Хрустальная ваза разлетелась вдребезги. Осколки со звоном рассыпались по паркету, отражая лучи утреннего солнца, словно россыпь бриллиантов. Татьяна замерла, глядя на дело рук своих — подарок свекрови на прошлое Рождество.
— Ох, как неловко... — прошептала она, присаживаясь на корточки и начиная собирать острые кусочки.
— Что там у тебя? — раздался встревоженный голос Дмитрия из спальни.
— Да так, ничего особенного. Просто... — Татьяна запнулась, — твоя любимая ваза разбилась.
В комнату вошёл муж, на ходу застёгивая рубашку. Его лицо мгновенно помрачнело:
— Мама подарила её нам на новоселье.
— На Рождество, — машинально поправила Татьяна.
— Какая разница? — он раздражённо махнул рукой. — Ты же знаешь, как она любила эту вазу. Теперь придётся объясняться.
Татьяна почувствовала, как внутри всё сжалось. "Объясняться". Вечно им приходится объясняться перед Анной Николаевной. За каждую мелочь, за каждый шаг.
— Дим, — она подняла глаза на мужа, — может, не будем говорить маме? Купим похожую...
— Ты что?! — он резко развернулся. — Она же сразу заметит подмену. У мамы глаз-алмаз, ты же знаешь.
"Конечно, знаю", — подумала Татьяна. За три года брака она успела досконально изучить свою свекровь. Каждый её взгляд, каждое движение бровей, каждую интонацию... Особенно ту, с которой Анна Николаевна произносила имя своей бывшей невестки.
Татьяна молча продолжила собирать осколки. Её пальцы слегка подрагивали, но она старалась этого не показывать. "Ирина то, Ирина сё..." Вечное сравнение с призраком прошлого. Идеальная первая жена, которая готовила божественное харчо, всегда держала дом в идеальном порядке и никогда — о, боже упаси! — не разбивала хрустальных ваз.
— Ладно, — Дмитрий посмотрел на часы, — мне пора на работу. Постарайся как-нибудь... помягче сообщить маме.
"Помягче". Татьяна горько усмехнулась. Будто это возможно — помягче сообщить Анне Николаевне о том, что её невестка-растяпа разбила семейную реликвию. Хотя какая там реликвия — обычная ваза из магазина подарков.
День тянулся бесконечно. Татьяна работала удалённо, редактируя рекламные тексты, но сегодня буквы расплывались перед глазами. Мысли постоянно возвращались к предстоящему разговору со свекровью. Она представляла его снова и снова, прокручивая возможные варианты развития событий.
Телефон завибрировал — сообщение от свекрови: "Зайду сегодня к шести. Приготовь чай".
Татьяна почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Конечно, зайдёт. Она всегда заходит без приглашения, словно в собственный дом.
К шести часам Татьяна накрыла на стол: чашки из сервиза (подарок свекрови), печенье домашнее (но не такое вкусное, как у Ирины), скатерть с вышивкой (тоже подарок). Свекровь появилась точно в назначенное время — статная женщина с идеальной укладкой и цепким взглядом карих глаз.
— А где моя ваза? — первое, что спросила Анна Николаевна, едва переступив порог. — Я всегда любуюсь ею, когда прихожу.
Татьяна сделала глубокий вдох. Вот он, момент истины.
— Анна Николаевна, понимаете... Сегодня утром случилась неприятность...
Лицо свекрови окаменело. Она медленно опустилась в кресло, не сводя глаз с невестки.
— Разбила, — не спросила, а констатировала она. — Как же так, Танечка? Ведь я столько раз говорила... Ирина, помню, за три года ни одной вазы не разбила.
"Началось", — подумала Татьяна. Сейчас последует получасовой монолог о достоинствах бывшей невестки. Она могла бы повторить его наизусть — столько раз его слышала.
— Я случайно задела, когда протирала пыль, — тихо произнесла Татьяна.
— Пыль? — Анна Николаевна изогнула бровь. — А я смотрю, у тебя её тут везде предостаточно. Ирина, бывало...
— Простите, — перебила Татьяна, чувствуя, как внутри закипает что-то горячее и опасное, — но я не Ирина. И никогда ею не буду.
Свекровь осеклась на полуслове. В комнате повисла звенящая тишина.
— Что ты сказала? — голос Анны Николаевны стал ледяным.
— Я сказала, что я — это я. Татьяна. Не Ирина. И я устала от постоянных сравнений.
Свекровь поджала губы:
— Вот как ты заговорила... А ведь мы с Димой только добра тебе желаем. Я, можно сказать, учу тебя уму-разуму...
— Учите? — Татьяна почувствовала, как дрожит голос. — Вы не учите, вы... уничтожаете. По капле, день за днём. Каждым словом, каждым взглядом.
— Боже мой, какой драматизм! — всплеснула руками Анна Николаевна. — Дима, ты слышишь, что она говорит?
Татьяна обернулась. В дверях стоял муж — бледный, растерянный. Как давно он там? Что успел услышать?
— Мама, Таня... давайте не будем...
— Вот именно! — подхватила свекровь. — Давайте не будем. Я просто хотела сказать, что настоящая хозяйка...
— Достаточно! — Татьяна вскочила на ноги. — Я больше не хочу это слушать. Это мой дом, моя жизнь, и я не позволю...
— Таня! — в голосе мужа появились строгие нотки. — Не горячись.
Это было последней каплей. Татьяна почувствовала, как по щекам покатились слёзы — злые, горячие.
