Наталья тяжело вздохнула, когда автобус, наконец, затормозил на вокзале. Дождь барабанил по крыше, залетая в приоткрытую форточку. Сырость сразу облепила руки, шею, заставив плотнее закутаться в пальто.
— И зачем я вообще поехала?.. — прошептала она себе под нос.
Город встретил её так, как будто и не прошло этих пятнадцати лет. Все те же облупленные стены, серое небо, лужи, похожие на огромные зеркала. Только отражаться в них не хотелось. Наталья шла вдоль заброшенного парка, слушая скрип веток и шорох листьев под ногами. Почему-то именно сейчас вспомнилось, как в детстве они с девчонками играли здесь в прятки.
— Вот глупость… — усмехнулась она.
Повод её приезда был более чем формальный — поминки по двоюродному дяде Степану. «Даже не знала его толком», — думала она, стоя у ворот старого дома, где уже собрались родственники. Звук чужих голосов пробивался сквозь окна, будто бы они все говорили хором.
Она вошла. Всё здесь было чужим. Стол, покрытый клеёнкой в цветочек, посуда, которую собирали по всем квартирам района, и запах — смесь варёного мяса, пирогов и чьих-то дешёвых духов.
— Наташка, ты ли это? — сдавленный голос тёти Люси вывел её из ступора.
Наталья улыбнулась в ответ, не стараясь выглядеть приветливой.
Час за столом показался ей вечностью. Она ловила взгляды, рассеянно кивала на вопросы и сосредоточенно ковыряла ложкой компот из несладких вишен. Рядом сидел племянник — лет двенадцати, неуклюжий, как стул с тремя ножками. В очередной раз его рука дрогнула, и стакан с компотом полетел в её сторону.
— Да чтоб тебя!..
— Ой, извините… — прошептал мальчишка, краснея до ушей.
— Да всё в порядке. — Она поднялась, отряхивая юбку. — Я… на воздух выйду.
Крыльцо старого дома — скрипучее, как память о чём-то забытом. Она вдохнула полной грудью, пытаясь избавиться от странного комка в горле. Хотелось уйти сразу, но ноги сами несли её на шаг-другой дальше. И тут — совершенно случайно — на другом конце крыльца она его увидела.
Димка Плотников.
Тот самый.
Он стоял, прислонившись к перилам, с сигаретой в зубах и затёртой курткой, будто вышедшей прямиком из их подростковых лет.
— Наташка?.. — Голос его, кажется, не изменился. Такой же хрипловатый, как будто пробрался из далёкого лета, где они ещё верили, что всё будет по-другому.
— Плотников, — ответила она и усмехнулась.
Он смахнул пепел и шагнул ближе. Наталья отметила про себя, что Димка… ну, как это сказать… не очень изменился. Лицо постарело, щекастость ушла, но глаза — те самые.
— Чего стоишь? Замёрзнешь, — вдруг сказал он.
— Я не мерзну. — Она посмотрела на него пристально. — Ты здесь что забыл?
— Степан мне тоже кто-то там… родственник. Вспомнил вдруг, — Димка развёл руками и затянулся. — А ты?
— Да так же. Пригласили — приехала.
Он кивнул, словно ничего другого и не ожидал. А Наталья всё ещё смотрела на него, как на привидение.
— Ты чего смотришь-то? — он наконец усмехнулся. — Не веришь, что я всё ещё живой?
— Не в этом дело.
— А в чём? — Он бросил сигарету в лужу и посмотрел прямо в глаза.
И тут что-то щёлкнуло внутри. Какая-то старая, забытая эмоция вырвалась наружу.
— Почему ты тогда ничего не сказал? — вдруг выпалила она.
Димка замер. Глаза его сузились, а губы дрогнули, будто он хотел что-то сказать, но передумал. Секунда, другая…
— О чём ты?
— О том дне. Когда я уезжала. Помнишь?
Он молчал.
— Мог бы сказать хоть что-то. — Она усмехнулась, но вышло криво. — "Не уезжай", например. Или… хотя бы «пока».
