НИКОЛАЙ ЛУДНИКОВ. Рассказ. Путешествие в страну детства. ...была какая-то вера в светлое будущее,...

Фото автора, Николай Лудников. https://vk.com/wall-228321043_48

Николай Лудников, писатель, общественный деятель Православная газета "Колокол Севера" Главный редактор

Рассказ
Путешествие в страну детства

Сегодня, с высоты прожитых лет, я с теплотой вспоминаю свое детство. Хотя и времена были потруднее, чем сейчас, однако была какая-то вера в светлое будущее, в то, что впереди нас ждет счастливая жизнь. Возможно, настрой этот передавался нам нашими родителями, бабушками и дедушками, победившими в страшной мировой войне, пережившими небывалые лишения - голод, разруху, смерть близких.
Народ, вынесший все тяготы тяжелейшего испытания, имел огромный потенциал веры, который претворился в грандиозные достижения в науке и культуре, что позволило нам в кратчайшие сроки восстановить народное хозяйство, залечить нанесенные войной страшные раны.
Не забуду то состояние восторга, которое меня охватило, когда я услышал новость о первом в истории планеты полете Юрия Алексеевича Гагарина в космическое пространство. Какое было всеобщее ликование, мы обнимали друг друга, прыгали и кружились от радости и гордости за себя, свой народ, свою Родину.
Все это было, и каждый день сообщали о каких-то победах на местном уровне, в государстве, и даже нам, совсем молодым людям, было очевидно, что мы идем по правильному пути, и впереди нас ждет счастливая жизнь. И хотя, наверное, мало кто из нас понимал, а что же это такое, однако у большинства из нас представления были примерно одинаковыми – это когда нет войны, нет голода, и все довольны своей судьбой.
Во времена моего детства каждый ребенок мог поехать летом отдыхать на юг или вместе с родителями, или через профсоюзную организацию, в пионерский лагерь. И обходилась такая поездка практически даром, все оплачивал профком.
Летние каникулы мы с братом проводили или в деревне Савино, расположенной на берегу реки Сухоны, выше по течению Великого Устюга на 30 километров, или на Украине у знакомых родителей. Став постарше я отдыхал вместе со своими сверстниками в Абрау-Дюрсо и в Головинке, пионерских лагерях на черноморском побережье.
На Украину мы с братом ехали неохотно, быть может потому, что у нас не было среди местных пацанов друзей. Несколько раз я слышал, как соседские мальчишки обзывали нас москалями. Правда, никто не обижал, однако я не помню случая, чтобы кто-то из них подошел к нам и заговорил. Это сейчас, почти шестьдесят лет спустя, я понимаю, что воспитание нелюбви к россиянам закладывалось не тридцать лет назад, когда развалился СССР, а гораздо раньше, проблема эта была всегда, уж слишком много хозяев пережила многострадальная украинская земля, и каждый новый пан норовил уничтожить связь Малороссии с Россией.
Поэтому, когда родители после окончания школы говорили нам с братом, что на этот раз мы поедем в Савино, радости нашей не было предела.
Перво-наперво, я складывал в жестяную коробочку из-под монпансье рыболовные снасти - крючки, мотки лески, поплавки и грузила, остальные вещи паковала мама.
Добирались до деревни несколько дней, сначала поездом до Котласа, затем пароходом до Великого Устюга. Большой компанией мы садились в поезд, о купейных вагонах я тогда и не слышал, ехали в плацкарте, причем родители старались купить билеты в одно купе. Я с отцом всегда спал на верхней полке, причем батя ложился с краю. Мне очень нравилось залезать на верхнюю полку, демонстрируя свою ловкость пассажирам.
На остановках, а они были частыми, родители выходили на перрон купить какой-нибудь снеди у привокзальных торговок. Ларьков тогда не было, бабушки продавали свои продукты – пирожки, соления, вареную картошку, щедро обсыпанную укропом. Мясо, насколько я помню, никогда не покупали, всегда мама в дорогу готовила курицу, или котлеты. Нам с братом очень нравилось кушать в поезде, вдруг появлялся зверский аппетит, и мы сметали все, что предложат нам мама и бабушка. Особенно нравились продукты, покупаемые на остановках у местных жителей. В те годы не научились еще обманывать проезжающих пассажиров, огурчики были с хрустом, пирожки ароматные с изумительной начинкой, картошечка разварная, щедро сдобренная жареным луком и зеленью.
На больших остановках отец иногда выходил купить пива, поскольку привокзальных ларьков тогда не было, и бежать приходилось за несколько кварталов, мама и бабушка очень волновались за нашего гонца. Однажды он появился в купе, когда поезд уже набрал ход, успел на ходу вскочить в последний вагон.
Сидя у окна, я очень любил смотреть на быстро меняющиеся пейзажи, на первый взгляд такие однообразные, они несли много полезной информации для пытливого ума ребенка. Леса хвойные и лиственные, поляны, просеки, овраги, ручьи и речки большие и малые, избушки обходчиков, километровые столбы, линии электропередач, птицы и мелкое зверье – все это стремительно проносилось у тебя перед глазами, напитывая твой ум и память неизгладимыми впечатлениями.
Я познавал этот огромный и немного пугающий мир увлеченно, стараясь впихнуть в себя как можно больше информации и эмоций. Это сейчас я могу словами передать те ощущения, которые буквально захлестывали меня, маленького пацана, тогда же все это можно было охарактеризовать одним словом – любопытство.
В Котлас мы приезжали утром, поезд здесь стоял долго, поэтому семейство наше имело возможность не торопясь выгрузится из вагона. Было нас шестеро – мы с братом Сергеем, родители, и две бабушки, Люба и Александра. Багажа у нас всегда было много, я не помню сейчас, что везли родители с севера на юг, однако то, что везли домой, с юга на север, перечислить могу. Однажды мы купили в Великом Устюге целый чемодан яиц, которые в Ухте в то время считались дефицитным товаром. Мама заворачивала каждое яйцо в обрывок газеты, для того чтобы при перевозке они не побились друг о друга. Бронислав, мамин брат имел в деревне небольшую пасеку, три или четыре улья, за сезон выкачивал несколько ведер изумительного меда. Очень необычным был его цвет – ядовито-зеленый, имел этот продукт лугов и лесов непередаваемые - вкус и аромат. Недели через две мед резко менял свою структуру и превращался из густой, тягучей субстанции в ярко-желтую крупинчатую массу, очень похожую по внешнему виду на топленое вологодское масло. Был год, когда мы везли из деревни два ведра меда, я в то время был уже взрослым парнем, 16-ти или 17-ти лет и тащил эти ведра по очереди с места на место. Весило каждое из них килограммов по семнадцать.
С Украины везли фрукты, в основном яблоки, они долго не портились, и варенье.
И вот все эти чемоданы перетаскивали наши родители, нас с бабушками оставляли сторожить вещи, а сами поочередно переносили баулы с места на место. Расстояние между вокзалами железнодорожным и речным было приличным, метров 500, поэтому перенос вещей происходил в несколько этапов, иногда я, как старший ребенок, помогал нести сетку или сумку с продуктами.
От пристани пароход отплывал поздним вечером, поэтому у нас было время погулять с кем-то из родителей по парку. Аттракционов там не было, однако было небольшое футбольное поле, где взрослые ребята играли в футбол. Я с интересом наблюдал за игрой, болея за ту или иную команду. Подышав свежим речным воздухом, мы всей семьей садились ужинать. Располагались тут же на скамейке, вместо стола использовали один из чемоданов, на котором мама раскладывала прихваченные из дома продукты. Кипяток для чая брали из вокзального буфета, там стоял специальный бак, где воду доводили до кипения встроенной электроспиралью.