— Вот так всегда, да, Дима? Всегда на её стороне. Даже когда она не права.
Она выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь спальни.
- Истеричка... Ирина никогда себе такого не позволяла...- не унималась свекровь.
Именно в тот вечер Татьяна начала прислушиваться. К разговорам, к телефонным звонкам, к случайно оброненным фразам. Она старалась делать вид, что всё в порядке, что инцидент с вазой забыт, но внутри росла тревога.
А через неделю она услышала тот самый разговор.
— Дима, солнышко, — голос Анны Николаевны сочился мёдом, — Ирочка звонила. У неё такие проблемы с документами... Ты бы не мог помочь? Ради меня?
Пауза. Татьяна затаила дыхание за дверью кухни.
— Мам, я не знаю...
— Димочка, ну что тебе стоит? Встреться с ней, поговори. Она же не чужой человек...
Снова пауза. Потом тяжёлый вздох:
— Хорошо, мам. Только... Тане не говори, ладно? А то она расстроится…
Татьяна прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Внутри всё оборвалось, но странным образом появилась ясность. Они говорили о ней — о той, чьё имя как призрак витало в их доме все эти годы.
В тот же вечер Дмитрий, как обычно собираясь с работы домой, позвонил: — Тань, я сегодня задержусь. Маме нужно помочь с сантехником, трубу прорвало.
Что-то в его голосе показалось ей фальшивым. Может, слишком ровный тон? Или эта секундная пауза перед объяснением?
— Конечно, помоги, — ответила она спокойно, чувствуя, как внутри растёт холодная решимость.
Татьяна не планировала следить за мужем. Просто надела пальто и поехала к свекрови — якобы предложить помощь. Но в окнах дома Анны Николаевны было темно и тихо. Никакого потопа, никаких сантехников.
Она долго стояла у подъезда, не зная, что делать дальше. А потом пошла в сторону парка, где они с Димой часто гуляли в первый год знакомства.
В парке она увидела их. Дмитрий и Ирина неспешно прогуливались по аллее, о чём-то оживлённо беседуя. Они выглядели такими... естественными вместе. Будто и не было этих лет врозь, будто не существовало жены по имени Татьяна.
Она не стала окликать их или устраивать сцену. Просто развернулась и поехала домой. Теперь все кусочки мозаики встали на свои места: участившиеся задержки на работе, странные звонки, рассеянный взгляд мужа по утрам. И его мать... Теперь понятно, почему Анна Николаевна последние недели просто светилась от счастья
Она не плакала. Не кричала. Не устраивала сцен. Просто ждала, собирая силы для решающего шага.
И вот утром когда Дима вернулся от «матери»...
— Дим, — голос Татьяны был спокоен, почти безмятежен, — твои вещи в прихожей.
Он застыл в дверях:
— Что?..
— Я всё знаю. Про встречи с Ириной. Про ваши прогулки в парке.
— Таня, ты не понимаешь...
— Нет, — она покачала головой, — это ты не понимаешь. Я долго терпела твою мать, её вечные сравнения, её презрение. Я пыталась быть хорошей женой, хорошей невесткой. Но я не буду терпеть ложь.
— Это не то, что ты думаешь! — он попытался взять её за руку, но она отстранилась.
— А что это, Дима? Объясни мне. Объясни, почему ты встречаешься с бывшей женой за моей спиной? Почему врёшь мне?
— Мама попросила... — начал он и осёкся, поняв, что сказал лишнее.
Татьяна горько усмехнулась:
— Ну конечно. Мама попросила. Как всегда. Знаешь что? Я больше не хочу быть частью этого... этого театра абсурда. Где главный режиссёр — твоя мать, а я... я даже не второстепенный персонаж. Я — так, массовка.
— Ты преувеличиваешь...
— Нет, Дима. Я наконец-то вижу всё как есть. И я ухожу.
Он попытался что-то сказать, но она подняла руку, останавливая поток оправданий:
— Не надо. Просто... уходи. Я подам на развод.
Конечно, было непросто. Анна Николаевна примчалась через час после ухода сына:
— Танечка, девочка моя, ну что ты устроила? Подумаешь, встретились пару раз... Ирочка просто нуждалась в помощи...
— Анна Николаевна, — Татьяна даже не пригласила её войти, — вы своего добились. Можете праздновать победу. Только праздновать придётся в другом месте.
И закрыла дверь перед изумлённым лицом свекрови.
Развод прошёл на удивление быстро. Квартиру продали, деньги поделили. Татьяна сняла небольшую студию в спальном районе — чистую, светлую, без призраков прошлого.
Первое время было тяжело. Пустота в квартире эхом отзывалась в душе. Но постепенно Татьяна начала замечать, как много всего интересного есть вокруг. Записалась на бальные танцы — мечтала об этом ещё со школы. Нашла новых друзей. Стала больше путешествовать — пусть недалеко, но самостоятельно, без оглядки на чьё-то мнение.
А однажды, встретив случайно на улице Анну Николаевну, Татьяна с удивлением поняла — внутри не дрогнуло ничего. Ни обиды, ни злости, только спокойное безразличие. Она просто кивнула в ответ на растерянный взгляд бывшей свекрови и пошла дальше — легко, свободно, словно расправив крылья. Жизнь продолжалась, и теперь это была её собственная жизнь, без чужих правил и ожиданий. И это было прекрасно.
Интересный рассказ: