Посвящается доблестному 44-му Нижегородскому драгунскому полку, русским воинам, павшим за Отечество, и их родственникам
… Русско-турецкую войну 1828-1829 гг. Нижегородский полк начинал под командованием Раевского-младшего, в 1829 г. получившего генеральский чин, а заканчивал уже во главе с полковником князем Андрониковым: Раевский из-за начавшейся болезни вынужден был уехать из действующей армии в Россию.
Иван Малхазович Андроников происходил из древнего рода кахетинских князей Андроникашвили; его мать была сестрой имеретинского царя Соломона II, а бабка – дочерью царя Грузии Ираклия II. Начав службу в 1817 г., в 1824-м по собственному желанию переведен на Кавказ в Нижегородский драгунский полк. Командир Нижегородского полка в 1829-1830 гг.
Во время Крымской войны, в 1853 г., одержал первую в эту войну победу над турками, нанеся со своим 5-тысячным отрядом полное поражение 20-тысячному корпусу Али-паши и захватив 5 знамен, 18 значков, 11 орудий, все артиллерийские припасы и весь турецкий лагерь. В июне 1854 г. вновь нанёс туркам крупное поражение, истребив с 10-тысячным отрядом 30-тысячный корпус Селима-паши, захватив всю артиллерию из 15 орудий, 35 знамен и значков, и три лагеря со всем имуществом, парками и магазинами.
Отъезд Раевского, только-только «принимавшего» в полку своего друга А.С. Пушкина и под командованием которого в полку служил Лев Сергеевич Пушкин, с Кавказа сопровождался некоторыми «неприятностями». Во-первых, государю донесли, что он «держит себя с людьми, сосланными под строгий контроль (с декабристами – ИР), на товарищеской ноге, обедает за одним столом и проводит с ними время в разговорах на иностранных языках». Действительно, Раевский «нисколько не беспокоился о маскировке своего отношения к ним – и этим дал повод обвинить себя чуть ли не в государственной измене».
Во-вторых, при таких «щекотливых обстоятельствах» Паскевич потребовал «строгого приема» полка от Раевского. При этом генералу А.Г. Чавчавадзе (в недалеком прошлом также командиру Нижегородского полка) было приказано быть посредником между ним и князем Андрониковым, принимавшим полк от Раевского.
Но Чавчавадзе, не побоявшись конфликта с главнокомандующим, «уклонился от этой обязанности и подал рапорт о болезни.
Это вызвало гнев фельдмаршала: «Я побуждаюсь заметить вам, – писал ему Паскевич – что вы не охотно исполняете долг свой, и я найдусь в необходимости представить Государю Императору об удалении вас, как бесполезного чиновника».
Чавчавадзе, «оскорбленный таким резким обращением, не стал дожидаться представления Паскевича, и сам подал в отставку». Паскевич не замедлил «пустить рапорт по команде, но в Петербурге взглянули на это дело иначе. «Государь Император, – писал Паскевичу военный министр – не изъявил соизволения на увольнение от службы сего отличного генерала, но если ему нужно провести несколько времени на свободе для поправления здоровья или домашних дел, то Его Величество согласен уволить его в отпуск на такой срок, какой ему нужен». Чавчавадзе воспользовался царским благоволением, а на место «посредника» был назначен князь Бекович-Черкасский.
Фёдор Александрович (Темир-Булат Касбулатович) Бекович-Черкасский – наследственный владетель Малой Кабарды. Являлся адьютантом Ермолова. Видный военный деятель, генерал-майор. Кроме родного черкесского языка хорошо владел русским, ногайским, татарским, турецким, арабским и персидским языками, а также и турецкой письменностью. Был незаменим как знаток обычаев, нравов и традиций кавказцев.
Однако ни Бековичу, ни Андроникову «некогда было (а скорее всего – из понятий офицерской чести – не сильно-то и хотелось – ИР) заботиться о строгом и основательном приеме сложного хозяйства Нижегородского полка, проведшего в беспрерывных военных походах последних четыре года».
Эти четыре года войны «не могли не оставить в полковом строю значительных пробелов, и на восполнение их направлен был весь Сводный уланский полк, братски деливший с Нижегородцами походные труды и лишения». Все уланские офицеры по окончании войны 1828-29 гг. были отправлены «по своим полкам, а нижние чины поступили в Нижегородский полк в полном составе за исключением тех, которые являлись коренными обитателями военных поселений. Их также отправили в Россию.
В числе нижних чинов поступили тогда в Нижегородский полк и трое разжалованных: Ворцель, Корнилович и Романов, первые двое из которых были декабристами, а история последнего была вообще любопытной и характерной для того времени».
Романов – сын помещика одной из степных губерний – на Кавказ, в Серпуховской уланский полк, был прислан рядовым в 1827 году по высочайшему повелению.
Двое его братьев уже служили на военной службе, и «в этом молодом человеке с богатым и развитым воображением, окрепло непреодолимое желание пойти по их следам, особенно после того, как он увидел царский смотр кавалерии и зрелищем которого был поражен». Однако, его отец был «категорически против его желания и определил его в гражданскую службу. Романов впал в состояние, близкое к помешательству: он сшил офицерский мундир, ходил в нем по городу и даже не снимал по ночам».
Полиция «взглянула» на это дело «по-своему» и решила «беспорядки» пресечь: Романов был арестован, предан суду как «самозванец», и приговорен к ссылке с лишением прав состояния. Но на этот «суровый приговор суда последовала Высочайшая резолюция: «Отправить его на Кавказ рядовым, не лишая дворянского достоинства».
Служа в уланах, Романов за турецкую войну был произведен в унтер-офицеры и получил Знак Отличия Военного ордена (высшая награда для солдат и унтер-офицеров), но на производство его в офицеры высочайшего соизволения еще не последовало и в Нижегородский полк он так и поступил унтер-офицером.
С уланским пополнением «укомплектование Нижегородского полка было, таким образом, закончено, но улан только и хватило на то, чтобы закрыть бреши, сделанные войной», а одобренный императором «проект» Паскевича о приведении с их помощью Нижегородского полка в десятиэскадронный состав так и остался проектом.
С лошадьми «было хуже: множество строевых лошадей, как Нижегородских, так и пришедших с уланами, из-за долговременной войны были негодны» и, кроме этого, не было обмундирования и вещей. Единственное, чем «щеголял» тогда полк – это «присланными из комиссариата новыми барашковыми шапками, на которых сияла красноречивая надпись: «За отличие».
Знак отличия на головном уборе — это коллективная награда в русской армии, которой награждали за храбрость целые воинские части.
«Первым по времени право на особое почетное отличие в униформе за храбрость проявленную в бою заслужил Павловский гренадерский полк. Полк отличился в сражении под Фридландом, которое состоялось 2 июня 1807 года. Во время сражения с французами личный состав полка, несмотря на существенное превосходство неприятеля, стойко держался на поле боя, неся серьезные потери. В том бою беззаветную отвагу проявили все чины полка от солдат до шефа павловцев генерал-майора Н. Н. Мазовского. Генерал, который получил ранение в ногу и руку и не мог больше находиться в седле, попросил 2-х гренадеров нести себя впереди полка во время последней штыковой атаки. Во время этой атаки Мазовский был ранен в третий раз, уже смертельно.
До этого Павловский гренадерский полк также успел отличиться в сражениях при Пултуске, Прейсиш-Эйлау, Гейльсберге и др. Отмечая боевые заслуги полка, специальным распоряжением императора от 20 января 1808 года было велено состоявшие в полку гренадерские шапки оставить в том виде, в каком они вышли из мест сражений, даже в случае, если некоторые из них были повреждены. Дополнительным распоряжением от 13 ноября 1809 года, было приказано на простреленных шапках выгравировать имена тех нижних чинов полка, которые вынесли их вместе с собой с поля боя. Впоследствии именно об этих воинских реликвиях писал А. С. Пушкин во вступлении к «Медному всаднику»: «Сиянье шапок этих медных, насквозь простреленных в бою». Всего в Павловском гренадерском полку хранилось около полутысячи таких головных уборов, которые переходили от солдата к солдату. И на каждой из них была помещена фамилия гренадера, который сражался в ней с французами под Фридландом. Позднее когда Павловский полк, получивший к тому времени статус гвардейского, получил и новый головной убор – кивер, который был общим для всей гвардии, по счастливому стечению обстоятельств и благодаря находчивости одного из павловцев императору все же пришлось вернуть полку его старое отличие. Обращаясь к стоявшему на часах гренадеру Лаврентию Тропину, который уже успел получить кивер, Александр спросил его: «Покойнее ли кивера шапок?». На это Тропин ответил: «Покойнее, но в гренадерских шапках неприятель нас знал и боялся, а вот к киверу его еще приучать придется». В итоге павловцам были возвращены гренадерки, а Лаврентий Тропин за свою находчивость был произведен в унтер-офицеры и получил 100 рублей, а также право первым приветствовать императора в момент его появления перед строем». (Информация с сайта https://topwar.ru/24179-znaki-otlichiya-na-golovnyh-uborah-carskoy-armii.html?ysclid=m1f4g3hy2i551788450).
