— Опять макароны? — Павел устало опустился на стул, глядя на тарелку перед собой.
— А что ты хотел? — Анна раздраженно швырнула полотенце на кухонный стол.
Он молча уткнулся в телефон, листая ленту новостей. Очередное повышение цен, сокращения на предприятиях, прогнозы экспертов — один мрачнее другого. Анна присела рядом, машинально поправляя прядь выбившихся из хвоста волос.
— Знаешь, может, стоит поговорить с родителями? — её голос звучал неуверенно. — Ну, насчёт обмена...
Павел поднял глаза. В последнее время эта тема всплывала все чаще. Особенно по вечерам, когда они укладывали маленькую Машу спать в единственной комнате, а сами устраивались на раскладном диване в кухне-гостиной.
— Думаешь, согласятся? — он отложил телефон. — Твой отец говорил, что слышит маму... Может, ему правда тяжело одному в доме?
Анна вздохнула, вспоминая их последний визит к отцу. Старый дом, где прошло её детство, теперь казался слишком большим для одинокого мужчины. После смерти мамы отец часто сидел в её кресле, разговаривая с пустотой. "Представляешь, доча, — говорил он, — вчера мама приходила. Всё корила меня, что цветы не поливаю..."
— А твоя мама как? — Анна осторожно коснулась руки мужа. — В трёшке одной совсем неуютно, наверное?
Павел поморщился. После смерти отца мать действительно сдала. Жаловалась на скрипящий паркет, на шумных соседей, на то, что страшно выходить вечером в магазин. Трёхкомнатная квартира в старой панельке превратилась для неё в настоящую крепость одиночества.
— Слушай, а может... — Анна оживилась, — может, предложим им жить вместе? Твоей маме и моему отцу? А мы бы...
— Что мы? — Павел усмехнулся. — Продадим их квартиры и купим себе что получше? А их — в нашу однушку?
— Ну а что такого? — Анна начала горячиться. — Им вдвоём веселее будет. Да и помогать проще — всё в одном месте. А то мотаемся туда-сюда каждые выходные, и никто толком не присмотрен.
За стеной заплакала Маша. Анна вскочила, но Павел остановил её:
— Сиди, я схожу.
Он вышел из кухни, а Анна осталась сидеть, глядя в окно на россыпь огней спального района. Сорок восемь квадратных метров. Когда они брали ипотеку, казалось — вот оно, счастье. Своё жильё, пусть маленькое, но своё. Можно и потерпеть, главное — не снимать. А теперь...
Из комнаты донёсся голос Павла, напевающего колыбельную. Анна улыбнулась — за четыре года он научился укладывать дочку не хуже неё.
Павел вернулся через полчаса, когда она уже домыла посуду и заварила чай.
— Уснула, — шепнул он, присаживаясь рядом. — Слушай, а ведь в чём-то ты права. Им бы правда было легче вместе.
— Вот! — Анна пододвинула к нему чашку. — И мы бы чаще заходили. А то мама твоя вечно жалуется, что мы редко бываем.
— Ну так не разорваться же, — Павел отхлебнул чай. — То к твоему отцу едем, то к моей... А тут бы в одном месте все были.
— И Машка бы с бабушкой и дедушкой больше времени проводила, — подхватила Анна. — Им радость, и нам помощь.
Они помолчали, обдумывая эту идею. За окном промчалась машина скорой помощи, на секунду окрасив кухню всполохами синего света.
— Знаешь, что самое сложное будет? — Павел поболтал ложечкой в чашке. — Убедить их, что это — хорошая идея.
Анна фыркнула:
— Да уж. Твоя мама наверняка начнёт про то, что "в своих стенах и помирать легче". А мой — что мамин дух в доме живёт...
— Ну так потихоньку, — Павел придвинулся ближе. — Сначала просто будем чаще заезжать. Потом как-нибудь их вместе соберём — типа на день рождения Машки или ещё что. Пусть пообщаются, привыкнут друг к другу.
— А потом как бы между делом и предложим, — подхватила Анна. — Мол, вам же понравилось вместе время проводить...
— Точно, — Павел улыбнулся. — И про однушку нашу скажем — типа, для двоих самое то. Ни большая, ни маленькая...
