Раз я завела канал, надо познакомиться.
✔ Меня зовут Мария. Романтичная мама хотела назвать Дорой, в честь героини фильма «Генералы песчаных карьеров», но вовремя передумала: с фамилией не сочеталось вовсе. Редкие имена – хорошо, распространенные – тоже хорошо. Мне нравится смотреть на других Маш и искать общее, нравится, что мое имя миллионы раз повторяли с любовью, это должно сообщать какую-то силу.
✔ Я родилась и выросла в Новосибирском Академгородке. У меня умные родители: мама – учитель математики, отец – ученый. К сожалению, интеллектуальные способности не всегда можно унаследовать – это не кокетство, я медленно соображаю, и земля за пределами гуманитарных наук покоится на черепахе. Тесты на IQ с ромбиками и палочками для меня таят примерно столько смысла, сколько таблицы для проверки зрения, а результаты обычно сообщают: не расстраивайтесь, зато вы хороший человек.
✔ Одна из моих бабушек намекала родителям, что у дитятки что-то или с головой, или со зрением, или с тем и другим вместе: я высыпала на пол коробку с пуговицами, брала по одной и чересчур пристально разглядывала. На самом деле это была увлекательнейшая игра в концерт в Колонном зале Дома Союзов. Пуговицы с голубыми цветочками изображали хор имени Пятницкого, мелкие разноцветные – детский танцевальный ансамбль, толстая пуговица от драпового пальто – Иосиф Кобзон, а неказистый разнобой сидел в зрителях.
✔ Когда мне было восемь лет, из роддома привезли младшего брата с совсем взрослым и сердитым лицом человека, который занимался своими делами, а его вдруг куда-то потащили. На следующий день странное выражение пропало, глаза приобрели обычную младенческую расфокусированность. Я читала брату вслух книжки: «Таинственное происшествие в Стайлз» Агаты Кристи и найденную на даче брошюру о вреде токсикомании, все эти адские истории про клей и бензин. Надеюсь, он не в обиде. Меня расстроил тот факт, что родители явно собрались воспитывать ребенка без всякой системы, не по Споку, Никитиным и Макаренко – я предвкушала, что сейчас начнется интересное, будем бегать розовыми пятками по снегу и шить трусы артелями, как в романе «Флаги на башнях».
✔ У меня синий университетский диплом филолога, о красном и не мечтала. Время учебы было временем постоянного физического дискомфорта: пять пар подряд, колючие колготки, пирожки с неизвестным мясом, съедаемые тайком под партой. Кроме того, у меня не завелось нормальной человеческой пудры, что очень мешало думать о древних римлянах. Помню простенькую, пахнущую тальком «Пани Валевска». На кобальтово-синей коробочке был нарисован профиль женщины, у которой, наверное, никогда в жизни не лоснился нос.
✔ Маяковский – прекраснейший из мужчин. Моей любви к нему хватило на диплом и ростки диссертации, потом аспирантура исчезла, зато остались книжки. Читаю и думаю, какой он деликатно ранимый – не как истерик, который чуть что, в рев и «Зинаида, не погуби», – а за фасадом из роста, баса, еще эти волоокие глаза. В.В. мне приснился один раз и прошел мимо, к каким-то значительным женщинам. Зато я часто наблюдаю во сне старцев из брежневского политбюро, то Михаила Андреевича Суслова, то Арвида Яновича Пельше, они кашляют и пишут, кашляют и пишут, вечные, как наскальная живопись. Может, это привет из позднесоветского детства, но вообще-то мама следила, чтобы мы не засыпали под телевизор.
✔ Пару лет назад я полюбила духи – до этого все они пахли пыльными шторами, кроме старых «Дзинтарс». Вот там нос ощущал карамельки «Дюшес» и мокрый клевер. Сейчас у меня десятка три флаконов. Смысл духов в стойкости, но я за летучесть: страшно открывать шкаф, зная, что на тебя шагнет призрак тетеньки из филармонии в янтарных бусах.
✔ Однажды меня вез таксист, поразительно похожий на Кайдановского в роли Филиппа Ломбарда. Это был он, все совпало, все было сделано с вниманием к деталям и с любовью: хищный нос, бледные, голубоватые, медузьи глаза без ресниц и почти без бровей, пальто с поднятым воротником, а еще перчатки, шляпа - Господи, кто в здравом уме будет носить шляпу в минус двадцать, рыжая невнятная щетина на худых щеках, и пришел вовсе не с мороза, нет, там было дождливо и ветрено, мой герой. Я так таращилась, что он спросил почему. Мне кажется, сравнивать кого-то с девятнадцатым веком и старше – хорошо и приятно, а с более свежими усопшими – неприлично, поэтому пришлось ответить, что я устала и сонная. «Вам надо поспать», – ответил он, не добавив «мисс Клейсорн», но и этого хватило, чтобы едва не получить инфаркт миокарда и лопанье со звоном всех предсердий, желудочков, аорт и остальной требухи, потому что в комнате пахнет водорослями, мальчик Сирил снова и снова просит разрешения доплыть до скалы, бесконечно нудит, вот что бывает, когда ребенка избаловали до предела.