В годы ВОВ руководство ЯАССР решило в принудительном порядке переселить колхозников Чурапчинского района на рыбодобычу в северные районы
Во время Великой Отечественной войны высшее партийное руководство Якутской АССР решило переселить колхозников из Чурапчинского района на север, чтобы они занимались рыбодобычей. Это решение было вызвано чередой неурожайных лет, а к 1942 году в Чурапчинском районе настала настоящая засуха.
Массовое переселение на Крайний Север обернулось настоящей трагедией. Тысячи чурапчинцев погибли от голода, холода и тяжелых условий труда. Эта мрачная страница в истории якутского народа остается в памяти.
Гром среди ясного неба
В 1939-1942 годах Якутия, особенно центральные и вилюйские районы, столкнулась с ужасной засухой. К этим бедам добавились трудности из-за начала Великой Отечественной войны. Из-за тяжелой ситуации с продовольствием в стране и на фронте, в 1942 году ЦК ВКП(б) и СМ СССР решили развивать рыбные промыслы в реках Сибири и Дальнего Востока.
В решении было указано, что переселению подлежат все работающие и их семьи, независимо от возраста. Каждый человек мог взять с собой не более 16 кг груза, включая еду. Переселение жителей Чурапчи проходило в конце сентября — начале октября 1942 года, когда на севере уже лежал снег и установились морозы. Людей из 41 колхоза переселили в Кобяйский, Жиганский и Булунский районы, чтобы избежать голода и участвовать в увеличенных планах по рыбодобыче.
Решение Якутского обкома о переселении было поспешным и плохо подготовленным, что стало основной причиной трагедии с большими жертвами среди переселенцев из Чурапчи
С Чурапчинского района на север отправились 41 колхоз, 1655 хозяйств и 4988 человек, в том числе 990 детей.
Переселенцы вспоминают, что новость о переносе прозвучала неожиданно, как гром среди ясного неба. 17 августа 1942 года в райкоме партии прошло общее собрание с руководителями колхозов и активистами.
Тем, кто уезжал в Кобяйский и Жиганский районы, разрешили взять с собой домашний скот — коров и лошадей, а для булунцев такое разрешение не дали. Оставшееся животное пришлось сдать государству за 41 копейку за килограмм. Люди покидали свои дома, оставляя имущество без присмотра, просто подперев двери.
Скромно собравшись, они с семьями и небольшими упряжками на быках добирались до причала на реке Лена. Дорога заняла два дня. В жару колеса от трения выделяли дым, и их приходилось тушить, обмазывая коровьим навозом, так как поблизости не было воды.
Неоправдавшиеся обещания
Руководство республики обещало не призывать мужчин из числа переселенцев в армию и создать для них хорошие условия для жилья и работы, а также обеспечить здравоохранение.
В постановлении говорилось, что каждый переселенец будет получать по 16 кг муки каждый месяц. Однако большинство этих обещаний не были выполнены. Самых здоровых мужчин всё же призвали в армию, а колхозники не получили ни нормального жилья, ни медицинского обслуживания, ни продовольствия.
Несмотря на все планы по переселению, жизнь переселенцев превратилась в настоящее бедствие. На пристани в Нижнем Бестяхе и в дороге до новых мест проживания умерло около 30 человек, и потеряли 150 голов скота. После прибытия в три северных района чурапчинцы столкнулись с трудностями, так как их плохо встретили и они почти не могли подготовиться к суровым зимним условиям. При этом им срочно нужно было начинать новое дело — рыбную ловлю — и выполнять производственные планы.
Прибавление такого количества людей в северных районах усугубило и без того тяжелую продовольственную ситуацию, что приводило к ненужным жертвам среди новоприбывших.
Голодная смерть в Кобяйском районе
В Кобяйский район переселили 18 колхозов, 683 хозяйства и 2493 человека. Чурапчинцы стали нежданными гостями, когда 159 из них доставили на пароходе "Киров" в дачное место Сулар. Никто не встретил их, и только спустя неделю они смогли найти председателя, который даже не знал о их приезде. В похожей ситуации оказались переселенцы в Хатырык Хомо. В итоге для них создали три наслега: Ленский, Люксюгюнский и Октябрьский.
Условия жизни у переселенцев были крайне тяжелыми. Они жили в старых балаганах и плохо построенных избушках, и всё это было очень тесно и без удобств. Особенно остро стояла проблема с продовольствием. Карточки на еду выдавались только работающим, поэтому вместо обещанных 16 кг хлеба давали всего 3-5 кг. Рыбу и масло выдавали в очень ограниченных количествах. Также им не хватало одежды, обуви и других необходимых вещей для дома.
С 1942 по 1944 год жизнь на новых местах оказалась крайне сложной. Из 854 хозяйств осталось всего 680, а из 2453 чурапчинцев на Кобяйской земле осталось только 1184. В 1942 году у них было 1039 голов крупного рогатого скота и лошадей, а в 1944 году — всего 259. Местные жители также страдали от нехватки еды и не могли помочь.
Из-за проблем с Кобяйским рыбзаводом чурапчинцы не получили зарплату за 25 тонн рыбы, что привело к голоду среди переселенцев. В такой ситуации люди были вынуждены продавать золотые и серебряные вещи, посуду и меха всего лишь за миску муки или несколько карасей. Даже приходилось есть подошвы обуви, ремни и ягель.
Выдержки из дневника десятилетней девочки из колхоза "Коммунизм" Майи Аргуновой:
"Выехали из Чурапчы 1 сентября 1942 г. На Нижнем Бестяхе в ожидании парохода 12 сентября умер брат Нюргун, заболел брат Егор. Получили "похоронку" на отца."
"… 3 января 1943 года. У нас совсем кончились продукты, нет ни грамма муки и рыбы. Деду совсем плохо, скончался ночью."
"10 марта 1943 года. Недавно умерла наша ангел-хранительница бабушка. Братья Алексей и Михаил умерли сразу за бабушкой. Нас теперь в семье остались только трое: я, старший брат Николай и мама…"
"3 мая 1943 года. Умерла мама. Бросив семью убежали в Чурапчу председатель и бригадир…"
"18 мая 1943 года. Умерли все, осталась я одна. Писать уже не нет сил…"
Ее, едва живую, нашли рыбаки. Она в руках держала портрет Сталина. Девочку накормили, поев немного, она, собрав последние силы, написала "любимому вождю И.В. Сталину с просьбой вернуть все колхозы обратно в Чурапчу". Ей не суждено было вернуться в родное село, она умерла, и похоронили ее там же на неприветливой Кобяйской земле. В этой трагедии погибло много людей от голода и болезней.
Жизнь в других северных районах
В Жиганском и Булунском районах было меньше жертв среди людей, поскольку местные жители подготовились к приезду чурапчинцев. Эвенки, с их широкой душой, активно помогали переселенцам: они дарили оленей и даже предоставляли свои дома, сами же переселяясь в урасы — для них это было обычным делом. Благодаря этому многие чурапчинцы смогли выжить.
Сын эвенкийского народа Николай Васильевич Шемяков из Жиганского района, впоследствии ставший депутатом Верховного Совета СССР, помог переселенцам создать приемлемые по военным меркам условия жизни, обеспечил продуктами, закрепил за чурапчинцами мастеров по ловле рыбы, которые делились с ними секретами своего мастерства.
Жителей Чурапчи также тепло встретили в Булунском районе. Ярким примером дружбы стало то, что 42 чурапчинские девушки вышли замуж за местных парней и остались жить в этом далеком северном крае.
Возвращение на свою землю
Чурапчинцы провели два-три года (с 1942 по 1944 годы) в сложных условиях, и за это время понесли огромные потери, так как среди переселенцев были в основном старики, женщины и дети. Только в 1944 году, благодаря настойчивым просьбам И.Е. Винокурова, новое партийное и советское руководство решило вернуть людей домой.
По данным на 1 января 1947 года, всего 1108 из 4988 переселенцев вернулись на родину. Из 41 колхоза вернулось 15, а из 1655 хозяйств — лишь 433. В северных районах остались жить только несколько сотен человек.
Только в 1991 году республиканские власти признали, что переселение чурапчинцев было насильственным и ошибочным. Из-за решений руководства в 1942 году тысячи людей столкнулись со смертью, голодом и болезнями. Этот исторический опыт должен напоминать всем о том, что бездумные и жестокие решения могут негативно сказаться на судьбе целого региона и всей республики.