Димка опёрся на перила и уставился в темноту двора. Теперь его голос был тише, словно чужой:
— А смысл? Ты уже решила тогда. Разве нет?
— Но ты даже не попробовал…
Ветер сорвал листья с ближайшего клёна и швырнул их на крыльцо. Наталья обхватила себя руками — не то от холода, не то от чего-то другого, что внезапно зашевелилось внутри. А он стоял так же — спокойно, будто это был совсем другой разговор.
— Слушай, Наташка… Пятнадцать лет прошло. Что ты хочешь услышать?
Она не знала, что ответить. Потому что и правда — что?
Всё сказанное и несказанное давно стало частью другого времени, их времени. Того самого, которое больше не вернуть.
— Ничего, — тихо ответила она. — Просто… случайно встретились.
Димка кивнул, сунул руки в карманы и, не прощаясь, двинулся к калитке.
Она осталась на крыльце, слушая, как его шаги растворяются в темноте. Внутри — пустота и лёгкое эхо чего-то недосказанного. Но, может быть, оно и к лучшему.
Она вернулась в дом, забрала пальто и вышла на улицу. Город молчал. Всё тот же — облупленный, серый, неуютный. И всё же в нём что-то было… будто он знал больше, чем она сама.
Память – вещь странная. Она не отпускает, даже когда кажется, что ты сам давно отпустил.
— Наташка?.. — Голос неуверенный, будто боится, что обознался.
Она замирает, поворачивается медленно и тут же жалеет. Димка стоит прямо перед ней. Почти как раньше — разве что щетина гуще, а глаза тяжелее, будто несут груз, о котором она не знает.
— Ты жив ещё? — Она пытается отшутиться. — А я думала, таких, как ты, только в музее показывают.
Он смеётся — хрипло и коротко, как тогда, в их семнадцать. Смех у него почти не изменился.
— Давай пройдёмся? — вдруг звучит из темноты. — Честно, не хочу тут никого слушать.
Наталья молчит секунду, другую… но ноги сами её ведут следом. Димка шагает рядом — чуть впереди, а потом ровно в ногу, как будто это что-то значит.
Старые улицы — они такие же, как всегда. Сухие листья шуршат под ногами, тени домов удлиняются в свете фонарей. Вокруг никого. Только их двое и этот город-призрак.
— У тебя дети есть? — Наталья вдруг ломает тишину.
— Есть. Дочка и сын. Такие шкоды… — Димка усмехается и смотрит куда-то в сторону, будто видит их прямо сейчас. — Один забор покрасит, второй через него перелезет.
— Мальчишки — дело такое, — кивает Наталья. — А жена? Как там?
— Бывшая уже. Три года разводимся. — Он вздыхает. — То подпись не поставит, то просто "не готова". Зато алименты берёт без задержек.
Она улыбается слабо.
— А ты? Замужем?
— Да некому было успеть с букетом. — Наталья пожимает плечами. — Работа, работа… Потом как-то привыкла.
— Ты же всегда любила свободу. — Его голос звучит спокойно, но в нём что-то есть.
Она молчит.
Где-то вдалеке слышен поезд. Тот самый звук, который провожает и встречает людей. Наталья думает, что, наверное, это и есть их «саундтрек» — фон для той встречи, которая будто пришла ниоткуда.
— Помнишь этот мост? — Димка вдруг указывает рукой. Они уже стоят на подъёме старого железного моста, где когда-то оставляли свои «сокровища» — старые монеты, фантики и детские письма, обещая вернуться.
— Конечно. — Она касается ржавых перил рукой. — Помню, как ты сказал, что уедешь отсюда и станешь пилотом.
Димка смеётся.
— А ты — что будешь учительницей литературы.
— И где мы оба теперь?.. — Наталья смотрит на него, но видит только тени на лице.
— Я всё ещё здесь. — Он говорит это тихо, как будто сам с собой. — А ты уехала.
Она не отвечает.
— Знаешь, Наташ, — его голос становится другим, ниже, — если бы тогда я что-то сказал… ты бы осталась?