В шестидесятых годах между Котласом и Великим Устюгом курсировали колесные пароходы. Хорошо помню, как плыли мы на таком судне. Медленно и степенно оно преодолевало тридцать с небольшим километров часов за семь, правда, шел пароход против течения. Отец водил нас с братом на нижнюю палубу, где мы заворожено смотрели как огромные лопасти, вращаясь, с шумом уходили под воду с одной стороны и в мириадах капелек воды выныривали с противоположной. Сейчас я не могу сказать, каков был диаметр этого колеса, однако тогда оно казалось мне исполинским.
Рано утром мы прибывали в Великий Устюг.
Поднявшись с пристани на высокий берег, мы неспеша несли многочисленную поклажу к родительскому дому, идти надо было несколько кварталов, так что путешествие наше растягивалось на добрый час. Шли с остановками, нас с братом поклажей не нагружали, маленькие еще были, поэтому мы успевали глазеть по сторонам, отмечая как изменился город за прошедший год. Чудно было лицезреть огромные тополя, во множестве росшие вдоль дороги и в палисадниках. Они казались огромными корявыми исполинами, о чем-то переговаривающимися между собой на своем лиственничном языке.
Из кирпичной Ухты словно попадали в другой мир с иными скоростями, патриархальный и неторопливый. За тот час, что мы шли по дороге, не проезжало ни одного автомобиля, создавалось ощущение, что ты идешь по большой деревне, мимо высоких глухих заборов, за которыми тебя обязательно облаивала бдительная недружелюбная дворняга.
Наконец вдали появлялась крыша нашего дома, непременно все ускоряли шаги и вот – долгожданная калитка с металлическим кольцом вместо ручки, поворачивая которое мы открывали щеколду и попадали во внутренний двор родного дома. Здесь эмоции было уже не сдержать, и мы с Сережей во весь опор неслись к заветному крыльцу, чтобы попасть в объятия бабушки, с нетерпением ждущей дорогих гостей.
Дом был небольшим, на две семьи с общим колодцем. Наша половина состояла из двух небольших комнат и кухни, русская печь была сложена таким образом, что ее бока обогревали все три помещения. Мы с братом любили забираться на нее вечером и тихо лежать там, слушая разговоры взрослых. Однако, долго находится на стратегической высоте нам не давали, мама звала пить чай, мы неохотно слезали со своего наблюдательного пункта и вместе со всеми ужинали за большим длинным столом.
В чисто убранных комнатах уже все было приготовлено для дорогих гостей, на кухне приветливо пыхтел красивый медный самовар с многочисленными медалями на пузе, от огромной печи шел сильный жар, она только что выдохнула из своего жерла бесподобной вкусноты шаньги и топленое в глиняных кринках молоко.
Гости и хозяева чинно рассаживались за большой стол, вытесанный из нескольких лесин, потемневших от времени и частого мытья. В тарелках золотистыми горками, словно маленькие солнышки, лежали вожделенные шаньги. Мама и бабушка умели их готовить, обычно они были с картошкой и пшенкой. Прожаренные коржи деревянной лопаткой вынимались из печи, затем подрумяненная начинка проливалась сливочным маслом. Делалось это так – мама макала в блюдечко с растопленным маслом заячью лапку, и затем ею обмазывала шаньгу, сверху данная вкуснятина посыпалась толокном. Корж с начинкой был настолько вкусным, что никакая итальянская пицца сравниться с ним не сможет, говорю ответственно, поскольку был в этой стране и наелся досыта всевозможных пицц у макаронников. Быть может в Италии у какой-нибудь радушной хозяйки они, и получаются такие же вкусные, поскольку вложена в них частичка души.
Крутой кипяток из самовара бабушка разливала в граненые стаканы, из заварного чайника затем доливали ароматный чай и пили горячий напиток из чайных блюдечек, куда каждый из нас самостоятельно наливал напиток из стакана.
За оживленным разговором незаметно пролетает время, взрослые делились нехитрыми новостями, которые накопились за время долгого отсутствия, да и в письмах трудно передать все-то, что хочешь выговорить, глядя в глаза близкому и родному для тебя человеку.
Продолжение следует