XIII
Он пришел на квартиру Соньки-гусара, спросил ее комнату и сделал самый тщательный обыск, но ничего обличающего ее не отыскал. На комодике лежала книжка «Вестника Европы» за август месяц, совершенно свежая, неразрезанная, которую он и захватил с собою.
После этого он дождался Машу.
Это была красивая, полная, маленького роста брюнетка.
Увидев его в своей комнате, она с недоумением остановилась на пороге комнатки.
Ж. встал ей навстречу и дружески заговорил:
— А я вас добрый час как поджидаю. С работы?
— С работы. А на что я вам? Кто вы?
— Я? — Ж. назвал себя, свое звание и быстро продолжал: — Я от вашей подруги, Софьи...
— Ее арестовали?
Он кивнул.
Маша хлопнула по бедрам руками.
— Вот! Я ей говорила!
— Вам жалко ее?
— Еще бы...
Она тяжело опустилась на стул.
Ж. встал перед ней.
— Тогда помогите ей выпутаться из беды.
— Помогите мне найти настоящего виновника. Вы его видали у нее. В лицо его узнать можете? Ну, вот! Станем мы с вами дежурить подле всех министерств, станем искать на улицах, в клубах, в театрах. Везде! Согласны?
Она быстро кивнула головой и вскочила.
— О, я его узнаю сразу! — воскликнула она.
— И отлично! А когда мы его возьмем, Софья будет сразу свободна.
— Ах, она ни в чем не виновна, — с убеждением сказала Маша.
— Я тоже думаю, — ответил Ж. и прибавил: — Только об этом никому!
— О, понятно.
— Вы можете на время оставить магазин? Мы вам заплатим. Она согласилась.
— Хоть поругаюсь, а брошу. Мне Соня всего дороже!
— Значит, с завтрашнего дня и начнем, — решил Ж. и ушел.
XIV
Я назначил Маше жалованье за все дни поисков, чтобы она имела возможность на время оставить всякую другую работу, и Ж. тотчас начал с ней свои исканья.
Утром они дежурили у Министерства путей сообщения, в 5 часов были у Министерства государственных имуществ, а потом у контроля. А так как в один какой-либо день он мог и не прийти-, то они снова и снова повторяли свои дежурства у всех министерств, у всех управлений, у всех контор и банкирских домов. Днем они заходили в маленькие рестораны, к Доминику, в кофейни; вечером были в театре или в клубе, и каждый день возвращались обратно ни с чем.
— Нет его! — с досадою говорила Маша. — Верно, уехал!
Но мы не теряли надежды. В Петербурге не так легко найти человека, который к тому же знает Машу в лицо и, быть может, не раз уже скрывался при ее приближении, но что он будет найден, в этом не сомневались ни я, ни Ж.
И наши расчеты оправдались.
Однажды, когда они проходили мимо Доминика, Маша вдруг порывисто сжала руку Ж. и, задыхаясь, сказала:
— Он!
Словно огнем обожгло Ж. Он встрепенулся.
— Где? Вон идет с портфелем?
Ж. потащил ее за указанным господином.
Они перегнали его.
— Нет, — упавшим голосом сказала Маша, — это не он. Есть какое-то сходство. Глаза, нос, но у того была борода; такая заметная!..
Ж., у которого сначала упало сердце, теперь только улыбнулся и сказал Маше:
— Ну, теперь можешь идти домой и меня оставить.
Лицо Маши выразило удивление.
— Не бойся! Я знаю, что говорю. Иди! — сказал ласково Ж.
Маша молча повиновалась.
Ж. засунул руки в карманы и медленно пошел за намеченным господином.
Тот шел в хорошем пальто, в хорошей шляпе, с портфелем под мышкой.
Он шел тихо, низко опустив голову, видимо, не замечая окружающих.
Ж. раза два перегнал его и заглянул ему в лицо.
Это был мужчина лет 36, с усталым, грустным лицом. Глубокая складка лежала между его бровями, служа как бы продолжением красивого, тонкого носа. У него был гладко выбритый подбородок, маленькие баки и короткие усы рыжеватого оттенка.
Ж. следовал за ним неотступно.
Господин дошел до Морской, свернул в нее и, пройдя до Гороховой, скрылся в подъезде страхового общества. Ж. потер от удовольствия руки.
Служит ли он тут, зашел ли по делу страхования, во всяком случае он теперь от него уже не скроется.