«Шапочный вопрос» этот – замена киверов на барашковые шапки – возник еще в 1827 году, когда на Кавказ приезжал начальник Генштаба генерал Дибич и «был поражен, когда увидел войска, вышедшие в поход в фуражках. На вопрос – где же их кивера? – ему отвечали, что они оставлены на штаб-квартире. Это был так не похоже на все, что делалось в России, где офицер не мог даже выйти для простой прогулки по улице без головного убора, что Дибич счел нужным заняться этим вопросом более обстоятельно». Но по его же инициативе, когда он «убедился в непригодности тяжелых киверов при 40-градусной жаре и быстрых переменах погоды в горных условиях (войска, выйдя в поход в летнюю жару, могли за один горный поход столкнуться и с ливнями, и с зимними морозами – ИР), кивера были заменены на высокие барашковые шапки, напоминавшие персидские папахи». Правда, когда петербургские чиновники «добавили к ним козырьки, медные гербы, помпоны, этишкеты и чешуйки, то все достоинства папахи исчезли, и новые шапки стали теми же киверами, только обшитыми бараньим мехом». *
За военную кампанию 1826-1829 гг. – это русско-персидская война 1826-1828 гг. и русско-турецкая 1828-1829 гг. – князю Андроникову был пожалован Георгиевский крест 4-й ст. (как и капитану Гринфельдту вместе с производством его в майоры) и орден Владимира 3-й ст.
Орденом Владимира 4-й ст. награждены майор Семичев (тот самый, которому Раевским была поручена «опека» А.С. Пушкина во время его «Путешествия в Арзрум» с Нижегородским полком) и пятеро поручиков, в числе которых трое князей Чавчавадзе: Роман, Спиридон и Зураб. Поручик Язон Чавчавадзе, в числе других, произведен в штабс-капитаны; четверо офицеров награждены Золотыми саблями.
Анну 2-й ст. с Императорской короной получил майор Казасси (впоследствии по рекомендации Бенкендорфа он был назначен военным полицмейстером в Тифлисе; туда же был назначен и майор Гринфельдт). Анну 2-й ст. без украшения: штабс-капитаны князь Я. Чавчавадзе, барон Остен-Сакен и еще двое офицеров.
Анну 3-й ст.: поручик Р.Чавчавадзе и еще четверо человек из числа прапорщиков.
Анну 4-й ст.: трое прапорщиков, в числе которых князь Григорий Чавчавадзе. Монаршее благоволение объявлено штабс-капитану Шимковскому.
Нижним чинам назначено 67 знаков отличия Военного ордена.
Заметим отдельно: вольноопределяющийся Лев Сергеевич Пушкин, по своему желанию, как известно, «вольноопределившийся» в Нижегородский драгунский полк сразу после назначения командиром полка Раевского-младшего, получил офицерские эполеты («Левушка сияет, как медный таз» – писал об этом один из его друзей). И кроме этого Анну 4-й степени с надписью «за храбрость», Анну 3-й степени и Св.Владимира 4-й степени с бантом.
Вот таким – доблестным боевым офицером, грозой для врага (и при этом известным балагуром и весельчаком в быту) – был брат великого русского поэта!
Все участники турецкой кампании, кроме этого, были награждены учрежденной Николаем I серебряной медалью «За Турецкую войну» на ленте ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Медалью награждали всех, принимавших участие в военных действиях против Турции с 1828 по 1829 год. Ей награждались все генералы, офицеры, нижние чины, как строевые, так и нестроевые, а также ополченцы.
Источник: Потто В.А. История 44-го Драгунского Нижегородского полка / сост. В. Потто. - СПб.: типо-лит. Р. Голике, 1892-1908.