— И район хороший, — добавила Анна. — Поликлиника рядом, магазины, парк...
Они проговорили до поздней ночи, обсуждая детали плана. Казалось, всё складывается идеально — и родителям хорошо, и им удастся решить квартирный вопрос. Засыпая на диване под мерное гудение холодильника, они уже представляли, как будут делать ремонт в новой квартире...
А утром начались будни. Анна спешила отвести Машу в садик перед работой, Павел умчался на важное совещание. День закрутил их в водовороте забот, но мысль о возможных переменах согревала душу. Вечером, укладывая дочь, Анна разглядывала тесную комнатку с детской кроваткой, комодом и шкафом, занимающим почти всю стену, и думала о том, как здорово было бы иметь для Маши отдельную просторную детскую.
В выходные они, как обычно, поехали навещать родителей. Сначала к отцу Анны — он жил дальше, на окраине города, в старом двухэтажном доме с участком. Маша любила эти поездки — дед всегда угощал её леденцами и разрешал гонять по двору соседского кота.
— Пап, ты бы хоть забор покрасил, — заметила Анна, разглядывая облупившуюся краску. — Совсем зарос тут...
— А, — отец махнул рукой, — зачем теперь? Мама вот всё собиралась жасмин посадить вдоль забора... Говорит мне вчера: "Вань, весной посадим обязательно..."
Анна переглянулась с Павлом. После смерти мамы прошло уже больше года, а отец всё чаще говорил о ней в настоящем времени. Может, и правда стоит забрать его оттуда? Все эти воспоминания только бередят душу...
От отца поехали к матери Павла. Её квартира находилась в типичной панельной девятиэтажке — таких в городе было десятки. Поднявшись на седьмой этаж (лифт, как обычно, не работал), Павел достал ключи.
— Мам, мы приехали! — крикнул он с порога.
Из кухни потянуло запахом пирогов. Мать Павла, Галина Петровна, всегда пекла к их приходу — "чтобы внучка не худела", как она говорила.
— Ой, а я вас раньше ждала, — засуетилась она, вытирая руки о фартук. — Пироги уже остыли...
— Ничего, мам, разогреем, — Павел чмокнул её в щёку. — Как ты тут?
— Да всё как всегда, — она вздохнула. — Вчера опять соседи сверху заливали. Говорят, трубу прорвало. А кто проверит? Ваш папа бы уже давно разобрался...
Анна молча прошла на кухню, усаживая Машу за стол. Типичная советская кухня — обои в цветочек, старый холодильник "Минск", шкафчики, которые помнят ещё её свадьбу с Павлом.
— Галина Петровна, — начала она осторожно, — а может, вам помощника какого найти? По хозяйству там, по ремонту...
— Это ещё зачем? — мать Павла насторожилась. — Я пока сама справляюсь. Вот только с сантехником беда — все какие-то проходимцы. То один придёт, намудрит, то другой...
— А вот у моего папы, между прочим, руки золотые, — как бы невзначай заметила Анна. — Он всю сантехнику сам делает.
Павел бросил на жену предупреждающий взгляд — не торопись, мол. Но Анна уже завелась:
— Знаете, а давайте мы вас как-нибудь познакомим? Папа такой одинокий после маминой смерти... И вам бы компания...
Галина Петровна замерла с пирогом в руках:
— Это ты на что намекаешь, невестушка? — голос её стал ледяным. — Чтоб я, не дай бог, с кем-то... После Коли?
— Да нет, что вы! — Анна попыталась исправить ситуацию. — Просто по-дружески. Посидели бы, чайку попили...
— Знаю я эти чаи, — Галина Петровна поджала губы. — Сначала чаи, потом — гляди, уже и съезжаться предлагают. Нет уж, я в своей квартире останусь. Здесь всё Колино, каждый угол его помнит.
Повисло неловкое молчание. Маша, почувствовав напряжение, захныкала. Павел подхватил дочку на руки:
— Пойдём, солнышко, я тебе папины игрушки покажу.
Они ушли в большую комнату, а Анна осталась наедине со свекровью. Та демонстративно гремела посудой, расставляя чашки.
— Галина Петровна, — тихо сказала Анна, — мы же о вас беспокоимся. Тяжело ведь одной...
— А тебе-то что? — свекровь резко обернулась. — Своих проблем мало? Думаешь, я не вижу, как вы живёте? В однушке втроём... Машка растёт, скоро в школу пойдёт — где ей уроки делать будешь? На кухне?
Анна прикусила губу. Да, об этом она тоже думала. Особенно по вечерам, когда они с Павлом шёпотом ругались на кухне, боясь разбудить дочь.
— Вот именно, — сказала она. — Потому и думаем... Может, как-то по-другому устроиться можно? Чтобы всем удобно было?
— А, вот оно что! — Галина Петровна всплеснула руками. — Теперь понятно, куда ветер дует. На мою квартиру глаз положили? Думаете, старая, выжила из ума — можно в однушку запихать, а самим...
— Да что вы такое говорите! — возмутилась Анна. — Мы же как лучше хотим!
— Знаю я это "лучше", — отрезала свекровь. — Сейчас все так говорят. А потом старики по углам жмутся, пока молодые на их площади шикуют.
Из комнаты донёсся смех Маши — Павел, видимо, нашёл какую-то старую игрушку. Галина Петровна вдруг как-то сразу постарела, опустилась на табурет:
— Ты, Аня, не обижайся. Я всё понимаю — и про Машку, и про тесноту вашу. Только не могу я отсюда уйти. Здесь всё родное, намоленное. Каждая вещь о чём-то напоминает. Вон, занавески — мы с Колей вместе выбирали. Обои эти страшненькие — он сам клеил, всё приговаривал: "Петровна, криво выходит..." А люстра в гостиной? Её ещё твой дед, Паша, покупал. Как я всё это брошу?
Анна молчала. Что тут скажешь? У каждого свои стены, своя память...
Вечером, уже дома, она позвонила подруге с работы — Светлане. Та выслушала её сбивчивый рассказ и неожиданно встала на сторону стариков:
— А ты бы сама хотела, чтобы тебя из дома выселили? Пусть даже из лучших побуждений?
— Да никто не выселяет! — взорвалась Анна. — Мы же им помочь хотим!
— Угу, — хмыкнула Светлана. — Помочь. А заодно и квартирный вопрос решить. Удобно получается — и овцы целы, и волки сыты.
— Свет, ну ты чего? Я же не чужая какая-то — дочь родная! И Паша — сын! Имеем право подумать...
— О себе? — перебила подруга. — Конечно, имеете. Только родители тоже имеют право дожить свой век там, где им хочется. В своих стенах.
— А то, что им помощь нужна — это как? — не сдавалась Анна. — Отец мой вообще с призраками разговаривает! А свекровь того и гляди на сантехниках разорится — уже третьего за месяц вызывает.
— Ну так помогайте! — в голосе Светланы звучало раздражение. — Кто мешает? Ездите чаще, звоните, решайте проблемы. Но при чём тут квартирный размен?
Анна бросила трубку. Нет, Светка не поняла. Она всегда была такой — правильной до зубовного скрежета. А тут жизнь, реальная жизнь, где всё сложно и запутанно...
На следующий день на работе к ней подошла Марина из бухгалтерии.
— Слушай, а ты молодец, — сказала она, присаживаясь с чашкой кофе. — Правильно мыслишь. Нечего сантименты разводить — дело надо делать.
— В смысле? — не поняла Анна.
— В прямом, — Марина отхлебнула кофе. — Я через это прошла. У меня свекровь тоже упиралась — мол, никуда не поеду из своей двушки. А мы с мужем жёстко поставили вопрос: или так, или внуков не увидишь. Сразу согласилась.
Анна почувствовала, как внутри всё сжалось:
— И что, сработало?
— А то! — Марина победно улыбнулась. — Сейчас живёт в однушке, и ничего — привыкла. А мы в её квартире шикарный ремонт сделали, детям по комнате выделили. Главное — не миндальничать. Они своё пожили, пусть теперь о детях подумают.
Весь день Анна не могла отделаться от этого разговора. Слова Марины крутились в голове, как назойливая мелодия. А что, если действительно надавить? В конце концов, они же не чужие люди...
Вечером она поделилась этими мыслями с Павлом. Тот долго молчал, глядя в окно, потом тихо сказал:
— Знаешь, я сегодня к маме заезжал. Сантехника вызывал, представляешь? Опять трубу прорвало.
— И что?
— Да так... Сидел на кухне, пока он возился, и вдруг понял — я же здесь каждый угол помню. Вот тут, — он провёл рукой по стене, — были наклейки с машинками. Я их в детстве налепил, отец ругался... А там, на подоконнике, мы с ним самолётики запускали. Он говорил: "Вырастешь — научу настоящим самолётом управлять..."
Анна присела рядом, обняла его за плечи:
— Паш, но ведь это всё в прошлом. А нам жить дальше надо. И Машке пространство нужно...
— А маме? — он повернулся к ней. — Ей что нужно? Чтобы мы её из дома выкинули? Где каждая вещь о папе напоминает?
— Да не выкинули! — взорвалась Анна. — Почему все так говорят? Мы же о них заботимся! Им вдвоём лучше будет — и твоей маме, и моему отцу. Чем по разным углам сидеть, с призраками разговаривать...
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стояла соседка, баба Зина:
— Анечка, у тебя соды не найдётся? Изжога замучила...
Анна пошла на кухню, достала пачку соды. Баба Зина прошаркала следом, присела на табурет:
— А вы чего это тут про родителей говорите... — она хитро прищурилась. — Не надо их трогать, голубки. Грех это.
— Какой грех? — устало спросила Анна. — Мы же как лучше хотим...
— Эх, милая, — старуха покачала головой. — Все мы хотим как лучше. Вот у меня подруга была, Тамара Сергеевна. Царствие ей небесное... У неё дети так же придумали — мол, давай, мать, к тебе бабку подселим, вам веселее будет. А сами в её квартиру въехали.
— И что? — Анна почувствовала, как краснеет.
— А то, что через полгода померла Тамара Сергеевна. Врачи говорят — сердце. А я знаю — тоска её съела. По родным стенам, по вещам своим... Она мне всё жаловалась: "Зина, задыхаюсь я тут. Всё чужое, неродное..."
Баба Зина взяла соду, поднялась:
— Ты, Анечка, подумай хорошенько. Стены — они ведь живые. В них память живёт, любовь... Нельзя стариков от этого отрывать. Они как деревья — пересадишь, а приживутся ли?
Она ушла, а Анна осталась стоять посреди кухни. В голове вдруг всплыло воспоминание: вот она, маленькая, бежит по дорожке к отцовскому дому. Мама на крыльце белье развешивает, отец в саду возится... Родные стены, родные лица...
В комнате заплакала Маша. Анна пошла к дочке, присела на край кроватки. Девочка что-то бормотала во сне, хмурила бровки — совсем как бабушка Галя.
"А ведь когда-нибудь и Машка вырастет, — вдруг подумала Анна. — И тоже будет решать, как с нами быть..."
Она представила себя старой, в чужой квартире, среди чужих стен. Вот она сидит у окна, вглядывается в незнакомый двор, а где-то там, в её бывшей кухне, дочь готовит ужин...
— Паш, — позвала она мужа. — Иди сюда.
Он подошёл, обнял её сзади за плечи:
— Что?
— А давай мы лучше ипотеку досрочно закроем? Машину продадим — всё равно в ремонт просится. А потом можно будет расширяться...
— Без родительских квартир? — в его голосе послышалось облегчение.
— Без, — твёрдо сказала Анна. — Сами справимся.
— А с ними что?
— А им будем помогать. По-настоящему, а не так... — она махнула рукой. — Будем чаще приезжать, ремонт сделаем... Твоей маме окна поменяем, а то дует. Отцу забор покрасим...
Павел крепче обнял её:
— Знаешь, а ведь ты права. Нельзя счастье строить на чужом несчастье. Даже если это несчастье им самим кажется счастьем.
А за окном шёл дождь, барабанил по карнизу, и в его монотонном шуме слышалось что-то успокаивающее. Словно сами стены — старые и новые, родные и чужие — нашёптывали какую-то древнюю мудрость о том, что дом — это не просто место, где живут люди. Это место, где живёт память. И разрушить её нельзя — даже из самых лучших побуждений.
Интересный рассказ: