Найти в Дзене
Василий Ирзабеков

ЯБЛОКО ДЛЯ НИКОЛАЯ

То невероятное событие, о котором хочу поведать, случилось в памятное посещение Самары, и, несмотря на скоротечность, было на редкость радостным. Словно заново открывал для себя этот город – его церкви и святыни – хотя бывал здесь и прежде.
Бабье лето вошло в свою полноту, а потому ярко светило солнце, и набережная красавицы-Волги так радовала глаз, что хотелось всё гулять и гулять по ней, не думая ни о чём тревожном, отдыхая таким образом от изрядно поднадоевшей столичной сутолоки. Однако приезд был, как и водится, рабочим, а потому и распланирован буквально по минутам.
Итак, в компании ещё двух заезжих гостей – знаменитого писателя и литературоведа Николая Михайловича Коняева (ныне покойного) из Санкт-Петербурга и издателя Игоря Николаевича Минина из Рязани – мы и начали этот неповторимый день, водимые неутомимой Ольгой Ларькиной, местной писательницей и журналистом. Ей-то и обязаны мы этой историей, что приключилась с нами, и память о которой буду хранить весь остаток жизни.
Ещё вы


То невероятное событие, о котором хочу поведать, случилось в памятное посещение Самары, и, несмотря на скоротечность, было на редкость радостным. Словно заново открывал для себя этот город – его церкви и святыни – хотя бывал здесь и прежде.
Бабье лето вошло в свою полноту, а потому ярко светило солнце, и набережная красавицы-Волги так радовала глаз, что хотелось всё гулять и гулять по ней, не думая ни о чём тревожном, отдыхая таким образом от изрядно поднадоевшей столичной сутолоки. Однако приезд был, как и водится, рабочим, а потому и распланирован буквально по минутам.
Итак, в компании ещё двух заезжих гостей – знаменитого писателя и литературоведа Николая Михайловича Коняева (ныне покойного) из Санкт-Петербурга и издателя Игоря Николаевича Минина из Рязани – мы и начали этот неповторимый день, водимые неутомимой Ольгой Ларькиной, местной писательницей и журналистом. Ей-то и обязаны мы этой историей, что приключилась с нами, и память о которой буду хранить весь остаток жизни.
Ещё выезжая из епархиальной гостиницы, были мы предупреждены о приготовленном для нас сюрпризе. Заключался же он в том, что нас обещали провезти на то самое место, где в конце пятидесятых годов прошлого века случилось чудо, известное всему православному миру как Зоино стояние. И вот, наконец, мы на месте, на улице Чкалова. Увиденное нами не могло не ввергнуть в печаль, оно так контрастировало с первыми утренними мажорными аккордами этого дня… Отгороженное покосившимся бетонным забором изгаженное пространство, кучи мусора. Словом, мерзость запустения. Голоса наши как-то сразу поутихли, солнечного настроя как ни бывало. Ну что ж, постоим ещё пару минут, повздыхаем, да и поедем, наверное. А что ещё прикажете тут делать? Да и определить точное местонахождение того самого дома на этой свалке не представлялось возможным. Посетовали, как водится, о нашем прискорбном беспамятстве. Было заметно, как расстроился Николай Михайлович, написавший в своё время интересное повествование об этом событии, и которое позже, правда, в сильно изменённом виде, легло в основу нашумевшего фильма «Чудо» под чужим именем. Что ж, случается и такое.
Понурившись, потянулись было гуськом к микроавтобусу, и только тут обратили внимание, что всё ещё нет с нами нашей проводницы. Точно, она ведь, по приезду на это место, сразу же отлучилась, сказав, что попытается хоть что-нибудь разузнать о печальной судьбе дома. И вот она бежит к нам, запыхавшаяся, и радостно сообщает, что ей удалось – вот чудо так чудо – обнаружить тот самый знаменитый дом совсем неподалёку…
Когда мы вошли, отворив калитку и слегка робея, в этот небольшой, залитый солнцем, дворик в центре города, нас никто не встретил. А значит, можно было чуть смелее двигаться к небольшому старому одноэтажному деревянному домику, выстроенному прямо на земле, без цоколя. Тот самый! Вспомним, именно здесь, в Рождественский пост, простая советская девушка Зоя собрала, вопреки воле своей верующей матери, друзей, чтобы весело отпраздновать Новый год. Тем же вечером, не дождавшись своего жениха Николая, она кощунственно пустилась в пляс с иконой, на которой был изображён его великий тёзка, святой Николай Чудотворец. И громогласно заявила при этом: «Если Бог есть, Он меня накажет…»
Бог есть. В этом через мгновение убедилась не только несчастная Зоя, но и её, пришедшие в ужас, и бросившиеся наутёк гости. Потому как случился страшный шум, порыв сильного ветра, ослепительные вспышки света. Что до их бездумной подруги, то она так и осталась стоять, словно поражённая громом, окаменевшая, приросшая к полу, и прижав к груди икону. И так 128 бесконечных дней и ночей...
В Праздник Рождества Христова девственнику, иеромонаху Серафиму (Полозу), в ту пору клирику Петропавловского храма единственному далась из рук окаменевшей Зои икона Святителя Николая. Позже власти обошлись с ним сурово: по гнусному навету недоброжелателей его осудили на длительный срок, после окончания которого страстотерпец ещё оставался в ссылке на Севере, а позже уехал на Украину. Уполномоченный по делам религии так и не позволил батюшке вернуться в родные края. Он и скончался смиренно на чужбине, глубоко почитаемый своими духовными чадами, смиренно сохраняя тайну той иконы Святителя Николая…
А тогда, прежде, нежели прикоснуться к иконе, он освятил эту комнату и отслужил водосвятный молебен, после чего высказал предположение о том, что знамения следует ждать на Пасху, иначе недалёк конец мира. Так оно и случилось. Долго ещё будет несчастная девушка взывать к матери, ко всем близким с горячим призывом покаяться: «Молитесь, молитесь, в грехах погибаем!»
Известная в православном мире история. Позже следы прощённой Богом по предстательству Святителя Николая девушки затеряются в психиатрических больницах. Безбожные власти постараются стереть из истории само событие, извратив суть феномена, объявив его чуть не мистификацией. Почему и по сей день находится немало людей, склонных считать случившееся в тогдашнем Куйбышеве (именно так звалась в нашем советском прошлом Самара) плодом вымысла религиозных фанатиков… Уже вечером, за дружеским чаем в редакции, и наслаждаясь беседой с замечательным русским писателем протоиереем Николаем Агафоновым, покойным ныне, не мог не задать ему вопроса и о Зоином стоянии. Понятно, что многих сегодня, как и в те далёкие дни, интересуют доказательства, подлинные свидетельства очевидцев. На что мудрый батюшка поведал историю об одном своём духовном чаде. Она, в ту пору ещё молодая женщина, попыталась было поздним вечером пробраться к таинственному дому, окружённому в те дни плотным кольцом конной милиции. И попросила об этом своего знакомого молодого человека, стоявшего тогда в оцеплении. Тот честно признался, что не имеет права этого делать, потому как существует строжайший на этот счёт приказ, в случае нарушения которого ему не снести головы. И тогда она полюбопытствовала: «А сам-то ты её видел?» На что мужчина молча снял милицейскую фуражку, обнажив белую как лунь седую голову… Окончив своё захватывающее повествование, батюшка, широко улыбнувшись, спросил меня: «Ну что, годится такое доказательство?»
И вот мы здесь. С этого самого момента время (вот уж точно мистическая категория!) самым замечательным образом преобразилось. Наверняка наше тогдашнее посещение заняло не более двадцати минут, но внутреннее ощущение его вовсе не было таковым. Осторожно, как-то бережно ступая по чисто выметенному двору, мы приблизились к порогу, неподалёку от которого были аккуратной горкой сложены автомобильные покрышки. Показавшийся в дверном проёме молодой высокий мужчина, выслушав наше желание побывать, если можно, внутри, ответствовал, что скоро придёт жена. И как она решит, так и будет. Вот так.
Ждать, однако, пришлось недолго, и стремительно вбежавшая во двор миловидная улыбчивая молодая женщина в спортивного вида брючках приятно порадовала нас, сразу же пригласив в дом. Наташа (так звали приветливую хозяйку этого дома) решительно потребовала не снимать обуви, ещё и извинившись при этом за беспорядок, связанный с ремонтом. Похоже, здесь меняли полы, но мы и не заметили какого-то особенного беспорядка. Обстановка квартиры скромная, но было довольно опрятно и уютно. И главным, что порадовало нас, прошедших в ту самую комнату, был небольшой иконостас в красном углу из небольших недорогих икон, в центре которого стояла, конечно же, икона Николая Чудотворца. Некоторое время мы просто стояли молча, и каждому из нас, похоже, хотелось вобрать в себя, запечатлеть в сердце, в памяти, унести отсюда как можно больше впечатлений, каждую мелочь.
Стало очень тихо. И тут Ольга Ивановна предложила пропеть тропарь святителю, что было очень кстати. Ни разу, сколько помнится, не приходилось мне произносить любимые строчки с таким нежным волнением: «Правило веры и образ кротости…»
Настало время уходить. Сфотографировавшись на память, мы медленно двинулись к выходу. Автор этих строк шёл последним и только тут обратил внимание на русоволосого мальчика лет десяти, забравшегося с ногами в большое мягкое кресло. Всё это время он сидел тихо в своём углу, возможно, поэтому и укрылся от нашего внимания. Знаете, с некоторых пор стараюсь никогда ничего не загадывать. А тут… Господи, мне отчего-то так захотелось, чтобы этого мальчишку с внимательным взглядом умных глаз звали так же, как того святого, с именем которого и была связана та давняя, страшная и прекрасная история, случившаяся в стенах этой комнаты. Так и подмывало сказать ему: «А хочешь, я угадаю, как тебя зовут?» Но воздержался. И прежде потому, что это вовсе не было догадкой, а было знанием. И уже покидая комнату, попрощавшись с ним, я всё же решился задать ему вопрос, дабы уличить себя самого в маловерии. Вы догадались какой. И услышал в ответ то, в чём нисколечко не сомневался: «Коля».
Радость, какая радость! Захотелось сделать этому мальчику какой-нибудь, пусть даже самый пустячный подарок. Но, как назло, с собой не было ничего. Хотя, почему это ничего?! С самого утра в глубоком кармане подрясника лежало большое красивое яблоко, которое унёс с завтрака. Помню, уговорил поступить так же и Коняева, припомнив к случаю услышанное как-то: «Яблоко не для сытости, яблоко – для радости», что так понравилось Николаю Михайловичу. И вот его-то я и протянул сейчас Николаю.
«Как хорошо, что вы так назвали сына», - сказал я хозяйке, покидая этот дом. «А у меня и муж Николай!», - смеясь ответила она мне. Помню, и это обстоятельство обрадовало меня и отчего-то не сильно удивило. Таким было это место, таким был тот памятный день. Радость на радость… «Вы должны быть счастливой», - сказал я на прощание Наташе, и услышал в ответ: «Я очень счастливая!» Признаться, не часто встретишь сегодня такую искренность, открытость и приветливость, да ещё к совершенно незнакомым людям, явившимся в твой дом буквально с улицы.
«Разделённая радость становится больше, а разделённая скорбь меньше», - любила говаривать моя мудрая бабушка. Потому и написал об этом. Только вот хочется, чтобы мы всё же переменились, хоть на самую малость. И чтобы это святое, по сути, место, этот дом, стали бы местом паломничества многих тысяч православных людей со всех концов земли. Для чего власти богоспасаемого града сего изыскали бы с помощью Божией и предстательством Николая Чудотворца подходящее жильё для этой молодой счастливой русской семьи: мамы Натальи, папы Николая и их сына. Тоже Николая.

Октябрь 2011 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вечером того же дня, выступая на юбилейном вечере местной православной газеты, я со сцены рассказал присутствующем о чуде, приключившемся с нами этим самарским днём. Все мы, участники этой находки, призвали местных жителей и общественность сделать всё для сохранения этой святыни. Позже узнал, что так и случилось. Во дворе даже поставили памятник Николаю Чудотворцу. Однако радость эта продлилась всё же недолго. Дом, в котором случилось Зоино стояние, сгорел.

Ирзабеков Фазиль Давуд оглы,
в святом крещении Василий