Он перешел улицу и подошел к стоящему у дверей швейцару.
— Скажите, пожалуйста, — спросил он, доставая 20 копеек, — ведь этот господин, с усами и баками, у вас служит?
Швейцар взял монету.
— Господин Синев?
— Да.
— У нас, инспектором.
— Благодарю вас. Большое жалованье?
Швейцар ухмыльнулся.
— Для двоих хватит. Тысячи четыре наберется.
— Как для двоих? — спросил Ж.
— Потому как они недавно женились, — объяснил швейцар.
— А! Благодарю вас! — сказал Ж. и отошел от подъезда, направляясь в портерную.
Там он сел у окошка, спросил пива и стал внимательно следить за всеми выходившими из дверей.
Тогда еще не было адрес-календарей.
В половине пятого Синев вышел из подъезда и пошел по Гороховой.
Ж. уже следовал за ним.
Синев взял извозчика.
Ж. тотчас взял другого и поехал за ним следом.
Они приехали на Серпуховскую улицу, и Синев вошел в подъезд красивого, единственного в то время каменного дома.
— Теперь не уйдешь! — радостно сказал себе Ж. и тотчас явился ко мне с докладом.
Я выслушал его и задумался: взять по одному, да и то такому неверному указанию Соньки, видимо, состоятельного и интеллигентного господина — поступок довольно рискованный.
Я предложил Ж. как-никак сперва удостовериться, тот ли этот самый, который подкупил Соньку-гусара, и если это он, то найти улики. Потом мы сообща составили план первых действий, я отпустил Ж. и стал ждать результатов.
XV
В тот же вечер Ж., не гримированный, но в старом, изношенном костюме, сидел в портерной того дома, в котором жил Синев.
В то время в Петербурге было портерных столько, сколько теперь аптекарских магазинов.
Ж. сел подле самой стойки и вступил в беседу с приказчиком, спрашивая, не знает ли он, где господа лакея ищут.
— Потому как я по этой должности без малого всю жизнь и теперь без места.
— Нет, милый человек, таких у нас нету, — ответил приказчик.
Ж. удивился.
— Такой огромнейший дом и с парадом, а господ нету!
— Купцы у нас тут живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев, Яков Степанович. Так им лакея не нужно.
— Есть?
— Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого и со всем у них одна прислуга справляется. Такая шельма! Анюткой звать. У нас завсегда с одним фельдфебелем прохлаждается, когда господ ежели нет.
— А поди никогда ввечеру не сидят? Господское житье я знаю...
— Тут не так, — отвечал словоохотливый приказчик, — промеж ними быдто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Однова она хотела за окно выброситься, в другой — он чуть не зарезался.
— Что ж это с ним?
Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.
— Это ты про Синевых? — спросила она приказчика.
Тот кивнул.
— Про их балакаю.
Женщина внезапно оживилась и, поправив на голове платок, заговорила.
— Про этих господ ты у меня спроси. Я у их завсегда белье стираю и всю-то их жизнь — во как знаю! С чего они живут так...
Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:
— Позвольте познакомиться. Прокофий Степанов, по лакейской должности. — И, садясь подле их стола, прибавил: — Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! — приказал он приказчику.
Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и она тотчас заговорила:
— Господа-то эти душевные очень, да вот поди — не повезло! Барин-то в ей души не чает, и она в ем, и деньги у них, потому у барина хорошее место, а в доме ужасти что.
— Из чего ж промеж ими такая контрибуция? — спросил Ж. Прачка нагнулась к нему и понизила голос до шепота.
— Видите ли, она-то до свадьбы не соблюла себя. Он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся и оба плакать. Я это однаво в 3 часа проснулась, в прачешную идтить. Анютка спит что мертвая, а там плач и голоса... Я и подойди. Аж жутко стало. Он говорит: я тебя убью! А она говорит так-то тихо: убей — и тишина вдруг, а потом как он заплачет... Анютка сказывает — и часа бы не прожила, кабы не доход...
Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:
— А из себя красивые?
— И не говорите! Прямо парочка. Она-то такая стройненькая да высокенькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные. Брови что угольком выведены, и всегда сурьезная. Нет чтобы улыбнуться...
— А сам?
— Тоже видный мужчина. Высокий, статный. Поначалу, как с бородой был, так еще был красивее.
— Сбрил, что ли? — спросил Ж.
— Совсем! Сказывал шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая...
— Ну, прощенья просим! — поднялся Ж.
— Что ж, уж идете?
— Я еще забреду. Тут на Клинском живу, — отвечал Ж., — а сейчас мне надо насчет места наведаться.
— Ну, спасибо за угощение.
— Не на чем!
Молчавший все время мастеровой вынул изо рта трубку и сказал:
— Теперь ужо за нами!
— Пустяки, — отвечал Ж. и, простившись за руку с приказчиком, вышел.
— Обходительный мужчина, — сказала прачка, — приятно и в компании посидеть.
А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса уже был у меня.
— Убийцы найдены! — сказал он и рассказал все вышеописанное.
XVI
С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской 6, 8, а то 12 бутылок пива в дружеской компании за беседой.
Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткою, и даже с ее фельдфебелем, и все они не могли нахвалиться своим новым приятелем.
Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового.
Они однажды после крупной ссоры словно помирились и все целовались. Потом собрались ехать к тетке на дачу, в Лугу. Уехали, а на другое утро барыня одна вернулась. Бледная, чуть живая, и сразу в постель легла.
— Я думала, что барин, может, бросил ее, потому что никогда не было, чтобы они разлучились. А тут и ночь прошла, а его нет. Только рано утром звонок. Я отперла и даже закричала. И барин, и не он! Бороду-то всю напрочь сбрил и усы окарнал. «Что это вы? — говорю, а он смеется: «Теперь барыня, — говорит, — довольна будет. Она мою бороду не любила!» Прошел к ней, и стали они что-то шептаться. Мирились, верно.
Ж. кивнул ей головою и сказал, подмигивая на фельдфебеля:
— А вы небось не прочь, кабы они и недельку у тетки пожили? Праздничек бы справили.
Анютка засмеялась.
— Мы и то привыкли. Как есть на Спаса было. Мы это к Преображению ходили, а потом в Зоологию.
— Выходит, из-за бороды и мир? — снова спросил Ж.
— Какой! — отмахнулась Анютка. — Теперь еще хуже. Барыня все плачет, ночью не спит. Барин туча тучей. Ровно схоронили кого.
Ж. больше спрашивать было не о чем. Убийцы были найдены. Я уже со спокойной совестью поручил ему арестовать обоих и доставить в сыскное.
На другой день он дождался, когда Синев уехал на службу, и уже в своем обыкновенном костюме поднялся по парадной лестнице и позвонил у двери, на которой была прибита медная дощечка с надписью: «Яков Степанович Синев».
XVII
Анютка открыла дверь и с удивлением взглянула на Ж.
— Вы за мною?
— Нет, душечка, — спокойно ответил ей Ж. — проводите меня к вашей барыне.
Анюта удивленно вытаращила глаза.
— К барыне?
— Ну да! Возьми пальто! — И Ж., кинув изумленной Анютке пальто, смело вошел в комнаты.
Через кокетливо убранную гостиную он прошел в столовую. Там у окошка сидела Марья Ивановна Синева с задумчиво склоненной головой.
При входе Ж. она подняла голову и удивленно, испуганно взглянула на него.
Анютка остановилась в дверях.
Ж. приблизился к Синевой, поклонился ей и тихо сказал:
— Я — агент сыскной полиции и пришел арестовать вас по делу об убийстве Кузнецова.
Она приподнялась, в немом ужасе вытянула руки и бессильно опустилась на стул.
Анютка вскрикнула и убежала.
Ж. с чувством сожаления взял руки Синевой и слегка встряхнул ее.
— Не пугайтесь! Это должно было случиться. Ваш муж арестован тоже!
Эти слова словно возвратили ее к жизни. Она вдруг выпрямилась.
— Он невинен! — закричала она. — Это я, я одна все сделала!
— Поедемте и там вы все расскажете...
Она покорно встала.
Он помог ей одеться, вышел с нею и запер квартиру, спрятав ключ в карман.
У подъезда стояла уже толпа, и в середине ее Анютка что-то рассказывала, оживленно жестикулируя.
Ж. взглянул в ее сторону и коварно улыбнулся.
Дворник, по его приказанию, привел извозчика.
Он усадил Синеву, сел подле нее, и через 20 минут я уже принимал ее в своем кабинете, а Ж. тотчас пошел в страховое общество и попросил немедленно вызвать Якова Степановича Синева.
Словно предчувствуя недоброе, тот вышел взволнованный и бледный.
— Что вам нужно?
— Меня послала за вами ваша супруга, — ответил Ж., — она зовет вас немедленно.
— Куда? Что с ней? — Синев побелел как бумага.
— Я вам все расскажу по дороге. Едем! — настойчиво повторил Ж.
Синев кивнул головой, скрылся и через минуту вернулся со шляпой в руке.
— Я готов!
Ж. вышел с ним и крепко взял его под руку.
— Куда вы меня ведете? — спросил он.
— Два шага отсюда. В сыскное отделение, — отвечал Ж. — Там ваша супруга.
Синев опустил голову...
Ж. передал мне Синева, а я тотчас послал его на Серпуховскую собрать улики, если такие найдутся.
Когда он вошел в портерную, она была набита народом и все жадно слушали в сотый раз повторяемый рассказ Анютки.
— Отворяю, этто, я дверь, и вдруг он!.. — произнесла она и замолкла с раскрытым ртом.
Все оглянулись.
На пороге портерной стоял этот он, Ж.
— Ну-с, Анна Васильевна, — шутливо произнес он, — пройдемте-ка с вами в квартиру да прихватим дворников и понятых.
Анютка вышла из оцепенения и покорно пошла за агентом.
У дверей квартиры стояли уже околоточный, дворники и понятые.
Ж. вошел в квартиру и велел Анютке показать барынины платья.
Их было восемь. Ж. пересмотрел их и тотчас отделил одно, подол которого оказался залитым стеарином.
Он свернул это платье и составил протокол осмотра.
Потом, обратившись к Анютке, сказал ей:
— Ну, Анна Васильевна, а вы собирайте ваши пожиточки и переселяйтесь отсюда. Вы проследите, — обратился он к околоточному, — а потом закройте и опечатайте квартиру!
XVIII
Дело об убийстве Кузнецова разбиралось в феврале следующего года.
На скамье подсудимых сидели: Синев, бледный, исхудавший, с окладистой русой бородой; жена его, походившая на прекрасную восковую фигуру, страшную в своей апатичной покорности; и похудевшая Сонька-гусар.
Присяжные заседатели услыхали тяжелую семейную драму, драму двух любящих существ.
Синев женился на Марье Ивановне Крапивиной по любви, на которую она отвечала ему взаимностью.
И с первой же ночи началась их казнь.
Синев узнал страшное прошлое своей жены.
Она была бедная сирота, окончила Николаевский институт и сразу поступила гувернанткой к девочке у вдовца.
Вдовец совершил над ней насилие, потом отказал ей от места.
Синев слушал эту повесть, испытывал и безумную ревность, и жгучее сострадание.
Кто? Но она не говорила.
Между ними настал ад. Он бил ее, а потом вымаливал прощение. Он заставлял ее повторять историю ее несчастья, останавливаясь на самых оскорбительных подробностях, и потом обзывал ее самыми обидными именами.
Наконец он вырвал у нее имя, узнал его и много раз был готов убить его.
Жизнь стала невыносима, и в одну безумную ночь они решили, что Кузнецов должен быть убит...
Эта мысль охватила их обоих, и они сдружились в жажде отомщения.
Он нашел Соньку-гусара, обдумал весь план и привел его в исполнение.
Для этого он купил у Брабеца кинжал-нож.
В 6 часов они заняли второй номер и пили в нем, поджидая жертву. Потом он отодвинул шкаф, открыл дверь.
В 9 часов они услыхали голоса — его и Соньки. Их разделяла только стенка шкафа.
Часов в 10 Сонька ушла.
Вошел слуга и ушел, хлопнув дверью.
Они подождали еще с полчаса, и Синев отодвинул шкаф и вошел в номер.
Она следила.
Он отомстил своему врагу...
Когда они вернулись в номер, она лишилась чувств. Он закрыл дверь, задвинул шкаф, вымылся и привел ее в чувство.
Они дождались 5 часов утра и уехали.
Они вернулись домой. Он проехал в Псков и вернулся оттуда в другом пальто и обритый...
Присяжные чуть не плакали, слушая их душевную драму и содрогались, слушая историю мести.
Защитник сказал блестящую речь, но присяжные все-таки нашли их виновными, и суд приговорил их к каторжным работам: его на 18 лет, а ее на 12 лет.
Соньку-гусара оправдали.
Для Ж. за это дело я выхлопотал награду.