Она вздрагивает. Вот оно. Тот самый вопрос, от которого они оба бегали все эти годы. Почему он не сказал ничего? Почему она уехала?
— Не знаю, Дим. — Её голос звучит глухо. — Наверное, нет.
Он молчит.
— Но ты ведь тоже не сказал. — Она вдруг поворачивается к нему. — И я не ждала. Просто… уехала.
— Потому что была уверена в себе. — Димка качает головой. — А я тогда был пацаном. Боялся даже руку тебе на прощание пожать.
— Ты не изменился, Плотников, — Наталья говорит с лёгкой улыбкой, но глаза её блестят. — Всё тот же.
Димка долго смотрит на неё, как будто запоминает. А потом кивает.
— Ладно, Наташка… Провожу тебя до вокзала. Уже поздно.
Они идут молча. Улицы всё так же пусты, а город кажется ещё более старым, чем прежде. Но где-то внутри этой тишины есть что-то живое — еле уловимое, как тень прошлого.
На вокзале он останавливается первым.
— Счастливо тебе там. — Он не говорит, где это "там". Она и так знает.
— Спасибо.
Поезд уже гудит, приглашая на перрон. Наталья оборачивается перед тем, как уйти, но Димка уже исчезает в толпе — как всегда. Как тогда.
Город остаётся позади. И вместе с ним остаётся что-то ещё — старое, забытое, но всё ещё живое.
Память — вещь странная. Она не отпускает. Даже когда ты этого не ждёшь.
— Помнишь, как мы тут сидели? — Димка говорит это почти шёпотом.
Наталья поворачивается к нему. Они стоят на мосту, где когда-то прятали монеты и клялись вернуться. Луна освещает старые перила, по которым тянется ржавчина, как следы прожитого времени.
— Ты тогда хотела уйти учиться, а я... дурак был, — продолжает он, не глядя на неё. — Я ведь знал, что ты поедешь. Просто... Не нашёл слов.
Она молчит, глядя на воду внизу. Река тихая, как будто тоже слушает их.
— Нашёл сейчас? Через пятнадцать лет? — Её голос твёрдый, но в нём есть что-то, что режет слух — обида, горечь, всё то, что она никогда не говорила.
Димка делает шаг ближе, но она отстраняется.
— Ты не сказал тогда ни слова, Дим. Не попрощался. Я месяц жила в ожидании — думала, вдруг ты передумаешь. Хотя бы позвонишь... — Голос дрогнул, как будто слова ждали своего часа все эти годы. — Тебе ведь просто было удобно молчать, да?
Он молчит. Лицо его напряжённое, будто что-то пытается выбраться наружу, но он снова давит это молчанием. Глаза опущены. Пальцы дрожат, и он прячет их в карманы.
— Наташ... — наконец выдавливает он, но даже это звучит так, будто он уже проиграл.
— Жаль, что это больше не имеет значения, — перебивает она, вздёргивая подбородок. Взгляд твёрдый, но в глазах что-то блестит. — Поздно.
Ветер поднимает пряди её волос, и на секунду Димке кажется, что они снова подростки. Сидят здесь же, на перилах моста, босиком, держа в руках тёплую бутылку лимонада, и спорят, кто кого первым обрызгает водой.
— Я хотел как лучше... — он вдруг снова говорит, тихо, почти по слогам.
— Ты просто испугался. — Она не даёт ему закончить. — Испугался, что я уеду, и тебе будет больно. А так... удобно.
Слова рвутся сами. Наталья никогда не думала, что захочет это сказать. Что будет вот так стоять, говорить и почти кричать о том, что должно было остаться в прошлом.
— Ты молчал, как будто тебя не касалось! А мне... мне было больно. Я ждала, Дим. Думала, вдруг... вдруг ты решишься. А потом поняла, что не дождусь.
Он кивает, как будто принимает удар. И молчит.
— Ладно, — выдыхает она, устало. — Знаешь, что самое странное? Я не злюсь на тебя больше.
Она вдруг улыбается — горько и чуть растерянно.
— Просто иногда жаль, что всё так вышло.
Димка смотрит на неё. Пытается что-то сказать, но не находит нужных слов. Ведь всё, что он мог бы сказать, уже не имеет значения.
— Пойдём. — Она первая отворачивается от моста и делает шаг назад.
Старый мост остаётся за спиной. Место, которое помнит их лучше, чем они сами. Место, где всё когда-то началось и закончилось.
Димка медленно догоняет её и шагает рядом. Они идут молча, каждый в своих мыслях. Кажется, что слова закончились, и тишина вдруг становится правильной.
На вокзале Наталья останавливается.
— Вот и всё, наверное, — говорит она, глядя на часы.
Димка кивает, снова засовывая руки в карманы.
— Наташка...
Она поднимает взгляд.
— Спасибо, что хотя бы сейчас не промолчал. — Её голос мягкий, почти тихий. — Живи хорошо, Дим.
Он кивает. Слова снова застревают где-то в горле, и он просто смотрит, как она уходит. Поезд уже стоит на перроне, как в тот раз.
Наталья поднимается в вагон и, прежде чем скрыться за дверью, бросает последний взгляд. Димка всё ещё стоит там же. Тот же мост, тот же вокзал. Только время другое.
И она уезжает.
Город остаётся позади — как воспоминание, как фотография в старом альбоме. А вместе с ним остаётся и часть неё.
Но, кажется, на этот раз она смогла отпустить.
После поезда нужно было ехать на автобусе. Автобус трясся по разбитой дороге. Наталья сидит у окна, опираясь лбом о стекло. Дыхание оставляет тёплые пятна на холодной поверхности. За окном сменяются тёмные силуэты деревьев и редкие огни придорожных кафе. Пассажиры дремлют, автобус урчит, как старый кот, убаюкивая всех.
Она смотрит на смятый билет в руке и думает: всё. Конец.
Странное ощущение — лёгкость и пустота. Будто кто-то вынул из неё занозу, которая сидела так глубоко, что Наталья почти привыкла к боли. Но стоило её убрать — место вдруг стало пульсировать, напоминая о ране.
Может, это и есть «прощание»?
Когда-то она ждала этого. Не самого Димки. Нет. Ждала финала. Того самого, который распутает клубок из «почему» и «а если бы». Только финал пришёл поздно, через пятнадцать лет, когда, казалось, уже всё равно.
— Идиот, — шепчет она сама себе и закрывает глаза.
На остановке автобус делает паузу — последнюю перед трассой. Пять минут на выдохнуть и размять ноги. Наталья выходит в прохладный воздух. Небо чёрное, как смола, с редкими звёздами. Воздух пахнет бензином и осенью.
Она не думает ни о чём. Просто дышит.
Телефон в кармане вибрирует. Наталья достаёт его, зевая, а потом замирает.
Сообщение.
— «Прости. Я не хотел, чтобы так было».
Она читает его дважды, как будто с первого раза не поняла. Пальцы дрожат — то ли от холода, то ли от чего-то другого. Димка.
Смешно, правда? Три слова. Всего три слова, и сердце ёкает, как в тот вечер у моста.
Наталья улыбается — слабо, но искренне. Скользит взглядом по экрану, а потом смахивает телефон в сумку.
— И я тебя прощаю, — тихо говорит она в темноту. — Но дальше — одна.
Слова растворяются в ночном воздухе. Её не слышит никто. И, пожалуй, так даже лучше.
Автобус сигналит, собирая пассажиров. Наталья идёт обратно, ощущая лёгкость в каждом шаге.
Она снова садится у окна, и автобус трогается. Мир за стеклом снова плывёт мимо, но теперь он другой — спокойный. Как будто всё стало на свои места.
Впереди ещё много дорог. И теперь они — её собственные.
Город остался позади.
А Наталья — наконец-то — едет вперёд.
Продолжение истории уже завтра. Подпишитесь на канал, чтобы не пропустить!