случайно завершает спектакль песня Виктора Цоя «Печаль».
Интерпретация пьесы получилась оригинальная, наполненная болью и поисками смысла жизни, поэтому находит отклик у зрителей. Играют актеры очень эмоционально, с полным проживанием историй своих героев.
Выбор за зрителем!
P.S. Литература, созданная гениями и очень талантливыми людьми, предлагает человеку массу жизненных сценариев, которые помогают выбраться из кризисной ситуации или предвидеть, куда может привести тебя твой сценарий. С этой точки зрения, сценарий Зилова - это путь саморазрушения. Сценарий Владимира Панкова для меня утопичен. Может ли человек, не нашедший веры, найти опору в друзьях, которые тоже живут бессмысленной жизнью?
